Он стоит, широко улыбаясь — щёки порозовели от холода, пар изо рта валит горячий и влажный. Стоит, трясётся от нервов и холода, весь как на ладони — хочется, чтобы следом таскаться уже перестал, наконец, и понял уже, что такие, как Юнги, не чинятся. Понял, что «большой хмурый хён» с него не снимет этот пушистый ошейник, что удавкой из розового перекрывает поток кислорода. 

С него самого бы хоть кто-нибудь собственный снял.