Содружество и оппозиция – ничего из этого его никогда не волновало: первые убили его отца, вторые – сделали ручной шавкой. Он сбежал, чтобы спасти Минхо, и теперь они оба на волоске от гибели. 

Джисон жив, пока я ищу его, пока думаю о нём, пока пишу эти строки. Как только мои руки опустятся, как только моя вера пошатнётся, вернуть его будет уже невозможно. Это похоже на манию, на нездоровую фантазию, и кто-то скажет, что в дурдоме мне самое место, но откуда-то есть знание, что однажды Господь даст мне подсказку, тоненькую ниточку, что приведёт меня к правде…

Главная улица взрывается сочностью красок и звуков, и Джисон тонет в ней быстро, как в меду тонет горячая ложка. В этих огнях масляных ламп, в ярких оранжевых сполохах бумажных гирлянд, в жирных запахах пшеничных лепешек и сладких булок, что пекут прямо здесь, в маленьких шатрах, он видит, как взрослые пьют и не хмелеют; видит, как дети толпятся у кукольного представления, и восторгу их нет предела; видит солнце и луну на каждом праздничном флажке, на каждом платке и каждой ленточке.