Приводила в порядок файлы и нашла документ с черновыми вариантами к фанфику "Четыре" по Ночи в Музее. Решила поделиться ими тут.

Например, часть "Ник" я начинала дважды, и первый вариант был таким:

_____

" Просто… музей был особым местом. Там даже время ощущалось по-другому, и законы, казалось, действовали совсем иные. Экспонаты мало интересовались внешним миром. Только Ак. Фараон радовался любой возможности узнать больше обо всём подряд. Он и Ника этим заразил: докапываться до самой сути любого явления. Когда Ларри позволил ему выйти из музея (под его присмотром, конечно), Акменра вернулся в состоянии еще более восторженном, чем Ник после Диснейленда. Как-то раз они и Ника взяли с собой на прогулку, и он замаялся под бесконечным: “а это что? а зачем?”. А у Ларри хватало терпения отвечать.

Кстати, про них. Ник помнил, как они с Джедом и Октавиусом пытались следить за Акменра и Ларри. Это было весело, потому что влюблённые взрослые вели себя нелепее его одноклассников, особенно если не знали, что за ними кто-то наблюдает. Правда, Джед постоянно начинал говорить, что “убедились, что всё хорошо, и пошли отсюда”, и им приходилось уходить вместе с ним. Ник потом уже, во взрослом возрасте понял, зачем Джед так делал.

В общем, да, детство у него было счастливое. Веселее стало потом. 

Первая девушка у Ника появилась в четырнадцать. У них всё было, конечно, серьёзней некуда. Они ходили за ручку, и краснели под смешками одноклассников. Он провожал её до дома и целовал в щеку. Оставалось самое страшное: знакомство с родителями. И для Ника было вполне естественно, что его семья несколько больше, чем мама и папа. С одной стороны был еще Дон. С другой… немного больше народу. А еще маме и папе никак нельзя было долго находиться в одном помещении.Поэтому Ник решил начать с отца. Кэтти, так звали девушку, предложение пойти в музей приняла без особого энтузиазма, но согласилась.

Когда экспонаты ожили, она испугалась. Когда он попытался объяснить ей, что происходит, она назвала его придурком, и сказала, что такие розыгрыши не смешные. И убежала. Потом ему еще сделал выговор отец, что все посещения после заката — только с его разрешения. Ладно, когда Ник отошел от обиды, он понял, почему стоило сначала предупредить, но, серьезно, как ему встречаться с девушкой, если придется хранить такую тайну?

С отцом они потом всё обсудили. Ларри не сказал напрямую, но Ник понял, что его отец просто боится, что это всё у него отберут. Не будет больше великих битв римлян против ковбоев, Рэкси не погоняется за косточкой. Акменра не проснётся. Последнее для Ларри было самым ужасным.

Ник, вообще-то, тоже так хотел. Чтобы было ради кого просыпаться, идти и делать что-нибудь. Ладно, это он уже потом понял, в четырнадцать о таком особо не думается.

Вторая девушка, Сара, с Ником случилась в семнадцать. Он был на Ибице, ни ему, ни ей не надо было ничего серьёзного. Но Ник всё равно помнил, как водил Кэтти знакомиться с музеем, и не мог не представлять, как бы отреагировала Сара. За этим приходили мысли, как он по всем скучает, но он их отгонял. Ак был в Лондоне, его отец в Нью-Йорке, и красивая история любви, которая восхищала его в детстве, разрушилась. Возможно, это было одной из причин, почему он не хотел ничего серьёзного.

После Ибицы он решил стать египтологом. Потому что, серьезно, он учил язык и культуру у самого фараона. Лёгкая учеба была обеспечена. Профессора его обожали, потому что он легко помнил факты о том времени, которые кому-то могли показаться незначительными. Но Акменра рассказывал ему о своем времени с такой любовью и настолько подробно, что Ник ловил каждое слово. И, вот, оно и пригодилось. Правда, иногда приходилось поломать голову, как к уже известным ему фактам найти доказательства".

_____

На этом я решила, что что-то не идет, и переписала на тот вариант, что в итоге выложила.

Часть "Эдди" тоже могла быть совсем иной:

_____

Когда Эдди предложили место ночного сторожа в музее, он согласился практически не раздумывая. Что может быть лучше ленивой работы, большую часть которой можно с чистой совестью проспать?

В музее его встретил престарелый директор Макфи, из последних сил пытающийся напомнить подросткам, что экспонаты нельзя трогать руками. Узнав, кто он такой, директор нервно засмеялся, и отправил Эдди в комнату охраны. Там его встретила полная женщина в возрасте, и молодой мужчина, одетый как профессор — коричневый пиджак, портфель, брюки со стрелками и начищенные ботинки. По мнению Эдди, профессора как-то так и выглядели. Пока его не заметили, Эдди успел расслышать короткий диалог:

— Редко тебя увидишь “при параде”, — хмыкнула женщина. — Сегодня останешься? Или опять что передать?

— Думал, остаться, — ответил мужчина. — Мы с Аком работали над тем новым треком, но не успели в прошлый раз. Но эти студенты такие приставучие! Не помню, чтобы я таким был…

— Ну, да, тебя профессора терпеть не могли, потому что ты знал всегда больше всех.

Эдди кашлянул, привлекая внимание. Оба тут же перевели на него взгляд.

— Я по поводу должности ночного охранника, — сказал он.

— А, проходите, — женщина указала рукой на одинокий стул в углу. Эдди подтащил его ближе. — В общем, должность, скажем прямо, не самая простая… — начала она.

Эдди согласно кивнул, и немного выпал. Ну, правда, что сложного может быть в должности ночного охранника? Очнулся он уже под конец речи, залипнув на руки профессора, который пальцами выстукивал какой-то ритм, явно бессознательно.

— … Нику тут бродить можно, — женщина указала на профессора. — Ларри встретит вас где-то через полчаса после заката.

Кто такой Ларри, Эдди немного упустил, но решил, что разберется.

— Когда именно я могу приступить к работе? — уточнил он.

Женщина взглянула на часы:

— Через час уже ночная смена, но я бы хотела уйти пораньше, — она подмигнула. — Приду утром, проверю как Вы выжили. Если что, не стесняйтесь просить совета.

Эдди на секунду представил как спрашивает совета у какой-нибудь восковой фигуры Теодора Рузвельта. Ага-ага.

— Напомните Ваше имя? — спросил он.

— Тилли, — представилась женщина. — Кстати, как у Вас с историей?

Эдди невнятно пожал плечами.

— Тогда я Вам не завидую, — хмыкнул профессор (Ник?). — Главное, не злите Аттилу.

Специфичный у них тут юмор, решил Эдди, и отправился искать свой шкафчик. 

Подтверждая его мысли, на дверце висел список.

“1. Кинь кость

2. Запри львов, иначе они тебя съедят…”

— На самом деле, — раздался голос профессора, — список уже много лет не актуален. Перестал быть актуальным еще в моём детстве.

Эдди обернулся. Ник сидел на диване в пол оборота и рассматривал его. Взгляд был цепкий и внимательный, и Эдди стало немного неловко.

— Хах, ну, да, странный у вас тут юмор, — покивал Эдди. Он согласился на эту работу, потому что хотел как можно меньше общаться с людьми, а тут и Ларри какой-то, и вот Ник. Хотя профессор был симпатичный.

Ник вскинул бровь.

— Вы явно не слушали Тилли.

— Можно на ты, — Джим вновь повернулся к шкафчику и достал форменную куртку, ключи и фонарик. Еще бы надо было где-то переодеть штаны и рубашку, но не при профессоре же это делать. — Слушай, где тут можно переодеться?

— А, я выйду, — понял намёк Ник. — Только возьму кое-что.

Он подошел к одному из шкафчиков, и достал оттуда сложенную одежду: джинсы и, кажется, футболку.

— А ты? — не понял Эдди.

Но Ник уже вышел, оставив нового ночного охранника в растерянности. Он пробыл в музее от силы 30 минут, но уже считал это место максимально странным.

Быстро переодевшись, и отметив, что до официального начала его смены еще полно времени, он решил прогуляться, осмотреть, так сказать, свои владения. Людей в это время уже не было: школьники приходили утром, студенты — днём. Эдди прошелся по коридорам. В детстве ему нравился музей как раз потому, что людей тут почти не было, можно было забиться в угол, и заниматься своими делами. Эдди тогда пытался писать рассказы, но как-то дело не пошло, и вот ему двадцать семь, он снимает комнату и работает ночным охранником. Зато никаких людей. Очень обидно было, когда музей открыл ночные экскурсии, и народ повалил толпами, днём в том числе. Хорошо, что интерес вновь улёгся.

Солнце медленно клонилось к закату. Эдди запер вход и окна, внимательно посмотрел на львов, но тряхнул головой, и решил так всё и оставить. Глупый у них тут юмор. Он спустился к стойке информации, на пару секунд зависнув на лестнице, смотря на закат.

А потом осознал.

Динозавра не было.

— Ник, — неуверенно позвал он. Это же всё еще их глупые шутки, да? Но Ник не ответил. Эдди замер. Может, он уснул? Может…

Сбоку раздалось конское ржание. Медленно, он перевел туда взгляд. Теодор Рузвельт съехал со своего пьедестала и уверенно двигался в его сторону.

— Теодор Рузвельт, — громко и чётко представился он. — Двадцать шестой президент соединённых штатов Америки.

И протянул руку. Эдди на рукопожатие ответил на автомате, уверенный, что стоит с открытым ртом и ничего не может с этим поделать. Это же могут быть актёры ночных экскурсий, да?

— Эд-Эдди, — выговорил он, наконец. — Ааа… А что?...

— Вы — новый ночной охранник, так? — уверенно уточнил Рузвельт. Эдди кивнул. — Тогда не буду Вас задерживать.

И, как ни в чём не бывало, он ускакал вглубь музея. Эдди внезапно осознал, что стало шумно. По коридорам раздавался топот десятков ног, где-то взревел, судя по звуку, мамонт или слон. Эдди закрыл глаза и досчитал до десяти.

— Я сплю. Мне всё снится. Ночь была тихой, спокойной, и я уснул.

В ногу что-то тяжело ткнулось. Он опустил взгляд. Из игрушечной машинки, наехавшей на него, вышли две маленьких фигурки: ковбой и римлянин. Джим тяжело вздохнул и… смирился. Решил, если доживёт до утра, сходит к психотерапевту, попросит чего-нибудь от галлюцинаций. 

— Эй, ты еще кто такой? — крикнула фигурка ковбоя.

— Отвечайте, или мы пойдём на Вас войной! — добавил римлянин. 

Эдди молчал. Всё вокруг заполнялось людьми и животными, которые уверенно брали его в кольцо. Он разглядел пещерных людей, рычащих львов и Аттилу, которого ему было велено не злить. Что делать дальше, Эдди не представлял.

— Ребята, — раздался новый голос с балкончика, и все тут же почтительно подняли взгляд наверх. На балкончике стояли двое: на шаг дальше египетский фараон, в золотых украшениях, красивый, юный и горделивый. Ближе был обычный мужчина, в такой же как у Эдди форме, с проседью в волосах. Но именно на его оклик повернулись все остальные. — Эй, парень, ты новый охранник?

Эдди кивнул.

— А ты чего так рано, Гигантор? — со смешком спросил ковбой.

— Чтобы спасти нашего нового сотрудника, Джед, — ответил тот. — Не сомневаюсь, что ему уже объявили войну.

— Да ладно, мы же слегка!

Эдди нервно засмеялся. Услышав. кто он такой, толпа начала разбредаться по своим делам, только Аттила что-то угрожающе проговорил на своём языке. Эдди не понял, но проникся.

На балкончике фараон, и до этого стоящий крайне близко к Ларри, наклонился и прошептал что-то мужчине на ухо. Тот согласно кивнул, и они начали спускаться. Но фараон отошел поговорить с въехавшим зал Рузвельтом, и сидящей у него за спиной девушкой, а говоривший целенаправленно шел к нему. Эдди так и стоял посреди зала ни жив, ни мёртв, пока он не приблизился. 

— Я Ларри, — представился его спаситель. — Был тут раньше ночным охранником, — он как-то странно усмехнулся.

— Был? — не понял Эдди, но Ларри оставил его вопрос без ответа.

— Пойдём, объясню тебе, что тут и как, — он хлопнул Эдди по плечу и повел по музею. — Тилли не объясняла? Хотя, понимаю, трудно поверить наслово.

Музей преобразился. В коридорах стало шумно и многолюдно. Пёстрое разнообразие сбивало с толку. Пару раз Ларри говорил “осторожно” и указывал на пол: там маршировала армия римлян, или неслась машинка с привязанной косточкой. Во втором случае Эдди был слишком занят гонящимся за косточкой Ти-Рексом. За время прогулки, Эдди так и не решил до конца, то ли это самый масштабный розыгрыш в его жизни, то ли он ловит глюки. То ли всё это правда.

— Ладно, а я тут зачем? — наконец задал Эдди самый волнующий его вопрос. — Все и так прекрасно справляются. И по поводу воров точно не стоит беспокоится.

Ларри рассмеялся, словно вспомнил нечто крайне забавное. 

— Действительно, последнее, о чём стоит беспокоиться — воры. Но им всё равно нужен человек, который будет предотвращать внутренние конфликты, отбирать у пещерных людей зажигалки и приносить Моаи жвачку.

— Я просто хотел спокойную, стабильную работу, — пробормотал Эдди, и Ларри засмеялся еще больше. — Что смешного?

— Вспомнил свой первый день, — покачал головой этот странный человек. — Тоже пришел, потому что мне нужна была “стабильная” работа.

— А потом он остался, и сплотил нас всех, — шурша накидкой, к ним подошел фараон, и встал практически касаясь плеча Ларри своим. Дэйли привычным жестом поднял руку, придерживая фараона за талию. Эдди растерялся: у них тут есть какой-то этикет или как? Перед ним всё же фараон, сейчас как разозлится, что Эдди не пал перед ним на колени, выказывая почтение. Но фараон более чем спокойно представился: — Моё имя Акменра, и это моя скрижаль оживляет всех по ночам.

Эдди только кивнул, уже перестав воспринимать информацию. Акменра между тем обратился к Ларри, и его голос тут же стал ниже, а интонации мягче:

— Сак и Тедди хотят прогуляться в город. Сегодня мы собирались выбраться из музея, но раз уж у нас новый страж, может, не случиться ничего страшного, если отсутствовать будут четверо?

— Погодите-ка, — насторожился Эдди, — что значит отсутствовать?

_____

Тут я, видимо, решила, что получается слишком затянуто, и оставила эту идею.

А вот часть "Эрика" получилась у меня только с третьего захода. Первый вариант был от лица Рузвельта:

_____

Иногда он старался поддерживать порядок. До появления Ларри, порядком приходилось заниматься именно ему. Сесил с компанией только запирали экспонаты как могли, без попыток наладить контакт. Тео помнил каждую ночь, когда он проезжал мимо египетского зала, слушая крики запертого фараона, проверяя, чтобы крышка не сдвинулась даже на миллиметр.

Когда пришел Ларри, и сказал, что Акменра — не зло, и смотрел на этого своего фараона взглядом настолько влюблённым, что всем окружающим становилось неловко, Теодор мог только принести свои извинения. Акменра, как ни странно, был не в обиде.

Итак, пятьдесят четыре года ночь проходила по одному и тому же сценарию. С приходом Ларри Дейли стало бессмысленно цепляться за рутину. И на время Тео погрузился в свои дела. Набрался храбрости, чтобы поговорить с Сакаджавеей, а потом не сводил с неё глаз, слушал её голос, говорил обо всём подряд. Тео был влюблён, и совсем не смотрел по сторонам.

Хотя стоило бы. Однажды Ларри подошел к нему с самым закатом, что уже было странно. Все знали, что первым делом Ларри помогает Акменра. И обычно помощь затягивается надолго. Так что Рузвельт был само внимание, когда Ларри объяснил ему свою просьбу:

— Хочу показать Аку город, — неловко сказал он. — Можешь присмотреть здесь сегодня? Мы ненадолго…

— Ларри, — оборвал его Тео, смеясь про себя. Серьёзно, уже весь музей знал, что эти двое встречаются. Будь они живыми людьми, наверное, кто-нибудь да и начал бы возмущаться. Но когда ты восковая фигура, многие вещи перестают иметь значение. — Идите, и не возвращайтесь до утра.

Ларри благодарно улыбнулся и убежал. Тео же направился за Сакаджавеей, у них тоже намечалось необычное свидание.

Потом Ларри и Ак начали уходить время от времени. Рузвельт был не против, ему нравилось объезжать музей, следить за порядком. Опять же, лишняя возможность предстать перед возлюбленной в выгодном свете, когда спасаешь имущество музея от разрушительной силы Аттилы, например.

Потом… Потом было разное. Ларри уходил, возвращался. Они с Аком ссорились и мирились. Иногда казалось, что и вовсе на пустом месте. Но в компании друг друга они были неизменно счастливы. Поэтому Тео как никто другой понимал, насколько тяжело для Ларри далось решение оставить Акменра в Лондоне. 

А потом наступил рассвет.

Когда Тео проснулся в следующий раз, за окном лежал снег. Для него, по сути, не прошло много времени, но конечно же первым делом он разыскал Сакаджавею. Потом, когда все обнимались, он выкроил минутку времени Акменра, чтобы узнать, сколько прошло времени, и как его дела. Но Акменра, пусть как и положено фараону, с улыбкой ответил, что всего три года, все замечательно, но был настолько печальным, насколько только мог быть.

Разгадка наступила довольно быстро, а впечатляющая встреча Ларри и Ака надолго стала любимой темой у местных сплетников (и любимой шуткой у Джеда, пусть Октавиус и пытался его приструнить).

— Хорошо, что всё вернулось на круги своя, — иногда говорила Сакаджавея, обнимая Тео со спины во время верховых прогулок по музею. — Вот бы так было всегда.

И Тео никогда не мог понять, что так сильно коробит его в её словах. Маленькая деталь.

Они все забыли, что Ларри смертен.

В ночь, когда за час до рассвета из зала Акменра раздался полный боли крик, они вспомнили. Те, кто первым успел добраться до зала, видели, как всегда держащий высоко голову фараон, не показывающий никому своих слабостей, держит на коленях голову Ларри, и кричит, как кричал когда-то будучи запертым в саркофаге.

Последнее, что помнил из той ночи Рузвельт, — как ярко засветилась скрижаль, а затем зал заволокло мраком.

Следующим вечером он очнулся не на своем привычном месте, а где остался. Недалеко от египетского зала. Их всех расшвыряло по коридору некой силой, что явно шла от пластины. Рядом приходил в себя Атилла, дальше по коридору тяжело поднял голову Рекси, из-под его костей, разразившись гневной тирадой, выбрался Колумб. Вспомнив, что произошло, Тео кинулся было обратно в египетский зал, как его окликнула Тилли. Девушка была бледна, на удивление молчалива, а её глаза покраснели.

— Вас хочет видеть Макфи, — сказала она тихо. Маячащий за её спиной Лаа тоже смотрел потеряно, и явно не знал чем помочь. Если Теодор правильно понял ситуацию, он тоже не знал.

Пока экспонаты приходили в себя, он, убедившись, что Сакаджавея в порядке, отправился к Макфи. В кабинете уже находился Акменра. У этого глаза тоже были красные, а извечная идеальная осанка сменилась сутулостью, словно он  был в двух секундах от того, чтобы обнять себя за плечи, в тщетной попытке успокоиться.

— Пришлось закрыть музей, — говорил директор. — Экспонаты, валяющиеся в коридорах. Может мне кто-нибудь объяснить. что вообще произошло?

Ак продолжал смотреть в пустоту. Тео сделал шаг вперед и положил руку ему на плечо. Под пальцами была тёплая кожа живого человека. Настоящего живого человека, чьё сердце билось, а глаза могли плакать. Как он, человек из воска, мог его приободрить? Но даже такой поддержки оказалось достаточно. Акменра начал говорить:

—  У меня есть предположение, — сказал он, выпрямляясь. — Но, если оно верно, то в ближайшие семьдесят дней мы не сможем узнать наверняка.

— Почему семьдесят? — Макфи нахмурился. — Почему не пару лет, а?

— Потому что процесс мумификации в моё время занимал ровно семьдесят дней.

Тишину, повисшую после его слов, можно было почувствовать каждой клеточкой кожи, настолько она была густая и тяжелая.

— Так, — медленно проговорил директор. — Так.

— Давай ты расскажешь по порядку, Ак, — мягко сказал Рузвельт.

Акменра кивнул.

— Всё началось несколько месяцев назад. У Ларри начало болеть сердце, но на мои советы обратиться к лекарю он только отшучивался. И просил никому не говорить, убедил меня, что всё не так страшно. 

Тео начал понимать. И от этого стало только хуже.

— Он просто упал, — отстранённо произнес Ак. Он всегда говорил так, словно дело его не касалось, если был слишком вовлечён. —  Споткнулся на полушаге, запнулся, недосказав шутку, и тяжело рухнул на пол, держась за сердце. Я всё ещё ощущаю вес его тела на своих руках. Всё ещё чувствую последний вздох, за которым не последовало еще одного.

Он рвано и резко вздохнул.

— Господи, — прошептал Макфи, оседая в своём кресле. А затем нервно потянулся за платком, и столь же нервно промокнул лоб.

— Что было дальше? — настоял Тео. Он считал, что важно выговориться сразу.

— Потом… я смутно помню… Я помню, что прибежали все остальные. И скрижаль сошла с ума, светилась так ярко, что смотреть на неё было невозможно, а потом весь зал заволокло тьмой. Нас всех выбросило оттуда. Только вы мгновенно стали восковыми, а я еще двигался. Тьма в зале пропала, и я увидел… это. 

Он вновь замолчал, но теперь пояснять взялся Макфи.

— Хорошо, что я пришел сегодня пораньше, — пробормотал он. — Весь музей словно после войны. Экспонаты кто где. И все направлены в сторону египетского зала. Конечно, я туда и пошел. Меньше всего ожидал увидеть еще один саркофаг.

Вот теперь картина сложилась целиком. У Ларри, скорее всего, были проблемы с сердцем. Тео попытался подсчитать возраст их Хранителя, но годы легко стирались и отказывались считаться. А ведь ему, должно быть, было уже немало, да и седина была давно не только на висках. 

— Но почему пластина так себя повела, — нахмурился он.

— Пластина была создана, чтобы заботиться обо мне, а значит, и о моей семье. Кончено я считаю Ларри своей семьёй.

— И через семьдесят дней он.. что? Восстанет из саркофага? — разнервничался Макфи. — И что мне с этим делать? О, я так и вижу, как вывешиваю рекламу: свежемуммифицированный ночной сторож музей, спешите видеть.

Акменра вскочил, и Тео впервые с той ночи много лет назад испугался его. Он был фараоном, правителем, который легко карал всех неугодных. И доктор только что нанес ему смертельную обиду.

— Вы сделаете всё, что потребуется, — грозно приказал он. Он выглядел младше, но Тео видел, как под его взглядом затрясся Макфи. 

С горящим взглядом Акменра произнёс несколько слов на своём языке, и прозвучали они так грозно, что Тео не сомневался, Ак навлёк на директора все семь казней египетских. После этого Ак буквально вылетел из кабинета, хлопнув дверью.

— Я очень надеюсь, что он вас проклял, — сказал Теодор, и вышел следом.

Акменра нашелся в своём зале. Стражи расступились, пропуская Теодора. Фараон сидел на крышке своего саркафага и не отрываясь смотрел на еще один. Тео только мельком взглянул на него, но заметил, что рисунок очень похож, словно они сразу создавались в паре.

— Я знаю, что мои боги давно мертвы в современном мире, — сказал Ак. — Но я столько просил их, чтобы они дали нам с Ларри вечность. Разве могу я не верить в них?

Рузвельт не нашелся с ответом. Тема религии была очень деликатной, раз уж в музее собрались представители практически всех конфессий. Но Акменра нужно было верить во что-то. По крайней мере, в ближайшие семьдесят дней.

— Если Ларри будет скоро с тобой навечно, — мягко спросил Тео, — то почему ты так расстроен?

— Потому что Макфи прав, — сквозь зубы процедил Ак. — В вашем веке слишком много — как это слово? — бюрократии. Что ему делать с саркофагом, с Ларри, как не допустить, чтобы нас разделили?

На это Тео не мог ничего ответить. Он знал только, что…

— Магия скрижали не допустит, чтобы вас разделили, — уверенно сказал он. — Зря она, что ли, так старалась.

Внезапно Ак тяжело выдохнул и запустил пальцы в растрепанные волосы. Тео только тогда заметил, что Ак, хоть и надел привычные египетские наряды, был без каких-либо украшений и без этого своего устрашающего головного убора.

— Мы должны сказать Нику, — пробормотал он. — И его бывшей жене, наверное, тоже. 

— Сначала Нику, — решил Тео. — Я разберусь с этим. Просто… постарайся найти в себе силы дождаться.

_____

Но мне показалось, что все не то, и все не так, и я решила, что заходить нужно с козырей, и начала писать от лица Акменра:

_____

Египетский зал был закрыт уже пару недель. Разочарованные посетители ночных экскурсий толпились у дверей, пока гигантские стражи не начинали на них “рычать”.  Только тогда толпа немного редела. В сам зал шум почти не пробирался. В самом зале все словно умерло, даже пыль боялась нарушить статичную картинку своим движением. Золотом блестели украшения и стены. Сияла ровным светом скрижаль. На саркофаге в центре зала не шевелясь, и даже кажется не дыша, сидел Акменра. Сидел и, молча, не моргая, смотрел на то, чего в его зале просто не могло быть. Еще один саркофаг. Золотой, похожий на его собственный, явно созданный в пару.

Он знал, что было в том саркофаге. Знал, и боялся, что ошибается.

— Ак, — позвали его с той стороны. Тилли, переведшаяся к ним из Лондона, каждый день за полчаса до рассвета приходила и задавала одни и те же вопросы, в надежде, что он ответит. — Ты в порядке? Ребята волнуются. Джед и Октавиус сказали, что если ты просидишь там еще хоть одну ночь, они придут с армией.

Уголки губ Акменра дернулись, но взгляд остался неподвижным, прикованным к одной точке. Остальные думали, что он страдает. Вообще-то, он был почти в восторге. Почти — потому что всегда была вероятность, что он ошибся и что-то не так понял.

— Макфи сказал, что он придет лично, если ты не выйдешь оттуда в ближайшее время, — попыталась Тилли еще раз. Но в ответ вновь получила лишь тишину. — Ладно. Не забудь забраться в саркофаг, — напомнила она, а затем послышался звук удаляющихся шагов. Когда-то она носила каблуки, но с живыми экспонатами лучше быстро бегать, чем красиво ходить.

Приближение рассвета Акменра чувствовал сам. Забирался в саркофаг, сам закрывал крышку и считал секунды. Никто не смотрел на него в ответ, отвлекая улыбкой от предстоящего перехода. Но Акменра верил, что вскоре всё вернётся на свои места, станет даже лучше, чем было. Он не видел снов, и впервые был рад этому, ведь прекрасно понимал, какой кошмар снился бы ему каждую ночь.

Две недели назад Ларри Дейли умер в этом самом зале у него на руках. Две недели назад Ак сходил с ума, звал его по имени и просил не оставлять. Две недели назад скрижаль сошла с ума, светилась так ярко, что смотреть на неё было невозможно, а потом весь зал заволокло тьмой. Кто-то пытался вытащить Акменра наружу, но он лишь коротко приказал Стражам всех увести и никого не пускать. И всё же эта тьма вырвала из его рук тело Ларри, забрала себе.

Когда Ак снова смог видеть, скрижаль мерцала ярко, но куда слабее, а рядом с его саркофагом стоял еще один, плотно закрытый, огороженный от прикосновений Силой. Первые ночи Ак постоянно пытался подойти, но раз за разом его откидывало назад. 

Потом он начал рассуждать здраво. Скрижаль создана, чтобы уберечь его. Что бы сделал Акменра, если бы Ларри действительно умер? Вышел с первыми лучами рассвета из дверей музея? Возможно. А значит — тоже умер. А значит — скрижаль не могла такого допустить. Вывод был простым и логичным, и Ак уцепился за него изо всех сил.

Процесс мумификации в его время занимал семьдесят дней. Акменра не представлял как собирается не пускать никого в свой зал до того времени. Более того, он совершенно не представлял, как собирается объяснять произошедшее тому же Макфи. Пластина была создана, чтобы заботиться о благополучии фараона, а не о бюрократии 21-го века.

Время между рассветом и закатом не было похоже на человеческий сон. Вязкая тьма, а он сам словно завис между нигде и никогда. К счастью, время сжималось подобно тому, как оно сжимается в снах живых. Теперь, открывая глаза и вылезая из саркофага, он первым делом проверял, может ли приблизиться к второму саркофагу, не сдвинута ли крышка хоть на миллиметр. Но она не двигалась. Изнутри не доносилось ни шороха, ни звука. 

Потом он просто ждал.

Иногда Ак спрашивал себя, был бы Ларри рад тому, что фараон так преданно ждёт его или возмутился бы, что Ак мог бы найти и более продуктивное занятие. В конце концов, они оставили Тилли один на один с остальным музеем. Конечно, Рузвельт поможет, но всё равно нехорошо выходит.

К тому же, повторял себе Акменра каждую ночь, Ларри скоро вернётся. Улыбнётся как раньше, поинтересуется, кто опять стащил его фонарик и ключи, и пойдет наводить порядки. Потом затащит Ака в какой-нибудь тёмный угол, чтобы украсть пару поцелуев. Или уговорит Тилли и Рузвельта прикрыть их, и поведет Ака гулять по городу. Или позовёт к себе.

Акменра тяжело выдохнул, чувствуя как начинают гореть щеки. Да, он убедил себя, что с очередным закатом крышка соседнего саркофага распахнётся, но что, если он ошибся? Что, если Ларри Дейли действительно умер?

Споткнулся на полушаге, запнулся не досказав шутку и тяжело рухнул на пол, держась за сердце. Ак всё ещё ощущал вес его тела на своих руках. Всё ещё чувствовал последний вздох, за которым не последовало еще одного. Но в эту картинку верилось так слабо, ведь еще за секунду до неё всё было замечательно.

— Ак! — послышался голос Тилли. Ак прислушался к ощущениям, но ночь только началась, с чего бы ей приходить? — Тут Джед и Октавиус, как и обещали, с армиями.

Ак очень живо представил, как сотня маленьких человечков начинает атаковать его Стражей, ломая свои маленькие мечи о камень, и как его Стражи даже не реагируют на них. Ак знал, что Ларри бы на это тоже засмеялся, и даже не стал бы их успокаивать.

— Пропустить, — приказал он стражам. С грохотом они разошлись в сторону, и тут же живые звуки музея заполнили зал.

Первое, что он услышал, воинственный крик Джеда:

— Так-то ребята! Бегите от мощи нашей армии!

И с криками они все кинулись внутрь. Правда Тилли всё равно их опередила в два шага.

— Наконец-то! — успела сказать она, прежде чем обнаружила изменения в обстановке.

Замерла и объединённая армия римлян и ковбоев. Джед и Октавиус переглянулись, и жестом показали отступать. Когда в зале осталось только четверо человек, Стражи вновь перекрыли вход, отрезая и все звуки.

— Что это, Ак? — испуганно спросила Тилли.

— Что ты сделал? — не менее шокированно поинтересовался Джед.

— Я ничего не делал, — Акменра даже не шевельнулся во время этой “атаки”, и взгляда от саркофага не оторвал.

Тилли тем временем по просьбе Октавиуса подняла их с Джедом выше.

— Они парные, — сразу определил Октавиус. — В самом деле, что произошло?

Акменра коротко пересказал произошедшее. Тилли пару раз охнула на самых неожиданных моментах.

— Чёрт возьми! — только и смог сказать Джед, когда Акменра закончил.

— Но… но… — повторяла Тилли, явно не зная с чего начать. “Ты уверен? А если ошибся? А сколько еще ждать? Как быть с бумагами, как объяснить всё Макфи и научному сообществу?”. Словно Акменра не задавал себе все те же вопросы каждую секунду. — Я позову Макфи, — сказала она. Стражи, по знаку фараона, пропустили её. Теперь, когда на пороге не было кричащей армии, Акменра понял, насколько тихо было в музее.

— Где все? — спросил он. Джед и Октавиус вскарабкались наверх, чтобы сесть рядом с ним. 

— Давай-ка проясним пару моментов, — Джед скрестил руки на груди. — Две недели назад мы видели, как Гигантус умер у тебя на руках, и как стражи выкинули всех прочь, перестав пускать к тебе хоть кого-то. Макфи уже думал днём вызывать рабочих, чтобы хоть как-то к тебе пробраться.

— Все убиты, страдают, — пояснил Октавиус. — Прощаются с Ларри, каждый по своим традициям. Ник в ярости, злится на тебя.

Есть вещи, которые воспитываются с детства. Особенно в людях, которым с детства предназначено быть выше остальных. В фараонах, например. До этой самой секунды Аку даже в голову не пришло, что помимо него есть еще огромное множество людей, которые хотели бы… попрощаться. В своё оправдание он мог сказать только, что с Ларри не надо было прощаться. Надо было только подождать еще немного.

Впрочем, действительно, откуда остальным было бы это знать.

_____

Но тут я решила, что выходит как-то ООС-но, да и хотелось сделать все четыре части взглядом со стороны, так что этот вариант тоже был убран куда подальше. За часть "Эрика" вообще стоит благодарить фанфик автора AlyonaSL (ссылка на профиль на фб, т.к. на этом сайте её, вроде, нет), у который был где-то фанфик от лица Эрики (кажется, даже не один). Им я и вдохновилась.

Вот, как-то так. Спасибо, что дочитали до конца. Мне просто хотелось, чтобы эти отрывки не пропали бесследно в черновиках.