Матвей украдкой вытирал слезы рукавом. Глупые, неукротимые — капали в рыхлую землю, и он упрямо не смотрел вниз, только яростнее орудовал лопатой.

Батлай стоял чуть в стороне и за Матвея наблюдал как с каждой каплей в черной земле прорастало семя, вытягивалось в росток, тянуло пухлые листики-ладошки — тянуло, тянуло, пока злая нога не вминала его обратно в грязь.

Он выпустил струю дыма. Тот взвился и, словно китайский дракон, обвил Батлая сизыми кольцами, захватил в невидимый плен.

Маша сидела на капоте Матвеевой тачки, подперев подбородок руками, и без особого энтузиазма наблюдала, как яма перед ней становилась шире.

— Смотрю, ты обновила образ, — хмыкнул Батлай, указав сигаретой на две сплетённые косы, которые спускались вдоль рук, кончиками касались замызганных кед. Еще и цвет такой странный, сливовый. — Решила, что стиль страдающей пастушки будет в самый раз?

Маша медленно перевела на него взгляд. Батлай про себя присвистнул. Ого. Степнова сама по себе — уже тяжело, Лидия — была отдельной головной болью. А вот их гибрид… ну здравствуй, коктейль Молотова.

— Завидуешь? — лениво протянула Маша. Продолжать было необязательно: сарказм засчитан. Но она всегда озвучивала подстрочник, на случай, если кто-то вдруг не выкупил шутку. — Понимаю. У тебя, похоже, и трава на голове больше не растёт.

— Сочувствую. Начнёт колоться от зависти — приходи,посоветую бальзам.

Маша моргнула и улыбнулась. Батлай удивился: то ли самой улыбке, то ли тому, что она промолчала в ответ.

А потом его вдруг кольнуло: за эти три года он, чёрт возьми, ужасно по ним соскучился.