Сыграем?

“Промозглый ветер насквозь продувал уже окоченевшее тело. Даже самое теплое пальто не помогало. Уткнувшись в высокий бархатный воротник и спрятав руки в карманы, пытаясь найти спасение для своих пальцев, Сэм стремительно пробирался к метро...». 

Что же, чтение увлекает, особенно когда ты читаешь новое произведение твоего любимого автора, но холод уже добрался до крепко сжатых в кулаки ладоней, заставляя их немного подрагивать. Придется спрятать современный гаджет, что так сильно выделялся в окружающей обстановке и попытаться согреть руки небольшим теплым выдохом. Не люблю такую погоду, когда под ногами перемешанные остатки чужой еды и грязных луж. Пусть даже мне не приходилось прикасаться к этому, но какое-то отвращение присутствовало, не давая расслабиться. Может это было еще и предвкушение победы.

Очередная жертва. Кто это будет на этот раз? Может тот высокий, но явно слишком худощавый старик. А может тот парень, что сейчас перебежал через дорогу, стараясь как можно скорее скрыться под крышей здания и больше не мочить свой длинный плащ. Мне важна не личность, а сам процесс. Не понимаю когда я успел переступить эту тонкую черту. Но сейчас я не смогу отказаться. Процесс запущен, жертва скоро сама приблизится к моей ловушке и станет очередной безвольной куклой в руках убийцы... Но я слишком увлекся. В мечтах все так просто и быстро. А в настоящей жизни я подхожу к месту моего вынужденного проживания. Чем толще слой отвратительной каши под ногами, тем ближе ночная жизнь. В последнее время мне становилось хуже, мне срочно нужна была новая пища. Надеюсь, что в этот раз письмо составлено верно. Я старался над ним почти сутки, доводя до совершенства, не раз перечеркивая строки и стараясь заменить их одним словом, как можно более точно передающим мой настрой. 


«Выживет тот, кто погиб однажды или усохнет, как тело в крематории? На этот вопрос нельзя ответить по-разному. Обратись к истории».

Раньше у меня получалось лучше зашифровать следующее место. Раньше у меня было даже что-то вроде азарта, а сейчас я просто убивал жажду и время. С годами время замедляется, оно больше не утекает сквозь пальцы, ты можешь почувствовать его. Оно тугой струной натянуто между прошлым и будущим, связывает их и придает форму действительности. Тупые люди, что живут подле меня, иногда раздражают, но чаще всего я стараюсь не обращать внимание. Это так просто — живешь рядом, но будто в одиночестве. Стоит лишь замкнуться в себе, сосредоточиться на чем-то конкретном и наблюдать за проматыванием струны. Ждешь подходящего часа, потом прячешь конверты, и возвращаешься назад. Можно было давно сменить обстановку, но там, за пределами этой «системы» люди более жестоки. Здесь с меня ничего не требуют, просто стараются лишний раз не привлекать внимание. Иногда я могу не появляться неделю, две, но никто даже не интересуется, где я был. Каждый в своих проблемах, у каждого свои мысли, заботы. Солнце медленно скрывается за горизонтом, унося последние признаки тепла. Только противный ветер не собирался уходить. Пробираясь под тонкую ткань куртки, не рассчитанной на позднюю осень, он завывал в ушах, заставляя ежиться и то и дело поправлять края рубашки, сминая ее кончиками пальцев. Сколько ночей я вот так встречал, сидя почти на коленях перед небольшим костром, который мог потухнуть, но выдавливал из себя последние силы, опаляя своим огненным дыханием часть души, еще не до конца погрязшей в рутине повседневности, где для меня царит лишь смерть, кровь и хаос. Что-то вроде трех королей, занявших почетное место на пьедестале и непрерывно дерущихся за пальму первенства в жизни человека, обреченного малодушием на длинную жизнь в пятнах преступлений. Только эти самые «короли» не могут сосуществовать отдельно, не причиняя вреда целым поколениям. Если ты погряз в луже страха и постоянной тревоги, то выбраться уже невозможно. А тем временем очередная жертва скоро станет моей мухой, искусно запутанной в паутине загадок и таинственности. Я отлично понимал, что любому из них свойственно желание узнать тайну, привнести в свою обычную жизнь что-то новое. Только никто не понимал, что буквально через сорок восемь часов жизни то, как таковой, и не будет. Я всегда составлял для них маршрут таким образом, чтобы после прочтения первого письма они проходили именно по этой улице, где я мог их увидеть и остаться незамеченным. Но на этот раз меня заметили. Невысокий, подтянутый парень, на вид лет двадцати трех не прошел мимо, как это делали все остальные, а остановился и внимательно рассматривал меня. Под его тяжелым взглядом стало крайне неудобно, хотя из-за полумрака я не мог точно разглядеть ни самого лица, ни тела. Только силуэт и давящее чувство неудовлетворенности. Я не знал его, он не мог знать меня. Но что-то белое в его руках давало мне надежду на еще одну встречу. Это мимолетное чувство в груди, которое очень давно не возникало во мне. Мне хотелось вновь ощутить его, как бы странно это не казалось даже для меня. Если он сейчас пришел к тому месту, которое я предполагал, то он смотрит на музей, где собрана история почти полувека, а рядом небольшой дуб, готовый до конца опустить ветви к земле и больше не сопротивляться. Я наблюдал за этим угасанием. Как оно медленно теряло былую красоту, немногочисленные листья слетали с некогда пышной кроны и устилали всегда ярко-изумрудную поляну. Следующее письмо лежит почти под ногами. В буквальном смысле.

 «Второе задание у подножия гроба, под стройными вишнями, что теряют цвет в прожилке вековых лет. Здесь когда-то была важная особа». 

Вообще, я всегда любил небольшой склеп на окраине города. Если он вдумается, то поймет куда именно ему идти. Хотели загадок? Над ними нужно размышлять, а не кидаться в сторону первой забредшей в пустую голову мысли. Сейчас он немного насладится видом на город, возможно это даже немного подтолкнет его к разгадке. А там я буду его ждать. Выход из того лабиринта найти достаточно просто. Если только ты не торопишься, а спокойно возвращаешься по тому же пути. В этом и состоит их ошибка — страх притупляет чувство ориентации, заставляет повиноваться. Вся прелесть в том, как долго можно их пугать. Они словно крысы, постоянно озираются в поисках выхода, стремятся к свету, а попадают в очередной тупик. Можно наблюдать за тем, как медленно уходит жизнь из тела, оставляя только оболочку в моих руках. Из нее можно сделать много чего полезного, но мне нужен сам процесс. Я упиваюсь страхом жертвы, ее отчаяными мольбами, слезами, криками, постепенно затухающими, как заженная спичка. Да, их хрупкую жизнь можно сравнить с обычной спичкой. Когда перегорел — смерть. Приходится опять вставать и идти к месту. Он не доберется так быстро, но и я не собираюсь бежать. Я всегда растягивал удовольствие и не собираюсь отрекаться от привычного хода. Пока только ход ладьей. Впереди главное сражение, где одно неправильное движение, неправильный ход мысли перечеркивает все, что было до этого. Когда остается один шаг до свободы, они вдруг теряют тот пыл и идут неверно. И вместо «шаха и мата» я получаю приз за победу. Опять тот же безжалостный ветер продувает и без того холодные вещи, заставляя в очередной раз поежиться. Скоро, очень скоро все будет кончено. Я не ошибся с расчетами. Он пришел. Тот же силуэт, то же нелепое чувство где-то далеко в груди затаилось между ребрами, подпрыгивая в такт шагам. Последняя жертва, последний удар хлыстом по белоснежной коже младенца. На этот раз не будет победы, на этот раз мы сыграем в ничью.