Примечание
* Высокий танец — быстрый оживленный танец эпохи Возрождения.
Удивительно, никто ее не останавливал, никто не задавал вопросы. Необычно. Для сирены казалось это странным. И очередной вопрос добавился к тому, что, собственно, произошло в замке во время ее отсутствия. Нет, даже не так. Почему Леонардо изменился? Выстрел, и привычный звук попадания стрелы в мишень. Почти в «яблочко». Мимолетная раздосадованность от неполного попадания и от боли в боку. Эйлин опускает оружие, давая ране перестать ныть. Даже после услышанного ей кажется, что тут что-то не так. Но все кусочки витража так и не могут встать на место. Понимает — ей надо перестать думать и пытаться найти ответы, но постоянные обрывки воспоминаний текущего дня продолжают всплывать. Выдыхает, прикрывая глаза. Нужно сосредоточиться и успокоиться. Вспоминает слова Шелы: «оружием надо управлять холодной головой». Эйлин отодвигает все мысли, не дает им пробраться и овладеть собой. Вновь поднимает лук и выпускает стрелу. Уже лучше. Одна рука более устойчиво держит лук, а вторая не поддается отдаче, не изменяет своего положения. Только рана снова начинает ныть. Небольшой отдых, и вновь стрела пронзает мишень.
Эйлин не следит за временем, она отсчитывает только, сколько раз подходит к мишени, чтобы собрать стрелы. В оружейной больше никого нет, не считая гвардейцев, стоящих снаружи и изредка заглядывающих, чтобы оценить обстановку внутри. Сирену не заботят такие «гости». Ее разум свободен, в голове ни одной мысли, и она полностью сосредоточена на тренировке. Даже сумерки за окном не мешают ей продолжать стрелять из лука. Да, не видно мишени, но сирена чувствует и знает, куда целиться. Перед ней уже несколько мишеней, она стреляет в каждую, двигаясь чуть ли не по всей комнате. Это Шела натренировала ее настолько хорошо. Эйлин решает остановиться, когда в оружейной полностью становится темно. Она бы продолжила и дальше стрелять, но звать служанок и просить зажечь свечи не хочется. И рана разнылась.
Королева аккуратно собирает стрелы, убирает их вместе с луком и выходит из оружейной. Ужин она уже пропустила, но, может, что-то осталось, и ей принесут в покои что-нибудь. Надеется на это. Редкие придворные встречаются на ее пути, на их лицах привычное за столько дней сожаление. Эйлин только кивает им и продолжает идти. Фрейлины уже успели рассказать о «родах королевы» и «мертвом ребенке», на что сирена едва ли не рассмеялась. Ироничная выдуманная история с учетом реальной истории почти годичной давности.
Покои встречают ее тишиной и легким светом, исходящим от свечей. Она их не зажигала. Хочет уже поблагодарить служанку, но ее место пустует, а у окна замечает мужскую фигуру, стоящую к ней спиной. С трудом узнает Леонардо. И стоит ей понять, кто пришел к ней, как ее настроение снова падает вниз, чуть ли не к самым настоящим демонам. А казалось бы, сирена только-только расслабилась и перестала думать о тяжелых мыслях и неразгаданных вопросов.
— Я недавно пришел, — поворачивается король. Его камзол расстегнут, открывая вид на камизу, волосы взъерошены в привычной манере, словно он вовсе забыл о своем идеальном виде. — Тебя не было на ужине. Я принес еду.
— Неужели там яд? — усмехается Эйлин, смотря на поднос с несколькими блюдами, от которых исходит вкусный запах, а ее живот предательски урчит.
— Нет, — улыбается Леонардо, подходя ближе. — Вообще я хотел с тобой поговорить.
— О чем? — все же сирена сдается и садится кушать за свой стол, на котором как раз и стоит поднос с аппетитной едой.
— Есть один вопрос, который надо выяснить, — король присаживается на канапе. Ему сложно подобрать слова, не знает, как начать. Ведь тема действительно очень сложная, и Леонардо догадывается, как Эйлин может отреагировать. — Как ты знаешь, в любом Королевстве дети очень важны для королевской семьи. Чем их больше, то дом считается процветающим и сильным.
— Также и в подводном мире. Но дальше-то что?
— Королевству Ноли нужен ребенок, — решает сразу же озвучить мысль Леонардо и поворачивается к сирене, которая замирает с вилкой и ножом в руке.
— А я тут при чем?
— Анна готова была родить ребенка и представить его, как твоего...
— Я знаю, Леонардо, — с громким звуком откладывает приборы и смотрит на короля с раздражением и злостью на лице. — Хочешь ребенка, так заводи. Но я тут при чем?
— Я...
— Или ты сейчас будешь говорить про брачный договор? Или припомнишь условие, которое придумали мои родители, чтобы я вернулась в море? Что ты хочешь от меня?
— Я хочу, чтобы та родила мне ребенка, — наконец он это сказал. Облегчение разлилось по его телу, и дышать стало легче.
— Нет, — изрекает Эйлин и возвращается к еде. — Сейлан мне рассказала, как ты упорно меня искал, что ты меня любишь. Но я не верю ни тебе, ни ей. Ты знаешь, что я всегда хотела вернуться в море. Даже сам сказал, что не собираешься удерживать меня. Так зачем сейчас говоришь о ребенке? Ты же можешь найти любую знатную девушку, сделать ее фавориткой, потрахаться с ней и завести ребенка. И она явно будет больше рада оказаться в постели короля, чем я. Так зачем тебе я для этого?
— Говоришь, как твой отец, — легкий смешок срывается с губ Леонардо, вспоминая тот далекий день в зале совещаний.
— Потому что это логично, Леонардо. И Анну ты любил больше.
— Откуда ты это можешь знать?
— Уже забыл? Она мне показала все, — устремляет свои голубые глаза на собеседника, смотрит, не моргая, будто пытается и ими рассказать что-то. — Я видела, как ты к ней относился, как заботился о ней, как... Как трахался с ней.
— Ты ревнуешь? — неожиданное предположение, Леонардо и не мог подумать об этом. Сирена, которая с самого начала его ненавидела, теперь ревнует? Но как она может, если не любит?
— Да. Ее к тебе. И мне не нравится, что ты ее любил, а меня насиловал, как самое последнее животное!
— Знаю, мои извинения ничего не решат, но прости меня, Эйлин.
Сирена ничего не отвечает и доедает свой ужин, запивая его вином. Ее сердце стучит, перед глазами образ лежащей под Леонардо Анны, как она сладко стонет, выгибается и хватается за короля. Эйлин сдается и признается себе: она хочет также, ей хочется испытать такое же. Ведь даже ее первая родственная душа смогла испытать радость и счастье, так почему и она не может? Сирена знает ответ, к сожалению. Ей сложно простить Леонардо.
— Я могу показать тебе, каково это, — неожиданно говорит король. — Ты позволишь?
— Почему ты со мной так поступил?
Леонардо хотел уже встать, подойти к сирене, но ее заданный вопрос вернул его на обратно на канапе. Он приоткрывает рот, чтобы ответить, но тут же закрывает. Резко осознание прошибает его мысли. Сирена не понимает, как устроен человеческий мир и не знает, кем был Энрике Кастильо. Для нее чужды все законы высшей аристократии, она не понимает всю значимость престолонаследия и династии, и Эйлин ничего не знает о деспотизме его покойного отца. Леонардо сомневается даже, что его бабка знает все и может объяснить это. Сирене же вообще тогда было не до этого. Она боялась незнакомого мира, сторонилась наседавшего Вильяма, показывала свою силу перед ним, королем, а убийство Роланда Маутнера повергло ее в шок, что она едва сохраняла рассудок. А тут он, Леонардо, который защищал трон и супругу от покушения, до чего Эйлин не было никакого дела. Сирена же обычная девушка, хоть и из воды, у нее были такие же чувства и эмоции. Черт, король и так знал, что поступал как самая последняя мразь на земле, пытался искупить вину, оправдывал себя. Только вот Эйлин не нужны эти извинения — ей нужно объяснение. И сейчас Леонардо понял.
— Ты знаешь, каким королем был мой отец?
— Это имеет сейчас значение? — видит подтверждающий кивок Леонардо и продолжает: — Умным и сильным?
— Не совсем, — мужчина усаживается поудобнее и начинает рассказывать: — Он был суровым, хотя всем казался, что он едва ли не посланник Бога. Именно он основал католицизм до того, как взошел на трон. При нем появилась вся духовная знать, первые церкви и соборы, он был основателем чуть ли не всех молитв и песен. Ему это нужно было, чтобы все подданные поддержали его, когда он взошел на трон.
— Разве преемника сразу не поддерживает народ?
— Не тогда, когда были слухи об убийстве короля Роберто Кастильо членом королевской семьи. Мой отец смог отвести от себя подозрения, но были те, кто сомневался. И тогда на его сторону встало все духовенство. Они говорили, что мой отец избранник Бога, что он ему поведал знания обо всем и приказал рассказать об этом своим подданным. Политика моего отца сразу же изменилась по сравнению с политикой моего деда. Энрике Кастильо жестко обратил всех в католицизм, вводил налоги, в том числе и на расходы церкви. Женское образование стало чуть ли не под запретом, хотя я слышал, что Роберто Кастильо задумывался о просвещении женщин. Всех своих подданных он держал чуть ли не в страхе, а на проступки аристократов закрывал глаза.
— Дальше что?
— Моей матери он полностью запретил чем-либо заниматься. Все, что она могла делать, это пить со фрейлинами, воспитывать детей. Во мне он видел продолжателя рода, желал, чтобы я проник в Ноли и сделал тут второй Аурум. Так почти, собственно, и было, но я вел политику, которую сохранял в тайне от тех, кто мог раскрыть все моему отцу. Даже Эдмонду не рассказывал.
— Я все еще не понимаю, при чем тут я, — честно признает Эйлин, откидываясь на спинку стула, отмечая, что уже довольно позднее время.
— Мой отец ненавидел подводных жителей, он хотел их поработить. Я не совсем понимаю, как, ведь вы же не выплываете на берег. Но потом начал понимать. Продолжай я политику Энрике в Ноли, то берег Аэквор был бы в моем распоряжении, а значит, я смог бы перевозить пойманных подводных жителей. Поэтому я и стал вылавливать русалок, чтобы...
— Я это уже знаю, — перебивает сирена.
— И самое главное, — кивает Леонардо, — Мой отец замешан в Черных днях Королевства Ноли, он избавлялся от знатных аристократов Аурума, и он убил Роланда Маутнера. В тот день я испугался, что он узнал о моей политике, и мне надо было тебя защитить. Согласно католицизму, брак невозможно расторгнуть ни в каком случае, кроме отсутствия консуммации или же близкородственных связей. Я хотел тебя защитить. Ты же слышала, что мой отец убил Диего, он мог так и со мной разделаться. Не так быстро, конечно, если бы мы сражались на мечах, но вот его излюбленный метод на меня бы точно повлиял, — замечает легкое замешательство на лице сирены и поясняет: — Он мог бы отравить меня.
— И только поэтому?
— Не совсем. Мне было проще, что ты меня ненавидишь. Так бы никто не стал бы рассматривать тебя, чтобы навредить мне. Но дальше... Не могу сказать, что я тебя полюбил, но ты мне стала важна. Я вижу, какая ты сильная, способная, и мне искренне жаль, что я поступил так ужасно, выгнав тебя из замка.
— То есть ты меня не любишь?
— Я тебя уважаю, а это важнее. Любовь рано или поздно может закончиться, а уважение надо заслужить, и оно так просто не пропадает. Ты достойная королева Королевства Ноли, Ее Величество Эйлин Изабелла Кастильо, — последние слова почти шепчет, но они отчетливо слышны в ночной тишине. Улыбка расходится на лице Леонардо, наблюдая, как сирена колеблется и неуверенно улыбается. — Подумай над моим предложением. Даже родив ребенка, я не буду держать тебя. Но я бы хотел, чтобы мой ребенок был от женщины, которую я уважаю. Отдыхай.
С этими словами мужчина выходит, оставляя Эйлин со своими мыслями под свет догорающих свеч. И наконец кусочки витража встают на место, наконец она понимает, что вообще происходит в замке и происходило. Но сирена не знает, что ответить на предложение Леонардо. Она была против ребенка, ей все равно на это. Какая жа ей выгода от этого? Что она сможет получить? Хотела бы узнать.
***
Послеобеденное время — любимое время в особняке после занятий музицирования. Именно в это время девушка может выдохнуть на время, насладиться знойным пейзажем за окном, прогуляться по высокой и густо растущей траве. В замке Эльза не особо любила лето, и она редко выходила в сад. Но здесь — совершенно другое дело. В редкие минуты, когда у ее подопечных только-только начались образовательные занятия, и Эльзе не надо идти присматривать за ними — принцесса Королевства может насладиться покоем наедине с природой. Ей нравятся поля вокруг особняка, потому что здесь никого нет, что можно прогуливаться в одиночестве под запах травы и теплой земли. Она слышала, что раньше тут был сад, но со временем граф Г'лад Гобайс перестал ухаживать за ним: графиня скончалась, а поддерживать красоту было не для кого, и возраст уже не позволял. Эльзе казалось это странным, ведь тот мог найти работников, но позже узнала — старый граф любил работать и украшать сад вместе с женой. А без нее смысла особого уже не было.
Она в особняке Г'лад Гобайс чуть больше четырех месяцев, но у подопечных довольно хорошие успехи, как в бою, так и в образовании. У некоторых, конечно, упор идет только в какую-то одну область, но есть и те, кто в обоих направлениях хорошо справляется. Эльза каждый месяц проводит проверку, лично контролирует процесс, а результаты потом отправляет королю вместе с докладом. Ведь это было гарантом, что ей позволят заниматься своим проектом. Через несколько месяцев, как писал Ричард, он должен посетить их и сам просмотреть ежемесячную проверку, если ничего не изменится, конечно. А Эльзе кажется, что многое успеет поменяться к тому времени. До нее дошли новости о смертях в южном Королевстве, о возвращении королевы Эйлин, о ее «мертвом ребенке», но принцесса не знает, как реагировать на это.
Эйлин ей симпатична, она хотела бы с ней дружить, но та так и не прочитала письмо. Конечно, как королева могла прочитать письмо, когда еще не вернулась в замок, но с ее возвращения прошло уже несколько недель, и Эйлин могла уже прочитать и ответить. За это время даже ее мать несколько раз обменялась письмами со вдовствующей королевой Сейлан. В тот вечер, когда Эльза написала письмо, ей было одиноко. Шел проливной дождь, а гроза с громом полыхали за окнами, что стекла периодически дребезжали, а огонь от свечи все время хотел либо покинуть свое пристанище, либо потухнуть вовсе. Незадолго до этого из ее кабинета ушел Вильберт, а Эльза не могла перестать думать о нем. Хотела бы она услышать какой-нибудь совет от подводной принцессы или просто поговорить о чем-нибудь.
В ее душе кружились в высоком танце* много эмоций, они сливались, менялись партнерами, что совершенно нетипично для придворных танцев, но именно так чувствовала себя Эльза в тот холодный вечер. Ее взгляд продолжал скользить по стулу, на котором сидел Вильберт. Казалось, она чувствует его запах, смешанный из аромата бумаги, чернил и ухаживающих средств для инструментов. Принцессе и самой нравился запах чистых инструментов, их идеальное состоянии, говорящее, что они готовы поведать миру о чувствах исполнителя. Вильберт был для нее духовной поддержкой, тем, кто не ее подчиненный, не ее ученик. Вильберт — просто композитор, он близкий друг, и принцесса к нему испытывает сильные чувства, которые просто так и не выразишь, и не позволишь раскрыться из-за различия их социального статуса — принцесса и виконт — совершенно разные ступени. В тот вечер Эльза излила свою душу в письме, ей хотелось куда-то выместить свои переживания. Конечно, самый привычный для нее способ — музицирование, но в столь позднее время никто не играет. А еще ей не нравится переписка, ведь понимает, как много шпионов развелось, сама в прошлом промышляла этим. Но все равно решилась отправить письмо.
Все это, правда, отходит на второй план под прекрасным зеленым полем, ярким солнцем, летающих насекомых и поющих птиц, изредка пролетающих рядом. Эльза не может сдержать улыбку, проводя кончиками пальцев по зеленым стебелькам, а потом не может удержаться от искушения — присаживается на траву, сминая ее и наплевав на опрятность придворного платья, расшитое лучшими мастерицами. Да и кто ее увидит? Это же частное поле графа, и крестьяне сюда не придут, как и кто-то из незваных гостей. Принцесса настолько сильно погружается в созерцание природы, как насекомые занимаются своими делами, как бабочки и пчелы порхают над цветами, что не замечает рядом с собой фигуру, пока она не заговаривает:
— Эльза, там драка, — а девушка дергается от неожиданности и с испугом поднимает голову на композитора, возвышающегося над ней. До ее сознания доходит смысл сказанного, но то, что она видит перед собой отодвигает всю рациональность. Покрасневшие щеки Вильберта, где-то оставленный шарфик позволяет увидеть шею, вздымающаяся чаще обычного, а темный ореол от игры солнца и теней завораживает. — Эльза!
— Да, — отмирает, хотя прийти в себя сложно. Принцесса облизывает пересохшие губы, моргает несколько раз, сгоняя пелену и наваждение. — Помоги мне встать, пожалуйста.
Композитор крепко обхватывает протянутые руки и тянет на себя девушку, которая от резкости не удерживается, носки туфель путаются в траве и подоле платья, и Эльза неожиданно оказывается в объятиях Вильберта, а его руки уже находятся на ее талии. Сердце заходится в сильном ритме, кажется, его слышно в особняке. Ее всю начинает трясти, не помнит, было ли с ней нечто похожее. Определенно, нет. Такое впервые. Сколько себя помнит, всегда была собрана, всегда держала свои эмоции, чувства и мысли под контролем. Но с Вильбертом не может. Будто он открывает в ней такие стороны, которые раньше для принцессы были под запретом, или они где-то были, но для нее были скрыты.
— Замерзла? — шепчет виконт, на что Эльза тут же поднимает глаза, удивляясь тому, как чужое лицо близко к ее, и какой проникновенный взгляд у парня. Не замечала. Он смотрит в душу своими светлыми глазами, не моргает. — У тебя очень красивые глаза, будто два цветка.
— Достались от бабушки, — смущенно улыбается Эльза. Раньше ей такого не говорили. Думает, предпочитали не спрашивать — вдруг это болезнь какая-нибудь, а не просто что-то, что перешло по крови.
— Похожи на два колокольчика, — продолжает шептать Вильберт и кончиками пальцев притрагивается к лицу Эльзы, но тут же убирает руку и закрывает глаза: — Пора идти. Иначе твои ученицы сломают всю мебель.
Тут же виконт отпускает принцессу и отходит немного назад, открывая глаза под озадаченный взгляд. Но Эльза решает, что спросит позже, ведь сейчас действительно надо идти, ведь еще не было такого, чтобы ее подопечные устраивали погромы или драки. Они спешат в особняк. Правда, высокая трава и длинная одежда задерживают их. Несколько раз Эльза чуть не падает, но Вильберт всегда оказывается рядом, протягивает руку и помогает не оказаться носом в траве и полевых цветах. Приблизившись к особняку, входить не надо, чтобы услышать крики, удары о мебель и попытки остановить участников драки. Принцесса сразу же устремляется на звуки, она перепрыгивает ступеньки и только чудом не наступает на подол платья. Но добравшись, застывает в дверях: ее подопечные, разделенные на две стороны, избивают друг друга, полностью позабыв о всех правилах поведения и правилах боя. Понятно, что во время сражения методы становятся не важны, но такое безрассудство и жестокость сродни только пьяницам в тавернах и бездомным детям. И такое можно допустить только во время битвы на смерть, когда шансы выжить малы, а противник уже давно позабыл всю мораль и ценности.
— А ну хватит! — кричит во всю силу разъяренная Эльза. — Хотите драться, идите тренируйте рукопашный бой или фехтование. Быстро все на площадку! — хочет уже уйти, но, не замечая движения за собой, оборачивается и добавляет остановившимся девушкам: — Иначе это будет ваш последний день здесь. Сил разобраться с вами мне хватит, особенно, смотря на ваши «отточенные навыки».
Едва сдерживая обуздавшую ее тело и разум злость, Эльза идет в сторону выхода, слыша за собой шаги подопечных. Она выводит их на тренировочную площадку, с помощью отставного генерала достает мечи и кидает с сильным лязгом на пропитанную солнечными лучами траву.
— Берите и деритесь. В чем проблема?
— Без доспех? — спрашивает одна, которая была агрессивнее всех, участвовавших в потасовке.
— В кабинете вы и без них хорошо справлялись. Давайте!
Девушки неуверенно разбирают оружие, встают напротив друг друга, с кем «воевали» в кабинете. Их мечи поднимаются, держат они их крепко, но все первые удары слабые, зажатые, словно боятся причинить друг друга вред. Хотя в действительности так и есть, Эльза видит. Только вот это их не остановило затеять потасовку во время учебного процесса.
— Где ваш напор? — не сдерживает гнева принцесса и сама поднимает меч и нападает на первую стоящую к ней девушку. Той удается отбить первый удар, но вот второй не выходит, их мечи скрепляются и не расходятся под натиском двух девушек.
Эльза скользит по траве, радуясь, что трава на площадке вытоптана за столько месяцев. К ее сопернице присоединяются и другие девушки, пока все затейницы драки не выступают против Ее Высочества. Но Эльза не будет собой если позволит себя одолеть. Она отбивает удары, продолжая двигаться в давящем корсете. Собственно, они все сейчас в них, и у всех длинные платья. Их движения наконец собранные, уверенные, хладнокровные и такие, за которые не стыдно будет на поле боя. Принцесса уворачивается от летящего на нее клинка, разворачивается и рассекает своим мечом руку одной из девушек, что сразу же останавливает всех.
— Если у вас какой-то конфликт, то вы приходите сюда, выбираете оружие и участвуете в поединке до первой капли крови. Кого ранят, тот проиграл. Остальным тоже скажите об этом, — Эльза отдает свое оружие отставному генералу и собирается уже уходить, как останавливается, оборачивается и добавляет: — А, и, конечно же, весь поединок вы проводите без брони и в той одежде, в которой пришли.
***
После помолвки Селеста вышла из состава фрейлин королевы, но все равно раз в день сопровождает Эйлин на прогулке или заходит в покои. Сирена намеренно не заводит тему о ее скором замужестве на протяжении нескольких дней, хотя хотелось неимоверно. Ведь помнит, как Селеста рассказывала о невозможности ее брака с герцогом Кастильо: что ее отец считает Себастьяна своим сыном и не позволит случиться «кровосмешению», хоть и духовному. Эйлин хочется узнать детали, но уверена — ее не посвятят в это. Информация не для ее ушей. Теперь с ней осталась только Оливия, им комфортно молчать рядом друг с другом, заниматься своими делами и заполнять оставшееся время редкими диалогами. Знает, что Шела вернулась в замок, но графиня с сиреной видится не часто, а вечером уходит в свой дом. Слышала, та ведет какие-то дела с королем, они что-то обсуждают. Эйлин не спрашивала, уверена, что это какие-то государственный дела.
Кажется, что жизнь в замке вовсе не изменилась. Но, сравнивая ее с той, что текла до Самайна, удивительные вещи всплывают в сознании Эйлин. Видит, что жизнь поменялась. Просто это она настолько привыкла ко всему новому, что не воспринимает происходящее как нечто невообразимое, что способно почву из-под ног выдернуть. Вот, ее приветствуют придворные девушки. Вот, кто-то расспрашивает о ее самочувствии, а кто-то сочувствует утрате. Но среди них не встретишь аристократок из Аурума и, тем более, из Менсиса, а из Делиджентиа никто и не приезжает. И коридоры стали более просторными и тихими. Эйлин вновь прогуливается по саду в сопровождении Оливии, осматривая яркие цветы, чувствуя, как запах сырости и мокрой земли проникает в ее легкие. С урожаем могут быть проблемы — отмечает. Виконтесса поднимает голову к серому небу, когда Селеста выплывает из-за поворота и улыбается.
— Мне будет не хватать наших прогулок по саду, — произносит мелодичным голосом герцогиня.
— Зато теперь за тобой будут идти фрейлины и изнывать от усталости, — шутливо продолжает Эйлин, растягивая губы в легкой улыбке. Они присаживаются на скамейку, но Селеста сразу же не выдерживает и поворачивается к сирене с явным страхом и тревогой на лице:
— Скажи, что мне делать, если у Себастьяна появится фаворитка?
— Не убивать ее, — изрекает Эйлин, но тут же добавляет более серьезно: — Я не знаю. Возможно, смириться и поговорить об этом, — наблюдает слабый кивок и потухший взгляд герцогини, королева не может не попытаться успокоить подругу: — Шела мне рассказывала, что все мужчины могут изменить. Но мне кажется, что, если Себастьян в свои годы не женился и у него нет внебрачных детей, то он может стать хорошим супругом.
— А если мне не понравится? — осторожно спрашивает бывшая фрейлина.
— Что не понравится?
— Брачная ночь, — на выдохе слова срываются, и их уносит подувший легкий ветер.
— Я не лучший советчик в этом, — горько усмехается Эйлин, вспоминая венчание и консумацию.
— Прости, я...
— Не надо. Ты не виновата. Селеста, не бойся. У вас у обоих чувства друг к другу. Если Себастьян сделает тебе больно, то я лично приеду и поговорю с ним.
— Хорошо, — смеется Селеста. — Через несколько дней я уезжаю. Мне будет вас не хватать. Эйлин, ты заслуживаешь счастья. Где бы ты не осталась, я буду молиться за тебя. Оливия, у тебя прекрасные способности управления, и мне нравится твой командный голос. Ты могла бы занять важное место в Королевстве. Спасибо вам, что стали мне подругами. До того, как я стала фрейлиной, то не могла ни с кем подружиться или заручиться поддержкой при дворе. Меня либо сторонились из-за моего статуса, либо намеренно игнорировали.
— Не говори так, будто не собираешься нам писать, — утирает слезы расшитым платком Оливия.
— Конечно буду, — накрывает руки виконтессы Селеста, мягко соскальзывая со скамейки и присаживаясь на корточки как вовсе не подобает знатной девушки. — Вы очень дороги мне.
— Я буду по тебе скучать, — честно изрекает Эйлин, утирая уголки глаз. Совершенно не ожидала от себя такого. Ей не хочется расставаться с той, кто терпел ее раздражение и отстраненность в первые дни знакомства, кто учил тонкостям придворной и человеческой жизни, кто был рядом в тяжелые ночи. Сирена сожалеет, что не ценила ее достаточно, что во время изгнания не вспоминала о подруге. Но сейчас эта нехватка так остро ощущается, словно ей разбили сердце, а все нутро сопротивляется принятому решению. Хочется еще немного продлить их общение, их чтение вслух, вечернее обучение с их помощью.
— Не знаю, будет ли приглашение на свадьбу из-за траура и распоряжением быстрее обвенчаться, но как только получится, я обязательно приеду, — тепло улыбается герцогиня. — Но сегодня мы можем провести вечер как в прежние времена. И, Эйлин, обещаю, вино запрещать пить не буду!
Девичий смех разносится по саду, на что редкие проходящие мимо придворные оборачиваются и чуть ли не шептаться начинают. Помыслить не могут — Ее Величество и смеется? Как такое может быть? Для них это очень редкое явление, но Эйлин все равно. Она хочет провести счастливые часы с подругами, которые стали ближе вдовствующей королевы, которая чуть ли не клялась, что будет на ее стороне и защищать от всего. Только это уже не важно, сирена не хочет больше думать о Сейлан, о ее планах, намерениях. Ей хочется отдохнуть и насладиться вечером в своих покоях вместе с «самыми опасными девушками», как когда-то назвал их Леонардо. Кто бы мог подумать, что она, сирена, по итогу будет к ним питать очень теплые чувства?
***
Селеста вместе с Себастьяном покидают замок через несколько дней. Эйлин долгие минуты не может отпустить руки герцогини, но все же заставляет себя, и провожает кортеж из карет застывшими каплями слез на глазах. Ей тяжело и грустно, но все же рада, что подруга обретет счастье. Сразу же, как кареты скрываются из вида, королева направляется в оружейную и продолжает свои тренировки. Мысли постепенно возвращаются в порядок, ее уже не тревожит Леонардо, Сейлан и даже витающий в воздухе след Анны. Кажется, Эйлин обрела спокойствие, но очередная выпущенная стрела вновь подводит ее к последнему разговору с королем по поводу ребенка. Знает, ей надо дать ответ. Каждый день чувствует на себе пронзительный взгляд Леонардо. Тот не заговаривал больше об этом, но немой вопрос всегда присутствует рядом. Что ей сказать — не знает. С одной стороны, ей хочется испытать близости с Леонардо, как было между ним и графиней Фрей. С другой же стороны, не может представить, что будет дальше, если ей удастся забеременеть и родить ребенка.
Стрелы продолжают лететь в мишень, но поток сознания сирены крутится вокруг Леонардо и его предложения. Не слышит, как дверь громким стуком открывается, и некто проходит внутрь, вставая позади. Тяжелая рука ложится на ее плечо, и Эйлин резко возвращается в реальность, оборачивается, натягивая тетиву со стрелой, и едва ли не выстреливает — перед ней оказывается король. Но тетива уже готова соскользнуть с пальцев, и только молниеносное движение влево, и стрела вылетает в стену, не задевая Леонардо.
— Хорошая реакция, — кивает король. — Ты времени зря не теряла.
— Все благодаря Шеле, — опускает оружие.
— Тебе очень повезло ее встретить, — уголок его губ слегка дергается вверх, но глаза и не пытаются опуститься вниз, они наоборот продолжают цепляться за хрупкую вооруженную девушку перед собой.
— Да, — Эйлин не выдерживает чужого взгляда и принимается собирать стрелы из мишени и убирать оружие. Ей тяжело смотреть на Леонардо, но чувствовать его пронзительное наблюдение еще сложнее. Он будто добычу выслеживает, выжидает удачный момента для нападения. И сирена готовится. — Зачем ты пришел?
— Хотел узнать твое решение по поводу рождения ребенка.
Этого следовало ожидать. Знала, что король ждет ответа, а она так ничего не надумала. Не может повернуться к мужчине, ее руки так и замирают над луком, скользя пальцами по гладкому дереву. Глубокий вдох и выдох. Решается. Чего, собственно, ей терять?
— Я согласна, — поворачивается с плотно сжатыми губами.
— Ты... ты уверена? — удивление так и расцветает на мужском лице.
— Как сказала тебе Анна, «я хочу попробовать, какого это, без принуждения».
— Я помню эти слова, — Леонардо будто пронзают тысячи копий, кажется, его тело сгибается под тяжестью металла в одну секунду, а во взгляде боль потери выходит наружу из потаенных уголков. Эйлин видит эти изменения, то, что творилось и творится в душе короля. И понимает, что не только она одна страдала по смерти Анны — Леонардо Кастильо, сын деспотичного отца, сожалел о своих поступках, тоже корил себя в смерти фаворитки, искал сирену, чуть не развязав войну. — Тогда я покажу тебе.
Он медленно приближается, вставая почти вплотную к дрожащей сирене. Его холодные пальцы касаются внутренней ладони, отчего Эйлин дергается, но не отступает. Ее поражают темные и завораживающие глаза Леонардо, то, как он смотрит с легким страхом и нарастающей страстью. Точно также, как смотрел на Анну в ее воспоминаниях. Сирене почувствовать бы укор совести, но уже поздно, она сделала новый шаг и непонятно к новой ошибке или к правильному решению. Отступать поздно. Вторая ладонь дотрагивается основания шеи. Маленький шаг, и Леонардо почти дышит в губы Эйлин, которая с трудом дышит, ее сердце пропускает сильные удары. Ей не по себе от своих эмоций, но она боится сделать что-то сама. Не умеет просто-напросто.
— Мы не раз уже делали это. Не бойся. Я не причиню тебе боль, — шепчет король, выдыхая горячий воздух на губы сирены.
Она прикрывает глаза от пробежавшихся мурашек, а через секунду чувствует, как Леонардо целует ее. Осторожное прикосновение, позволяющее привыкнуть к ощущениям, но такое чувственное, будто тот, кто начал, желает рассказать обо всем. И Эйлин принимает чужой рассказ, она позволяет ему поведать о своих переживаниях и мыслях. Ее губы едва заметно отвечают, и мужчина принимается медленно учить, показывать, что поцелуй может быть и без ненависти и равнодушия. Сирена отвечает, и сама не понимает, как оказывается в крепких мужских объятиях. Ее разрывает от облегчения и легкой радости. Она теряет опору, что приходится ухватиться за Леонардо. Медленные движения губ, сильная рука, охватившая талию, и не озвученные слова рассказа творят невообразимое. Для Эйлин все остальное теряет значение, она позволяет королю касаться себя, ласкать, пока сама едва не падает от разрывающейся груди, от трепета, волнения и желания получить еще больше этих ласк, которые, как оказывается, могут приносить удовольствие, могут исходить от искренности и честности. Но больше всего ее поражают чувства Леонардо, которые считываются их родственной связью: благодарность, смешанная с уважением и страстью, удерживающаяся волей хозяина.
Губы медленно отодвигаются и переходят на шею. Еще более осторожные касания, едва ощутимые при других обстоятельствах — но в этих — для Эйлин каждый разгорается огнем, желанием ощутить большее, мурашками, разрастающиеся быстрой поступью по телу, и еще большим головокружением. Она чувствует, что уже готова ко всему последующему. Ей хочется этого. Но Леонардо медленно отстраняется, продолжая удерживать хрупкое тело в своих объятиях.
— Пока хватит. Не хочу спешить, — спокойно изрекает король, смотря прямо на сирену перед собой и поглаживая ее спину.
— Спешить? — не может сдержаться от горькой усмешки Эйлин, чувствуя сожаление от прекращения ласок. — Мы уже женаты.
— В этот раз я не буду давить на тебя. Если... Если хочешь продолжения, приходи сегодня вечером в мои покои.
— А если не захочу?
— Тогда не приходи. Ты знаешь, что я чувствую и знаешь, что я не пытаюсь заставить тебя делать то, что мне надо. Не в этот раз.
Эйлин кивает, позволяя Леонардо уйти. Она действительно чувствует и понимает короля в этом вопросе. Их связь очень яркая и сильная. Король позволяет ей «услышать» свои мотивы. Он показывает, что хочет ее, ему мало одного поцелуя. И не скрывает. Только вот он не собирается насильно или влиянием заставлять ее идти в свои покои. Леонардо собирается ждать и будет ждать ровно столько, сколько ему отведено времени. Сирене помучить бы его, показать, что она все еще обижена, что не примирилась со всем произошедшим, но уже поздно для этого. Она готова перешагнуть все это ради своего удовольствия, просьбы короля и политического хода. Все остальное не имеет значения. Эйлин придет вечером в покои Леонардо.
Примечание
Глава должна была выйти на неделю раньше, но из-за работы я не могла спокойно отредактировать текст, скинуть бете и выложить. А еще из-за работы написание главы откладывалось, потому что в день получалось писать от силы 200-300 слов. Хотелось бы поскорее дойти уже до самой заварушки, но пока тут предстоят всякие другие сцены с расстановкой персонажей на новых позиций. Хотя, может, ждать осталось не так уж и много (по главам). И то чувство, когда главу начала писать в начале месяца))))