Позиция "за"

R Ориджинал Неро Триллер Философия Учебные заведения Спасение Жизни

Это был обычный школьный день. Олег пришел в школу, сложил книги на краю парты и развернулся к соседу, чтобы обсудить только что вышедшею серию любимого сериала. Группа девчонок толпилась у окна, одна из них, гордо расставив на подоконнике все содержимое свое сумочки, хвасталась новой ярко-алой помадой, которой можно будет воспользоваться на предстоящем выпускном. Ребята играли в видеоигры, склонившись над приставками и соприкасаясь лбами. Дежурные приготавливали доску и мел к уроку. С началом урока все расселись по своим местам, и молодая учительница стала объяснять им новую тему, временами выслушивая добрые подколы и шутки от особо языкастых учеников и учениц.

Это был обычный школьный день, который обернулся трагедией. Внезапно, прямо во время объяснения, разбилось окно, и с секундной заминкой раздался оглушительный взрыв. Олег, который сидел на самом дальнем от окна ряду, упал на пол, закрывая голову от осколков и обломков.

Пламя начинало расти, его языки хватали письменные принадлежности, заставляли обложки учебников чернеть по краям и сворачиваться. Дети кричали, метались от испуга, наталкиваясь друг на друга. Учительница, оказавшаяся самой незащищенной и близко стоявшей к эпицентру, лежала в стороне. Олег, все еще сидя под партой, видел, как отлетели ее сломанные очки, и от одного только их вида он почувствовал тошноту и головокружение.

― Успокойтесь все! ― громогласно кричал Андрей – высокий, широкоплечий парень, староста их класса.― Нам нужно выбраться как можно скорее. Постройтесь все в колонну по одному и двигайтесь к западному выходу!

Олег краем глаза заметил, как его соседка по парте, вылезла из-под парты и неуверенно двинулась к выходу. Пламя полыхало, сжирало занавески и цветы, стоящие на учительском столе. Взрыв прозвучал как раз около него, разрушив окно, стену и потолок. От этого чуть ли не в середине класса образовалась дыра, откуда также доносились крики и плач. Олег даже не хотел думать о том, что там могло происходить.

― Поднимайся! Быстро! ― в приказном тоне сказал Андрей, оказываясь около его парты, хватая его за предплечье и заставляя подняться на ноги. ― Ты в порядке?

Олег повел глазами и зажмурился от вспыхнувшей боли. Его тошнило, он не чувствовал ног и завалился на бок сразу же, как только встал. В классе было жарко, становилось труднее дышать из-за дыма, к тому же Олег чувствовал, как со лба что-то капает и застилает ему обзор, но проверить, что это, он не решился.

― Нужно спешить! ― крикнул Андрей, утягивая его за собой прочь из класса.

В коридоре царил самый настоящий хаос. Пламя резвилось и кокетливо хватало пробегающих учеников за штанину, рукав или распушенные волосы. Оно, разрастаясь из-за ветра, который шел из разбитых окон, вставало во весь рост, как огромная живая стена, не позволяя никому пройти. Тем не менее, учителя старались вывести учеников из школы как можно скорее, старались сдерживать панику, к тому же скоро должны были приехать пожарные и скорая, а значит, скоро все будет хорошо.

Олег дернулся, когда Андрей повел его к одному из выходов, и тот непонимающе посмотрел на него.

― Нельзя бросать Елену Викторовну, ― прошипел Олег, чувствуя, как от звука собственного голоса пульсировало в висках и затылке, а по всему телу ползла волна жара.

Андрей посмотрел назад и увидел все еще лежащую учительницу. Ее ноги были изрезаны осколками, часть конечностей отсутствовала, строгий костюм был разорван в некоторых местах, а лицо залито кровью, струившейся с затылка. Андрей стиснул зубы, рванул внутрь, стараясь игнорировать бушующий огонь и прикрываясь рукавом рубашки. Олег, наплевав на собственно состояние, бросился за ним.

― Она еле дышит, ― ответил Андрей, убирая ладонь с ее шеи, чтобы закинуть руку себе на шею. ― Нужно вытаскивать ее.

Олег повторил действие за ним, и они вдвоём поспешили вон из класса, пока не стало еще хуже, благо, что учительница была некрупного телосложения, поэтому двое парней смогли ее нести. Оказавшись в коридоре, они поняли, что последние. Это радовало, но в тоже время пугало. Все их друзья были в безопасности, даже если они ранены или без сознания, то им обязательно помогут. Но Олег и Андрей были заперты внутри полыхающей школы, и, если они не выберутся отсюда, то их или найдут спасатели, или тоже найдут спасатели, только когда будут осматривать обломки сгоревшего здания. Мысль о том, что они могут тут умереть втроем, настолько пугала Олега, что он ощущал, как немеет тело, как меркнет разум.

― Все будет хорошо, ― твердил Андрей, тяжело дыша и кашляя от густого дыма и невероятного жара, который обжигал и щипал уже полученные ранения. ― Мы обязательно выберемся отсюда.

Олег только сейчас заметил порезы на лице одноклассника. Он был весь в копоти, его очки сломались, поэтому сейчас он шел, чуть щурясь на окружающую обстановку, будто в нерешительности, туда ли они идут. Больше всего Олега пугал огромный уродский ожег на шее Андрея, который был похож на пятно племени и который заставлял Андрея временами морщиться и кончиками пальцев касаться его.

Когда они добрались до конца коридора, то стало немного сложнее. Лестница было полностью разрушена, в полу дыра, ведущая на первый этаж, и им как-то нужно было туда спуститься, при этом взяв с собой учительницу.

― Прыгай первым, я передам тебе ее, ― сказал Андрей, неаккуратным движением вытирая выступающий пот и снова заходясь в кашле.

― Ты уверен, что получится? ― спросил Олег, оценивающе смотря вниз, чтобы придумать, как можно хоть немного смягчить падение.

― У нас нет времени, чтобы торчать здесь! ― рявкнул он, дергаясь всем телом, будто таким образом желая заставить одноклассника идти. ― Если ты не возьмешь яйца в кулак и не спустишься вниз, я сам спущусь на твоих кишках!

Олег сглотнул и сразу же закашлялся, воспаленными глазами смотря на Андрея. Он был прав, времени на сомнения и страхи у них не было, поэтому действовать нужно было быстро. Олег вылез из-под руки учительницы, заставив ту повиснуть на Андрее, а потом подошел к краю. Было относительно невысоко, он с ребятами прыгал с крыши гаража, поэтому это не должно было вызвать проблем. Олег взял небольшой разгон и прыгнул, расцарапав при этом себе бока об выступающие металлический пруты, перегруппировался и благополучно приземлился. Голова кружилась из-за таких резких движений и катастрофической нехватки кислорода, но он заставил себя встать и посмотреть наверх, призывая одноклассника идти за ним.

Андрей осторожно подошел к краю, держа учительницу за подмышки, и принялся опускать, опасно наклонившись.

― Отпускай, я ее поймаю, ― крикнул Олег, и одноклассник сделал, как тот просил.

Олег действительно надеялся, что Елена Викторовна несильно пострадала во время взрыва, что было маловероятно, и что они своими неловкими, неумелыми движениями не делают только хуже. Но когда он смотрел на нее там, сидя под партой, он не мог ничего поделать со своим страхом, он злился и бесился на себя за это мимолетное проявление слабости, и, если бы они бросили ее там, то он точно никогда себя бы не простил.

Удобнее перехватив, Олег взял Елену Викторовну на руки и посмотрел наверх – Андрей все еще медлил из-за приступа кашля и судороги, которая прошлась по его телу. Олег не был уверен, что если его одноклассник упадет, то он сможет его поймать. Он раздумывал о том, чтобы оставить Андрея здесь и попросить о помощи – запасной выход, к которому они стремились, остался в относительной сохранности. Пламя еще не добралось до него, и Олег мог без проблем выбраться отсюда. Но он не сделал этого, потому что понимал, оставь он Андрея одного, он испугается, даже несмотря на свою храбрость.

Андрей все же двинулся к краю, склонился, чтобы выбрать лучшее место приземления, и прыгнул. Олег подошел к нему и хотел спросить по поводу самочувствия, но внезапно раздался острожный, даже деликатный скрип, и в следующую секунду крыша взорвалась, балочные перекрытия с хрустом переломились, дым, огонь и искры полетели во все стороны. Олег не успел сообразить, как почувствовал сильный толчок в грудь, и отлетел в сторону. Последним, что он увидел, прежде чем дым и огонь заполнил все пространство перед ним, было лицо Андрея.

Олег закашлял, по-прежнему прижимая к себе бессознательное тело учительницы, и когда он снова смог понимать, что происходит вокруг, его окатило ледяной волной ужаса, он застыл, чувствуя, как слезы начинают течь быстрее, но уже не из-за окружающего дыма. Потолок обрушился как раз на том месте, где стоял Андрей, похоронив его под собой. Сердце сжалось от одной только мысли, что могло произойти, и Олег, не помня себя от паники и страха, бросился прочь.

Он добрался до спасателей довольно быстро, все его одноклассники были уже там, перебинтованный, испуганные, без сознания, но живые.

― Пожалуйста, помогите ему! ― кричал Олег, срывая голос и кашляя безостановочно. ― Он там, на первом этаже, пожалуйста, помогите ему!

Один из спасателей дал указания, и они двинулись к месту, где под обломками лежал Андрей. Олег дернулся, чтобы идти с ними, но они остановили его и приказали ждать здесь.

Он не мог найти себе место, когда обрабатывали его раны, бинтовали голову и стирали грязь с лица. Он чувствовал, как болит голова, которой он ударился во время взрыва, как болит грудь от надрывного кашля, как сохнут глаза после долго пребывания в дыму и жаре. И он чувствовал, как бешено бьется сердце, то сжимаясь, то пускаясь во всю прыть, чувствовал слабость во всем теле, понимая, что он виноват в том, что случилось с Андреем. Его нашли, вытащили из обломков.

«Срочная госпитализация» – фраза, которую будто выжгли в мозгу, сломала что-то глубоко в душе Олега.

***

― Как ты себя чувствуешь? ― неуверенно спросил Олег, сидя около кровати своего одноклассника и сжимая руки, словно боясь, что если он так не сделает, то определенно потеряет над собой контроль.

Он часто прокручивал в голове происшествие двухнедельной давности и до сих пор не мог отделаться от ночных кошмаров. Олег старался делать так, чтобы в комнате было прохладно – не тепло и уж точно не жарко – потому что каждый раз, когда он чувствовал струящийся по спине пот или теплое дуновение ветра, то мысли тотчас возвращались к пылающей школе, едкому запаху дыма, тяжести тела на плечах и слабости, слабости, слабости.

― Раньше было лучше, ― будничным тоном ответил Андрей, уныло смотря на свои сложенные поверх одеяла руки. ― Кормят тут не так плохо, как говорят, и медсестры милые.

― Ну, хоть какой-то плюс, ― сказал Олег, и они синхронно выдохнули, кривя губы в легкой улыбке.

― Ты, надеюсь, несильно пострадал? ― все же спросил одноклассник, и Олег почувствовал, как в желудке перевернулось и подступило к горлу.

Он поднял голову и посмотрел на него. У Андрея были темные глаза, это было еще хорошо видно, когда он ходил в очках, но теперь без них они были будто ярче, сильно контрастировали на его белой коже. И сейчас они смотрели как-то мягко, с искренней заботой и волнением.

― Почему ты сделал это? ― спросил Олег, потому что сил больше не было терпеть, этот вопрос крутился у него в голове все это время, точил его, как вода точит камень, и доставлял практические физическую боль. ― Зачем толкнул меня? Зачем пожертвовал собой?

Андрей, после того, как понял, что он не ответит на его вопрос, опустил глаза на свои ладони и провел пальцем по шраму у большого пальца. Когда он повернулся, Олег смог увидеть уродливый ожог, похожий на плесень, который стал очередным доказательством его провала.

― Ты очень испугался, я не мог смотреть на это, ― ответил он и легко пожал плечами, как бы говоря, да, вот так, а ты чего ожидал? ― Ты не рад, что я толкнул тебя?

― Но ты же пострадал! Тебя вытащили оттуда ни живого ни мёртвого, и сейчас ты валяешься в больнице, перебинтованный, как гребаная мумия! ― повысил тон Олег, тем не менее, недостаточно, чтобы его услышали и прибежали на его зов. ― И я благодарен тебе за это, правда благодарен, но все же я хочу понять, почему?

Андрей снова помолчал, только чуть нахмурил брови, словно недовольный сложившейся обстановкой.

― Ты всегда такой, Андрей, ― с укором продолжил Олег, складывая руки на груди. ― Мы с тобой никогда не были особо знакомы, но я постоянно наблюдал за тобой. И ты всегда со всеми обходишься хорошо, ты со всеми дружишь, всех уважаешь, всем помогаешь. Ты как-то отказался от первого места в конкурсе, лишь бы девчонка, занявшая второе место, прекратила убиваться и поносить себя. И в этот раз ты тоже спас меня. Почему?

― Если не замолчишь, я тебе рожу начищу, ― сурово сказал Андрей, отворачиваясь, будто больше не желая смотреть на собеседника. ― Что заладил: почему да почему? Интересно так? В жопе зудит? Ну, так вот тебе ответ: боюсь я. Чертовски сильно боюсь.

― Чего боишься? ― недоуменно переспросил Олег, и все его недовольство испарилось, как вода в пустыне.

Андрей поморщился, словно от боли, но, скорее всего, он просто не хотел, чтобы разговор зашел в такие дебри. Тем не менее, он это сделал, и ему было не выпутаться. Со вздохом признавая своего поражение, он откинул голову на подушке и устремился глаза в серо-голубой потолок.

― Боюсь остаться один, боюсь оплошать, потому что тогда все поднимут меня на смех и постоянно будут припоминать каждую мою ошибку. Но если бы я дружил со всеми, даже если это не совсем дружба, а лишь хорошее отношение, то они не стали бы так яростно и отрыто меня оскорблять. Я бы вышел относительно невредимым.

― Но зачем нужна вся эта жертвенность? Чего ты хотел добиться, отказываясь от себя, своих интересов?

― Внимания, придурок. Ты что, совсем не разбираешься в людях? Неудивительно, что ты все время ошиваешься один, ― усмехнулся Андрей, украдкой смотря на Олега, но когда он увидел, что тот не повелся на провокацию, то просто вернулся в первоначальное положение, уткнувшись взглядом в потолок.

― Но тогда ты ведь не внимания хотел, разве нет? ― неуверенно сказал Олег и вновь сцепил руки, облокотившись на колени. ― Тогда ты определенно вел себя не так, как с другими ребятами. Ты был… более искренен, что ли?

Андрей поджал губы, но ничего на это не ответил. Прибор продолжал равномерно пикать, показывая семьдесят единиц пульса.

― Поправь меня, если я не прав, ― начал Олег, глубоко вдохнув, как перед забегом. ― Ты говоришь, что делал все лишь потому, что боялся. Хорошо, это я понял. Но в тот момент, когда ты толкнул меня, я увидел твое лицо и понял, что ты совершенно точно не боялся. Твой взгляд был таким уверенным, таким отчаянным. И, я тут подумал, а что если ты просто переборол свой страх? Что если ты увидел, как я испугался, и понял, что это твой шанс доказать мне, что ты стоишь чего-то большего? Ты прав, я совершенно не разбираюсь в людях, но разве не клин клином вышибают? Твой эгоистичный страх и желание привлечь внимание вытеснил тот страх, который ты увидел в моих глазах. И, ну, разве это не круто?

― Ты слишком много болтаешь, проваливай, ты меня утомил, ― проворчал Андрей, складывая руки на груди и закрывая глаза, притворяясь спящим.

― Знаешь, меня никогда не нравились такие люди, как ты, ― продолжил Олег, немного вдохновляясь произведенным эффектом и понимая, что он на верном пути. ― Я часто думал, что вся эта тема с самопожертвованием чистый бред, потому что в основе, на мой взгляд, лежит чистый эгоизм и желание привлечь внимание, и твой пример это только подтвердил. Но сейчас я так не думаю.

Олег тяжело оперся ладонями в колени и поднялся, поправляя сползающий с плеч халат. Андрей смотрел на него непонимающе, он, конечно, хотел, чтобы одноклассник ушел, но он не хотел, чтобы он уходил на середине предложения.

― Твои поступки, и поступки тебе подобных, которые вы зовете самопожертвованием, меняют людей к лучшему. Закрывшись от мира из-за своего страха, вы не замечаете, как этот самый страх, спрятанный за добрыми делами, вдохновляет людей на что-то большее. И разве это не замечательно? Может, стоит лишь разок вытащить голову из задницы и осмотреться, чтобы понять эту простую истину. Ты уже делаешь для людей многое, и тебе совсем не нужно бросаться из крайности в крайность, чтобы тебя заметили. Потому что тебя уже заметили, Андрей.

― Ты говоришь так, как будто все знаешь, ― рассерженно прикрикнул Андрей, отворачиваясь; прибор показывал девяносто пять единиц пульса. ― Сам же говорил, что не разбираешься в людях. Так какого хрена толкаешь такие речи? Проваливай!

― Ты прав, совершенно не разбираюсь. Но, поверь, в этом я точно уверен, ― сказал Олег, берясь за ручку двери. ― Ведь своим поступком ты вдохновил меня. И я тебе за это очень благодарен. Выздоравливай.

И он ушел, оставив Андрея наедине с самим собой и своим страхом, который постепенно отступал.

Позиция "против"

Ориджинал, Джен, Драма, фэнтези, трагедия, переписка

Самопожертвование. Это то самое слово, которое любят применять все те, кто хочет облагородить свои поступки и показать себя героем. Я его категорически не люблю. Потому что оно показатель эгоистичности как того, кто собой жертвует. Так и тех, кто просит ради спасения многого пожертвовать малым. Не задумываясь о том, что будет потом. Не задумываясь о семье потенциальной жертвы. И ее собственных чувствах. И о том, что по сути, это забудется. Обесценится. Как только эффект будет достигнут.

Взять, к примеру, воинские подвиги. Когда один или несколько человек решают пожертвовать собой, чтобы отвлечь врага. Умереть во имя отсрочки для своих. Но разве это всегда помогает? Кто-нибудь задумывался о том, что если не умирать, то можно спасти куда больше человеческих жизней? Почему в стрессовой ситуации нужно обязательно умирать, а не взять себя в руки и придумать вариант, чтобы отвлечь врага более надежным способом? Ведь переступив через тела солдат, он пойдет дальше. И доберется куда быстрее до тех, кого те защищали.

Или жертвенность матерей, отцов. Это тоже самопожертвование. Родители жизнь кладут на то, чтобы любимый ребенок получил все только самое лучшее и ни в чем не нуждался. Компенсируя, скорее всего этим, собственные проблемы, идущие из детства. Да, какие-то дети вырастают нормальными, адекватными. И могут потом сами встать на ноги. Но иногда (чаще всего) эта жертвенная забота настолько удушлива, что дети, вырастая, продолжают сидеть на шее у родителей. Родители жертвуют всем, чтобы ребенку было комфортно. Порой ущемляя себя. И ребенок видит это. И не видит самоуважения, постепенно укрепляясь в идее, что все так и должно быть. Что так правильно. И вырастая, продолжает ничего не делать, ничего не искать, не стремиться. Зачем, если ему это принесут на блюдечке с голубой каймой? И приносят. Отец ворчит, но дает деньги. Мать приносит поесть в комнату кучу тарелок, лишь бы дитятко не отрывало пятую точку от стула.

Это неправильно. Но оно есть.

Или вот еще пример. Схожий с первым. Герой, на которого возлагают надежду, еще почти что ребенок, потерявший все, должен справиться со Злом. Со Злом, которое могли бы победить и взрослые, если бы не боялись. Если бы не были эгоистами. Если бы не были равнодушным податливым стадом. Если бы просто взяли ситуацию в свои руки, а не отпускали на фронт вместо себя детей. И он... умирает. От руки Зла, конечно же. Мы же не в сказке, чтобы ребенок действительно кого-то победил. Особенно умудренного и закаленного жизнью и боями взрослого. Которого поддерживают другие взрослые. Что происходит дальше? Те, что так хотели победы, что пошли за героем-ребенком... Просто подчиняются сложившейся ситуации. Потому что эгоистично хотят жить. Никого уже не волнует, где тот герой. А кого волнует, и кто готов продавливать оппозицию, просто устраняют. Все потому, что атаковать в лоб не стоит. И идти с пустыми руками, чтобы умереть и думать, что остальные умрут вместе с тобой и Зло будет побеждено, тоже не стоит.

Потому что мы не в сказке. А в горькой реальности. И нужно уметь думать о собственной жизни. О том, к чему приведет — или не приведет — твоя смерть. Твой безусловно геройский жертвенный поступок. Потому что если ты умираешь, чтобы кого-то спасти, сначала стоит задуматься о том, а действительно ли ты кого-то этим спасешь. И не сделаешь ли еще больнее тем, кто не хочет, чтобы ты умирал, жертвовал собой. Ведь защищая, ты можешь привести к огромной боли, которую человек просто... не вынесет. А если вынесет, то вряд ли будет благодарен.

Так может не стоит быть самоубийцей? Своей личности, здоровья, жизни, души? Может стоит побыть эгоистом и придумать более разумные действия для отступления?

Я не могу назвать героями тех, кто глупо и наивно жертвует собой ради других. И быть одним из них я не хочу.

Мама, ты действительно считаешь, что я смирился со своей должностью? Я не просил всего этого. Я не просил. И когда ты пришла ко мне и сказала о ритуале, который собираешься провести. И к каким последствиям он приведет. Ты же знала, что я тебе отвечу. Ты не могла не знать. Как и о том, как сильно я тебя люблю и ненавижу за свою испорченную жизнь.

И теперь ты хочешь, чтобы я пожертвовал своей жизнью ради... воскрешения Его? И при этом подверг опасности свою душу, своих учеников, коих я вынужден был такими признать? Чтобы это чудовище вернулось? Только потому, что ты не знаешь, как еще справиться с надвигающейся войной с Орденом?

Я правда разочарован. Мне искренне жаль крестного, что заменил мне отца. Он искренне тебя любит. А ты готова променять все на то, чтобы тот, кто тебя едва не убил, и не раз, твоих детей, знакомых, внуков... Тот, кто являлся твоим супругом и моим биологическим отцом, вернулся? Ты хочешь, чтобы я пожертвовал собой ради Него?

Мне жаль, но ты кажется действительно ослепла от собственных видений. Не только физически, но и духовно.

Самопожертвование это глупость. Как и Общее Благо, которого не существует. И я умываю руки. Больше у тебя нет сына. А это письмо последнее, что я оставлю тебе на память.

Я не хочу умирать, мама. Единственный человек, ради которого я рискнул бы своей жизнью, был убит от Его руки. Я не ты, мама. Мне чуждо самопожертвование ради благой цели. Пусть лучше мир сгниет в этом Адском пламени. Он этого заслуживает. А я предпочту умереть в бою. Не жертвуя собой, а в достойном поединке. И если эксперименту Ордена суждено уничтожить нашу реальность, так тому и быть.

Потому что ты сама пожертвовала собой, чтобы мой брат выжил. Ты сама виновата в том, что он вступил в Орден и создал Тварь. Ты сама выбрала этот путь развития мира, признай же. Так чего ты теперь хочешь от меня? Радостного покачивания головой, аки болванчик, на твои предложения?

Прощай, мама.

Когда-то твой старший сын, Ян Альбус Дарк-Сейл. Ныне Алан Энн Вэнс.

Мы больше не увидимся. Передай Велиару, что я благодарен ему за то, что он заменил мне отца. Но он скорее всего сделает все для тебя. Он очень сильно тебя любит. Не потеряй его.