In every demon an angel strides

У Изуку большие зелёные глаза, блестящие, словно два изумруда, в которых всегда плещется любопытство и, практически детские, озорство и наивность. Эмоции сменяются одна за другой чарующим калейдоскопом, теряясь в этом омуте, больше похожем на бесконечную чащу леса, манящую к себе. Настоящее зеркало души. Чистое, отполированное до безупречного блеска, в котором нет места притворству и лжи, а хитрость сверкает озорными искорками. У Изуку глаза настоящего ангела.

Шото кажется, что он никогда не сможет оторвать от них взгляд.

У Изуку длинные пушистые ресницы, трепещущие, как крылья бабочки, от каждого движения, яркая мимика и выразительный, до невозможности трогательный взгляд, от которого по телу словно проходит разряд тока. Его лицо — книга его эмоций, уловить истинный смысл которой могут лишь самые близкие.

И у Шото это прекрасно выходит.

У Изуку по-детски пухлые щеки с россыпью солнечных отметинок, веснушки даже на плечах и спине, широкая, яркая настолько, что невольно хочется зажмуриться, улыбка и звонкий, словно переливы маленьких колокольчиков, смех. У него пушистые и непослушные, такие мягкие на ощупь, кудри, словно никогда не знавшие расчески, от прикосновения к которым Мидория тает и льет к ласке. До чего же очаровательный. Настоящий ангелочек.

У Шото сладко щемит сердце и теплится в груди от одного взгляда на это растрёпанные чудо.

У Изуку огромный свитер с авокадо, рукава которого сползают до самых кончиков пальцев, яркие глупые носки с таким же принтом и черные пижамные штаны. Уютный до невозможности. Словно большой мягкий плюшевый мишка, которого хочется обнимать.

Шото с этой задачей прекрасно справляется.

У Изуку за спиной темно-зеленые крылья, такого же цвета тонкий хвостик с пушистой кисточкой и маленькие рожки на макушке, теряющиеся в непослушных вихрах. Изуку — порождение тьмы с самой светлой душой и ярким блеском в глазах, искренней солнечной улыбкой, разгоняющей тени, и невинным, почти детским румянцем на щеках.

Столько доброты, любопытства, радости самым простым вещам и тяги к ласке Шото не встречал ни в ком.

Изуку обожает обниматься. Притягивать к себе и ласково укрывать крыльями, будто защищая этим жестом от всего остального мира, утыкаться куда-то в плечо и просто стоять так посреди комнаты, наслаждаясь теплом и присутствием друг друга. Долго лежать в кровати, пока по телу волной растекается ленивая нега, мягко целовать, куда дотянутся губы и скреплять пальцы в замок. Изуку ласковый, как котенок, и куда более нежный, чем любой из ангелов.

Шото плавится от его прикосновений.

Изуку сонное солнце, способное уснуть где угодно.

— В вашем мире мало сверхъестественного, мне неоткуда брать энергию, — сонно бормочет Мидория, переворачиваясь на другой бок и укутываясь в плед по самую макушку под умиленный смешок перебирающего зеленые кудри Шото. — И вообще, я только на часик лег, — Тодороки переводит взгляд на часы и ухмыляется. Часик затянулся на мирно сопящего уже третий час Изуку.

Шото не может сопротивляться желанию притянуть к себе этот невообразимый уютный кокон из пледов и самому прикрыть глаза. Всего на часик.

Изуку всегда спит в гнезде из пледов, комкает их, обнимая во сне и зачем-то укрывая крыльями.

— Так уютнее, — объясняет Мидория в ответ на вопросительно вскинутую бровь. — И мне не так одиноко, когда тебя нет, — веснушчатые щеки затапливает краска, и Изуку смущенно отводит взгляд в сторону, неловко теребя рукава свитера, когда его обволакивает тепло крепких объятий, и спешит поскорее спрятать лицо где-то у Тодороки в плече. Ангелочек.

Шото чувствует, как горят уши, а внутри будто взрываются сотни фейерверков. Умиление, желание никогда не разрывать объятия и головокружительная, растекающаяся в груди, как густая горячая лава, любовь — от количества чувств у Тодороки подгибаются колени.

Изуку обожает, когда Шото легонько почесывает его крылья. Мидория и сам не знает, как это работает, но по позвоночнику пробегает приятная дрожь, и он не замечает, как расслабляется, а веки тяжелеют, погружая его в ленивую дрему. Подкрасться к сидящему на диване Тодороки, словно разленившийся кот растянуться у него коленях и ткнуть крылом в бок, молчаливо намекая, стало обыденностью, заставляющей Шото наигранно закатывать глаза, но мягко улыбаться и выполнять просьбу. Довольно жмурящийся и невольно подергивающий от удовольствия хвостиком Изуку того стоит.

Шото кажется, что в такие моменты тот похож на счастливого щеночка.

Изуку демон, которому гораздо больше подошла бы роль ангела, но ему, кажется, все равно.

— Я мог бы стать ангелом, — бормочет Мидория, лежа на коленях перебирающего непослушные вихры и легонько почесывающего между его рожек Шото, в ответ на комплимент. — Но не хочу. Мне придется потратить годы, нет, <i>десятилетия</i>, только для того, чтобы мои крылья обросли перьями, а рога сменились нимбом. Я не нуждаюсь в этом, чтобы просто быть собой.

Шото невольно задерживает дыхание в немом восхищении. Милый и трогательный, но абсолютно уверенный в себе и своем выборе — Мидория завораживал своей очаровательностью и стойкостью. Он по истине достоин восхищения.

Изуку демон, чистоте и невинности которого позавидовали бы ангелы, и Шото, не раздумывая, продал бы ему душу, только бы блеск зеленых глаз и широкая солнечная улыбка никогда не угасали.