Чжао Юньлань сидел на жесткой металлической скамейке перед входом в больничную палату Шэнь Вэя и беспрестанно крутил между пальцами маленький круглый предмет.

- Ну же, Сяо Вэй, иди ко мне.

Куньлунь хватает ее за руку и тянет вниз, заставляя присесть неуклюже. Ладони у нее очень теплые, согретые солнцем. И кожа загорелая, смуглая, совсем не такая, как у Вэй.

– М? Сяо Вэй, ты что-то принёс? – отвлекшись от своего крайне увлекательного разглядывания горящих в костре веток и вместе с тем размышлений, Куньлунь обратился к маленькому призрачному королю, изучая то, что было у него в руках. Тот не ответил и лишь показал тушу какого-то убитого то ли животного, то ли монстра.

— Мне снятся люди, которых я никогда не видел, во сне я испытываю чувства, которые никогда мне не принадлежали, очень часто я вижу кого-то. При пробуждении не могу вспомнить даже голоса, но каждый день меня мучает чувство, будто я потерял нечто очень важное, порой оно такое сильное, что страшно засыпать, ведь часть меня отчаянно не хочет просыпаться следующим утром в мире, где тоска по тому, кого я никогда не встречал, будет снова и снова дробить мне ребра, понимаешь?

Чжао вздрагивает всем телом. Перед глазами — сплошная тьма, липким страхом окутывающая каждый миллиметр кожи, такая знакомая пустота, от которой избавиться мечтал навечно. Вскочить хочется и закричать как можно громче, но ужас дерет горло, давит на грудь, выбивая последние остатки кислорода с тяжелым мычанием. Ему вдруг кажется, что он все еще там, во сне, лишенный свободы движений, обреченный видеть смерть Шэнь Вэя, но не способный помочь.

Благовония, с помощью которых Чжао Юнь Лан вызывает Посланника в черном, внезапно стали слишком быстро заканчиваться

Чжао Юньлань убираться категорически не умеет. Это аксиома, мировой закон, если хотите. Был.

А потом в его жизни появился Шэнь Вэй.