На другом конце комнаты бьется в криках и истерике Билл Сайфер, сбивая человеческие кулаки о стену и надрывая глотку бессмысленными ругательствами. Швыряет кепку на пол и остервенело топчет, царапает руки и хрипит от злости.

Ему противно, что сила эта от Билла, хотя какая там сила, проклятие скорее, но ничего не может поделать с тем, что становится на него похож. Что это за нелепый цилиндр над головой? Что за фрак, он же никогда такие не носил, откуда? Диппер смотрит на неожиданно появившееся новое облачение и чувствует, как дергается глаз. Мэйбл хохочет с кровати и говорит, что ему вполне себе идет. Диппер подлетает и зависает рядом, разглядывая многочисленные фотографии на стене возле кровати.

Они же никогда и не дружили-то особо. Так, просто, привет-пока и старый детский свитер где-то в самом углу шкафа. Но Мэйбл только говорит «Вылетаю!» и присылает забавную фотку с чемоданом и клюшкой.

Мэйбл сопит на ее коленях, прижав руки к груди и уткнувшись лбом в чужой живот, отчего-то хмурится, будто даже во сне раздает всем «пинки справедливости от Мэйбл!», а Пасифике жутко не хочется ее будить, хотя все равно придется, потому что спать сидя на диване неудобно и все-таки прохладно.

Диппер прекрасно помнит, как она пришла в первый раз, нахально и без стука ворвавшись в его подземелье, прошла к столу, цокая изящными каблуками по каменному полу, и потребовала доклада. И ему пришлось все рассказывать и объяснять, кидая ненавистные взгляды на охрану за ее спиной, что готовы были по одному щелчку пальцами отсечь ему голову.

Мэйбл сжимает расческу в ладони так, что деревянная рукоятка трещит. Не дети, да. Восемнадцать – уже не дети. Уже можно многое. Можно практически что угодно. Нельзя только быть ребенком. И в один этот пункт умещается для нее все-все, и его легко можно переименовать в «нельзя жить».

Диппер закрывается на чердаке и долго, надрывно плачет в подушку, прикусывая ее зубами, чтобы никто не слышал. Ему еще предстоит удалить себя из памяти всех остальных. Слишком опасно втягивать в эти тайны и чудеса кого-то. Слишком фатальные последствия. Диппер решает, что справится один, пусть для этого ему придется вырвать у себя половину сердца.

Как же мерзко иметь способность читать мысли. Какими же мерзкими бывают люди. Каждая алчная, завистливая, пошла мысль пронизывает его тысячью ледяных иголок, больно впиваясь в тело. Он ищет, пытается найти хоть что-то хорошее, но безрезультатно, уже который год. Все они такие же, как он сам – холодные и черствые, только не умеющие читать мысли.

В тринадцать Диппер уезжает из Гравити Фоллз, слыша от Вэнди на прощание «приезжай еще раз, когда подрастешь, я рассмотрю твою кандидатуру». Диппер криво улыбается, чувствуя, что за это лето морально подрос лет на пять-шесть, не меньше.

Когда время залечит старые обиды, будет уже не до прошлого.