генриху снится очень много снов. как минимум, стабильно два раза в неделю он рассказывает о них разным людям.

сомнительное созвучие с песнями электрофореза quo vadis и я ничего не могу с собою сделать

Генрих вваливается в квартиру на негнущихся ногах, облокачивается плечом на дверной косяк. В доме темно, а тишину разрезает лишь тиканье настенных часов. Шварцкопф с трудом доходит до кухни, уже на автомате достает из шкафчика широкий низенький стакан, а из холодильника — початую бутылку виски. Трясущимися руками наливает, смотрит на янтарную жидкость с надеждой, в которую, на самом деле, не верит. Вообще ни капельки. Но все же выпивает залпом и тут же заходится кашлем. Напиток обжигает горло и немного возвращает к реальности, но вкус уже настолько опротивел, что Генрих без толики сомнений выплескивает оставшееся содержимое бутылки в раковину.

генриху нравится русский язык.

когда он услышал русскую речь, ему было около пяти лет. тогда, в риге, его отец говорил с кем-то, и эти первые слова легли маленькому генриху в душу. он поклялся себе, что когда-нибудь обязательно поймёт смысл этих заколдованных слов и выучит это наречие.

и никогда бы больше эта детская глупая мечта не вернулась, и генрих и дальше так и жил в берлине, покупая свежий багет и баварские колбасы, читая по вечерам ремарка и кафку.

— берлин, говоришь? а знаешь, генрих, берлин — это город моей мечты. всегда мечтал там встретить осень. говорят, в это время года там необыкновенно красиво.