Мост

Пролог.

Думаю, каждому из нас доводилось смотреть вниз с моста. Но, задумывались ли вы в этот момент, о своих ощущениях? Манила ли вас эта высота, или пугала? А может, просто заставляла биться сердце быстрее?

Ответы на эти вопросы мы можем найти лишь в себе, в своих потаённых уголках души. Встаньте на краю моста, посмотрите вниз и ответьте себе, что вы чувствуете. Думаю, вы можете быть удивлены.

1. Встреча

Стук каблуков по тротуару заглушал звук проносящихся по трассе машин. Но я их слышал, перестук, схожий с биением моего сердца. Тук-тук-тук-тук. Отбивали они ритм, вторя сокращению сердечной мышцы. И как сердце несло кровь по венам, я шёл по тротуару.

«Куда?» Спросите вы. И я отвечу: - «Туда, где стирается грань между высотой и чувством падения. Туда, где проходят многие и останавливаются лишь единицы. Туда, где находится мост». Этот мост был чем-то отличным от всех остальных, которых в моём городе было множество. Он находился над довольно оживлённой трассой, и в ночное время было приятно наблюдать за плывущими в твою сторону жёлтыми огнями, что напоминали мне мириады звёзд. Ощущение что ты проходишь сквозь космическое пространство, невесомый, отчуждённый, но, всё же любопытствующий. Но тянуло меня к мосту не это.

Когда я стою на этом мосту и смотрю сначала вниз, на трассу, а потом вверх, на ночное небо, возникает ощущение, что я нахожусь на грани, грани небес и земли.

Неповторимость этого ощущения не передать словами, его можно лишь ощутить, ощутить душой, каждой клеткой тела и парить. Хоть и мысленно, лишь чувствами, но на миг оторваться от земли и познать ветер небес, крыльями своей души.

В этот день, подходя к мосту, я ощущал странное беспокойство, ни с чем не связанное на то время. Было такое ощущение, что мост, на котором я так любил проводить время, вдруг исчез. Бесследно и безвозвратно. Но мост, как и положено мосту был на месте, а беспокойство всё не проходило. Человек я по натуре своей часто полагающийся на интуицию. Когда что-то меня беспокоило, я старался этого избежать, дабы не найти себе неприятностей. Но в этот раз меня подвела вторая черта моей натуры — любопытство.

Решив всё же разобраться с причиной своего беспокойства, я ускорил темп шагов, прейдя почти на бег, лишь бы не упустить мгновения, способного утолить моё любопытство, я практически взлетел на мост и резко остановился.

На другом конце моста, в этот момент остановилась девушка.

Мы встретились с ней глазами, и я был поражён её взглядом. Таким глубоким, раскрывающим все тайны души и ищущей себя в них, давно потерянную. Я не успел разглядеть её лица, так как в этот момент она отвернулась, взмахнув при этом волосами цвета вороньего крыла, и ушла.

Моё сердце бешено колотилось. Я не понимал, что со мной происходит. Весь мир как будто отразился в этих глазах и заменил себя ими, бездонными и одинокими. Достав сигарету и закурив, я облокотился на перила моста и стал следить за проезжающими машинами.

Это успокаивало меня, позволяло отрешиться от всех мыслей и просто стоять, вдыхая ночной воздух, смешанный с дымом сигареты. Но сегодня было иначе, мысли лезли в каждую брешь этой «псевдо-защиты», мысли о ней.

Я всё думал и думал: «Кто же она? Что привело её на этот мост? И почему у неё был такой взгляд?», эти вопросы всё не давали мне покоя. Я не сразу понял, что так зацепило меня в этой девушке, ведь за свои годы я видел немало различных девушек и даже пользовался у них успехом, хоть и кратковременным.

Взгляд, вот что не давало мне забыть о ней ни на минуту. Взгляд, такой же, как и у меня. Я был удивлён этому, хотя точно не мог ошибиться. Ведь, когда-то я часами смотрел себе в глаза через отражение в зеркале, пытаясь заглянуть себе в душу. И видел там лишь пустоту.

Докурив сигарету, я направился домой, тревожимый вопросами и ощущением что эта встреча, не последняя.

2. Кошмар

Утро, как всегда тяжелое из-за преследующего меня уже полгода кошмара. Кошмара, в котором я теряю зрение.

Происходит это в автокатастрофе. Конечно же, как и бывает во снах, я не знаю её деталей и каждый раз просыпаюсь, из-за полной темноты в глазах. Как-то раз я даже провёл эксперимент, проехавшись в автобусе с закрытыми глазами. Неприятное ощущение скажу я вам, когда ты не можешь определить ни расстояние, ни то, что окружает тебя. Лишь по осязанию, слуху и обонянию можно примерно представлять, что и где расположено. Ужасная вещь, слепота.

Поднявшись с кровати и разобравшись со всеми утренними делами, я заварил себе кофе и присел на подоконник, глядя в окно.

Серое осеннее небо немного поднимало настроение. Возможно, это странно, но угрюмость осенней погоды, я предпочитал больше, чем радостно-испепеляющее лето.

Осень и прохладнее, и красивее для меня, хотя не все с этим согласятся.

Но тут уж для каждого по-своему, ведь у каждого свой мир в душе. У кого-то это яркое, радостное лето, кому-то досталась лютая, кусающая своим морозом зима, а у некоторых беспечная и легкомысленная весна. Хотя самые интересные, на мой взгляд, люди, это те, чей мир состоит из всех четырёх сезонов, чья душа раскрашена разнообразными красками и радуется любому поводу для радости, такая вот тавтология.

Допив кофе и выкурив сигарету, я стал собираться на работу.

Живу я уединено, в двухкомнатной комнатной квартире на окраине города. В свои двадцать лет я считаю это неплохой удачей. Я не богат, так как не особо интересуюсь материальными ценностями. Квартира мне досталась по наследству, а работаю я в ювелирном салоне, занимаясь ремонтом и изготовлением ювелирных изделий.

Шедевров, конечно, не изготавливал, но оплачивается эта работа очень даже хорошо.

Так что на жизнь особо жаловаться нечего. Ну, если не считать одиночества.

Накинув плащ и обув любимые казаки, я вышел на улицу. Улица встретила меня прохладным ветром и шумом просыпающегося города. Я слегка поёжился. Никогда не любил лишних звуков, что мешали размышлять. Поэтому я по привычке надел наушники и поставил в плеере дум-металл на полную громкость, что бы музыкой заглушить шум города.

Сев в автобус, я стал смотреть в окно, на проносящийся мимо мир, его слегка расплывчатые очертания. Тяжёлые мелодии в наушниках и тряска автобуса убаюкивали, поэтому я задремал, не боясь проехать нужную остановку.

Добравшись до работы и поприветствовав рабочий персонал салона, я прошёл в мастерскую и принялся за кропотливую работу. Так и прошёл ещё один день в моей жизни.

Вечером, по окончании рабочего дня, я как обычно отправился на мост. И снова вернулись мысли о той девушке: «Встречу ли я её сегодня?» спрашивал я себя. И сам же себе ответил: «Вряд ли. Но кто ещё, кроме такого сумасшедшего как я, станет вечерами стоять на мосту, глядя, то вверх, то вниз? Ни кто!» и успокоенный этими мыслями, я поднялся на мост.

В ту же минуту моё сердце замерло, пропустило пару ударов и пошло вновь. Волосы цвета вороньего крыла, тонкая, можно сказать миниатюрная фигура в приталенном плаще кремового цвета и тот самый взгляд, изумрудно зелёных глаз.

Я оцепенел и не мог сделать ни шагу. Моё сознание было уверенно, что это именно та девушка и всё же пыталось сопротивляться этой мысли, ведь этого не могло быть. Этого просто не должно было быть! Но это было так. Она стояла и смотрела на меня с лёгкой улыбкой на губах. А я всё не мог пошевелиться, сам не понимая, почему. Сделав шаг мне на встречу, она сказала:

— Здравствуй!

3. Знакомство

«Здравствуй!», её приветствие прозвучало так, как будто мы давно знакомы. Меня это обескуражило, и я не мог понять почему. Ведь в жизни я был не из робкого десятка с девушками, а тут, я был, как громом поражён. Всё что я смог, это тихим голосом ответить на её приветствие.

На её лице промелькнула тень лёгкого удивления, но тут же исчезла.

— Вы часто бываете на этом мосту? — спросила она, не отводя от меня взгляда. Что бы хоть как-то взять себя в руки, я стал смотреть на проезжающие под нами машины. Это было не вежливо с моей стороны, но я был не в себе.

— Каждый вечер. А вы? — зачем я задал такой странный вопрос? Ведь раз я бываю здесь каждый вечер, то знаю, что она здесь не была до вчерашнего дня. Возможно, этим пытаясь поддержать беседу? В это время я не понимал сам себя, своих действий.

— Нет, я здесь только второй раз. Просто на этом мосту, возникает ощущение, что небеса становятся ближе, и мы можем коснуться их рукой. Вам так не кажется? — я посмотрел на небо, затянутое свинцовыми тучами.

— Да, я тоже так считаю, — я перевёл свой взгляд на неё. — На мостах, часто бывает такое ощущение «границы», небо становится ближе, а земля дальше, как будто, мы подвешены в воздухе. Но именно этот мост…

— Именно этот мост, чем-то отличается от других, «граница» здесь ощущается чётче, а реальность как будто становится дальше от нас, — продолжила она мою мысль. — И остановившись на мосту, посмотрев вдаль с его высоты, без разницы, даль это небес, даль ли это земли, или же даль горизонта, человек начинает ощущать безграничность и в то же время ограниченность этого мира. Как будто, находясь в стеклянном шаре… Шаре, подвешенным над пространством. И ощущая мир как что-то отдельное и далёкое, не связанное с нашей жизнью.

Я был удивлён, ведь она в точности повторила мои мысли и ощущения. Такое чувство, будто она заглянула в самую глубину моей души, глубину, которую я скрывал ото всех, из-за опасения быть не понятым. Не понятым и поднятым на смех.

Она молчала, смотря вдаль с моста, возможно на проносящиеся огни машин, а может на что-то своё, видимое только ей. Молчание стало затягиваться.

— А как вас зовут? — решил спросить я, что бы развеять паузу и не казаться столь невежливым, каким был в начале разговора.

— А разве имена имеют особое значение? — немного удивлённо спросила она. — Ведь даже не зная имени, людям ни что не мешает общаться.

— Никогда об этом не задумывался… — честно признался я. — Но разве имя не нужно, что бы запомнить самого человека?

— Зависит от того, что вы хотите запомнить, — ответила она, — Запоминая имя, мы запоминаем не самого человека, а лишь его образ. Чтобы запомнить самого человека, нужно запомнить его душу, его характер, мысли, стремления. Только тогда мы запоминаем человека по-настоящему. А имена… Это всего лишь звучание слова, на которое откликается человек. Причём имен в мире тысячи и у многих они одинаковы, хотя сами люди разные. — поправив рукой волосы, растрепавшиеся от поднявшегося ветра, она продолжила. — По этому, я считаю, что важнее запоминать самого человека, а не его имя. Ведь, если звать лишь по имени, может откликнуться совершенно другой человек, которого ты даже не знаешь. И от этого становиться немного обидно… — она слегка склонила голову, как будто прислушиваясь к собственным словам.

Немного задумавшись, я ответил:

— Пожалуй, вы правы, имя нужно лишь для обиходного восприятия человека, что бы просто знать, к кому обратиться и как. Для разговора двоих или более людей, оно не особо и важно, ведь хватает всего лишь повернуть голову в сторону собеседника.

Она кивнула, слегка улыбнувшись, будто благодаря за то, что я поддерживаю её мысль.

— А ведь действительно немного обидно, быть принятым за другого… Как будто на тебя накинули лицо другого человека, — с лёгкой грустью в голосе не то сказал, не то прошептал я. — А быть другим, среди своих, страшно…

Она посмотрела мне в глаза, но ничего не ответила. Да и не нужно было отвечать, ведь эти слова не требовали ответа, как мысль, брошенная горящим листом бумаги, на волю беснующегося ветра.

— Мне пора, поздно уже, да и холодает, — девушка тепло улыбнулась. — До встречи.

— До встречи, — ответил я, слегка кивнув. — Завтра?

Она кивнула в ответ, разворачиваясь, и снова волна тёмных волос скрыла её лицо. А я остался стоять, глядя на проносящиеся подомной огни машин, холодные, как ветер, что играл краем моего плаща.

Мысли всё ещё метались в моей голове, как запертые в клетку дикие птицы. «Кто она? Почему мы встретились на этом мосту, и что она ищет здесь? А что здесь ищу я сам?» последний вопрос поразил меня. Ведь действительно, что я сам искал на этом мосту? Небеса, что манили своей высотой? А может быть землю, что так тверда под ногами? Или же человека, что развеет моё одиночество, слушая мои мысли и делясь своими, словно переплетая их? Переплетая… словно души, что были неполноценны в своей половинчатости, нецелесообразной, пугающе ущербной, и в то же время прекрасной. Да, я искал человека. А что искала она? Это я узнаю лишь со временем, если смогу понять.

Я закурил, запахнувшись в плащ, чтобы не замёрзнуть. «Да и холодает… До встречи» её слова… именно «до встречи», не прощаясь. Я улыбнулся своим мыслям. «До встречи, и эта встреча обязательно состоится», с этими мыслями и лёгкой улыбкой на лице, я отправился домой.

4. Снег

Вот и снова вечер. В наушниках играет Пикниковская «Сердце бьётся на три четверти» и каблуки казачков отбивают минорный ритм. Приподнятое настроение подбадривает теплый вечерний ветер, и свет фонарей светит мягким, бодрящим светом, а не обычным, холодным заревом «умирающего солнца».

Я который уже раз иду к мосту знакомой дорогой, покрытой мокрым, городским асфальтом. Мокрым, потому что днём был дождь, даже не дождь в привычном понимании, а самый настоящий ливень, веселым перестуком капель бьющий по жестяным крышам домов.

«Похоже, скоро выпадет снег…» немного грустно подумал я, поёжившись от мысли о предстоящих холодах. Осень подходила к концу, уступая место зиме, что уже собирала свои рати, готовые захватить все улочки городов. И сегодня тёплый вечер обещал смениться довольно прохладной ночью.

Я шёл, захваченный мыслями о предстоящей непогоде, в глубине души улыбаясь, что сегодня на мосту я не просто убегал от одиночества, а шёл к той, которая его перечеркнёт.

Настроение снова поднялось от этих мыслей, и я ускорил шаг. Как первый раз, я буквально вбежал на мост и… не увидел там никого. Сердце пропустило удар, за тем ещё один. Грудь защемило. Я оглянулся, но её не было. Дойдя до середины моста, я по привычке облокотился о перила. «Её здесь нет… Может быть, она придёт позже? Или не придёт совсем? Не обязана же она приходить сюда каждый вечер».

Эти мысли не давали мне покоя и чтобы взять себя в руки, я закурил, глядя на проносящиеся подо мной машины.

Дым медленно поднимался вверх, а в душе всё не унимался страх, что снова я остался один. Один, запертый в мире собственных мыслей, окружённый лишь декорациями «внешнего» мира, которые чья-то незримая рука тасовала перед глазами, как карты в колоде.

Чем больше становилось подобных мыслей, тем быстрее понижалось моё настроение. Тоска нервно скреблась в дверь души, коготками воспоминаний о прошлом. О поцелуях при свечах, о словах любви и клятвах, что позже рассыпались в прах, пробитые ножом расставания.

Я встряхнул головой, отгоняя не прошеные мысли, и покосился на потухшую сигарету. Сколько я так простоял, погруженный в воспоминания? Вдруг моей щеки что-то коснулось. Я удивлённо посмотрел вверх и замер. С неба, усыпанного звездами, падали первые снежинки, закручиваясь в небывалом хороводе. Возникало ощущение, будто отрываешься от земли и воспаряешь в небо. А снежинки, будто мириады миров, движутся тебе на встречу.

Головокружительное зрелище, которым можно любоваться долгое время.

— С первым снегом! — послышался знакомый голос позади меня.

— С первым снегом! — обернувшись, я улыбнулся, вздохнув от облегчения.

Всё те же волосы цвета вороного крыла, всё тот же кремовый плащ и зелёные глаза, поражающие своей глубиной. Она стояла предо мной, улыбаясь, тепло и беззаботно, как давнему знакомому.

— Как ты? — спросил я, замечая какое-то отличие во всём её облике, пока неведомое мне.

— Хорошо, правда, немного задумчиво, — ответила она, немного пожав плечами.

Взгляд! Вот что изменилось. Не было той глубокой печали, что запомнилась мне при первой нашей встрече, её заменил интерес.

— О чём ты думаешь? — спросил я по наитию, вызванному интересом в её глазах.

— О снеге… — ответила она. — О том, насколько может быть прекрасным и в то же время пугающе страшным наступление зимы. Ведь этот чарующий хоровод снежинок является первым признаком холодов… Холодов порой лёгких, бодрящих, а порой злых, пробирающих сквозь самую тёплую одежду своими ледяными прикосновениями. А о чём думаешь ты?

— О тебе… Похоже, я влюбился, — я посмотрел на неё. — Влюбился в твой образ мыслей, не зная ничего о тебе.

Она мягко улыбнулась и опёрлась о перила рядом со мной: — Любовь чувство странное…

— Порой она делает людей счастливыми, а порой несчастными. Не делай поспешных решений, они не всегда ведут к желаемому.

— Возможно, ты права… Но поделать с этим я уже ничего не могу, — я залюбовался блеском снежинок в её волосах, переливающимися всеми цветами радуги, на чёрном фоне волос. — Даже если это не взаимно…

Она посмотрела на меня немного задумчивым взглядом и ничего не ответила.

Немного смутившись своих слов, я достал сигарету и снова закурил.

— Зачем ты куришь? — с интересом спросила она.

Я немного усмехнулся.

— Это что-то вроде лекарства от нервов. Помогает собраться с мыслями и немного расслабиться.

 — А разве не лучше отпустить свои мысли на волю и думать без всяких ограничений?

 — Возможно лучше, но не все так могут. Порой наши мысли, пугают и тревожат нас больше, чем самый страшный кошмар. И по этому, мне приходится хоть на что-то отвлекаться, чтобы проанализировать собственные мысли. Сигареты мне в этом помогают.

— Разве собственные мысли могут пугать?

— Да, когда не понимаешь их сути.

Она задумалась, прокручивая в руке ремешок от плаща.

— Никогда об этом не думала…

— В мире много вещей, о которых мы не задумываемся, а порой просто не желаем думать, — выпуская облако сигаретного дыма, ответил я. — Ведь не все думают о том, о чём разговариваем мы, стоя вечером на пустом мосту.

— Да, ты прав. Если посмотреть со стороны, то мы даже похоже на сумасшедших.

— сказав это, она улыбнулась.

— Точно, лишь двое сумасшедших могут стоять на мосту под идущим снегом и просто делиться друг с другом мыслями, — я весело улыбнулся. — Кстати о снеге… Ты не замёрзла? — Она покачала головой: — Нет. А ты?

Я отрицательно качнул головой.

— Может это и сумасшествие, вся наша ситуация, но это спасает от ещё большего сумасшествия.

— О чём ты? — удивлённо спросила она.

— О сумасшествии одиночества. Когда даже в толпе, ты понимаешь что ты один. Один в своих мыслях, в своей жизни, в своей душе. И это страшно… Страшно тем, что тебе некому даже сказать о своём страхе. Некому открыть свою душу.

— Одиночество бывает разным, — ответила она, — Порой мы одиноки просто из-за того, что не можем, как-то поддерживать разговор с окружающими. Но бывает и такое, что из-за своих взглядов, домыслов, интересов, ты вдруг становишься для общества изгоем. Затравленным зверем, который старается выжить среди расставленных ловушек и капканов… — она вдруг поёжилась, обхватив себя за плечи и мелко дрожа.

Не размышляя не секунды, я подошёл к ней и обнял: — Даже затравленного зверя можно пожалеть и вылечить.

Она не говоря ни слова, уткнулась мне лицом в грудь, тихо вздрагивая. А я стоял и гладил её по спине, ни в силах вымолвить больше не слова.

— Мне пора, — прошептала она. — До завтра.

— До завтра. — эхом вторил я, отпуская её, и провожая взглядом, пока она окончательно не скрылась из виду.

По пути домой, меня вдруг посетила идея нового украшения, а если быть точнее, кулона.

Вернувшись в свою квартиру и заварив кофе, я включил на компьютере готик-металл и начал рисовать эскиз кулона. На удивление получалось довольно быстро, без каких-либо проблем с рисунком.

Закончив через час эскиз, я залюбовался им. На нём был нарисован кулон, в виде девушки ангела, с чёрными волосами и чёрными крыльями, сложенными вдоль её тела.

На крыльях блестела сапфирная крошка.

Решив завтра же взяться за его изготовление, я благополучно отправился спать.

5. Душа

Этой ночью мне снова снился сон. Сон, в котором я теряю зрение в автомобильной катастрофе. Проснувшись утром от звука будильника, я резко открыл глаза и как ошалелый начал оглядываться вокруг, убеждаясь в том, что с моим зрением всё в порядке.

Убедившись, что зрение меня не подводит, я оделся и, поставив на плиту чайник, раскурил трубку. Трубка не была особо выдающейся, но вызывала некое успокаивающие действие. Выполнена она была вполне обычно, окрашенная под цвет красного дерева.

Табак со вкусом ванили приятно горчил горло.

Приведя свои мысли в порядок, и окончательно успокоившись, я выпил кофе и, прихватив эскиз кулона, отправился на работу.

В мастерской довольно удачно оказалось мало работы, лишь починка звеньев на золотой цепочке и уменьшение размера кольца. Разобравшись с работой, я оплатил материал для кулона и принялся за его изготовление. Работа шла споро, и к вечеру кулон был уже закончен.

Пока я сидел в ожидании окончания рабочего дня и любовался кулоном, оценивая, нет ли в нём каких-либо погрешностей, ко мне подошёл наш главный мастер.

— Красивый. На продажу думаешь выставить? — спросил он. — Спросом большим пользоваться вряд ли будет, но цену на него можно не малую зарядить.

— Нет, не на продажу, для личных нужд. — ответил я, мягко улыбнувшись.

— Неужто невестой обзавёлся? Если не секрет, конечно. А то я как тебя не увижу, ты вечно в работе, ни звонит ни кто, не опаздываешь, с работы пораньше не отпрашиваешься. Думал ты один, да уточнять, как-то неудобно было. Наши-то девчонки уже сдались, пытаясь внимания твоё привлечь, а ты будто и не замечаешь их, «привет» да «пока», ни словом больше. Так что, обзавёлся? — выспрашивал мастер, радуясь сложившемуся разговору.

— Может да, а может быть, и нет, тут как сложиться. — тихо ответил я.

— Ну, успехов тебе. — поняв, что задушевного разговора всё равно не выйдет, с этими словами он отправился за своё рабочее место.

Рабочее время подошло к концу. Я сухо, как это заметил мастер, попрощался с рабочим персоналом.

Причина этому была простой и в то же время сложной. Я не заводил тесных контактов на работе. Не из соображения улучшения работоспособности или же страха подставы. Просто мне не были интересны эти люди, они не вызывали во мне вопросов. Возможно, это было эгоистично и самовлюблённо с моей стороны, но я всегда считал, что вижу их жизнь, не зная о ней. Не какие-либо отдельные нюансы их жизненного пути, а жизнь в целом. Как рецензию на книгу или фильм. И эта жизнь не вызывала отголосков в моей душе, абсолютно никаких.

По этой же причине я не отвечал взаимностью на флирт работниц салона, хоть и прекрасно его замечал. Какой в этом смысл? Провести ночь не одному, на утро выслушав признания в любви, при этом не находя в её глазах себя? Видя лишь её мир, в котором я был лишней деталью.

В своё время я был очень рад вниманию девушек. Я отдавался вниманию весь, без оглядки, но каждый раз за ним следовала пустота. Смятые простыни, признания в любви и пустота.

В какой-то момент меня это перенасытило, и я отдалился от девушек. Ушёл в себя, ушёл на мост, в поисках ответа на один вопрос. Что же я ищу на самом деле?

Выйдя на улицу, я по привычке закурил, направляясь в сторону остановки. Собственной машины у меня не было, по довольно банальной причине. Я не умел водить. Часто задумывался пойти в автошколу, но всё не находил особой необходимости. Выезжать в спешке, куда-либо посреди ночи мне было не к кому, перевозить что-то или кого-то тоже не приходилось, поэтому мне хватало общественного транспорта. В нём были даже свои плюсы, среди немалого количества неудобств. Для каждого они свои. Моими же плюсами были две вещи: Возможность размышлять и смотреть на мир за окном, не отвлекаясь на знаки и правила дорожного движения.

В автобусе, люди часто смотрят либо друг на друга, либо в окно. Кто-то выглядывает в толпе знакомых, некоторые просто смотрят сквозь мир, погруженные в свои мысли. Иные от скуки считали деревья и рекламные щиты за окнами. Причин множество. Моя же причина была в том, что я искал объекты красоты.

Именно объекты, неодушевлённую красоту в неодушевлённых или же одушевлённых предметах. Узоры листьев в древесной кроне или же горячий воздух, поднимающийся от асфальта знойным летом. Отражение облаков в лужах и участки ещё цветущих растений пасмурной осенью. Улыбки людей, смех детей, радостные встречи, тяжёлые ссоры. Всё это было миром моей красоты, видимой возможно лишь мне.

Этим вечером я наблюдал красоту наступающей зимы. Отражение неоновых огней на сосульках и тусклый свет фонарей из-под снежных шапок, устраивали своё представление на влажном асфальте, отражаясь в глазах. Замысловатый танец световых отражений под колёсами машин завораживал своей динамичностью и в то же время плавностью, меняя различные оттенки и цвета. Феерическое зрелище, которое можно увидеть в любой подходящий вечер и за совершенно малую плату.

Напротив меня сидела женщина с младенцем на руках. В отражении плохо было видно её лицо, на которое падала тень. Но зато хорошо был виден ребёнок. Глядя на его лицо, я вдруг задумался о том, что у всех младенцев одинаковые лица. Есть конечно, небольшие различия, вроде глаз кого-то из родителей, или же иной черты лица. Но сами лица в основном одинаковы.

Наверное, всё дело в том, что жизнь сама лепит наши лица, оставляя на них картину наших мыслей и поступков. Отпечатывая каждое действие по своему, каким-то неуловимым штрихом, как скульптор, подправляя деталь.

Ведь мы свободно отличаем человека, который в жизни более задумчив и серьёзен, от человека легкомысленного. Просто взглянув в его лицо, как в книгу.

Так и не найдя уверенности в своих мыслях по этому поводу, я поправил наушники и вышел из автобуса на нужной мне остановке. Шёл мелкий снежок, и было заметно холоднее, чем прошлым вечером. Прохожие, прикрывая лица шарфами и опустив на головы капюшоны, спешили в тёплый уют домов и квартир.

Я улыбнулся, поправляя перчатки на руках. Суетливое бегство от хоровода снежинок было не для меня, хотя я тоже ощущал покусывание холодов на коже. Я наслаждался вечером, упиваясь его беззаботным весельем.

Подходя к светофору, я сжал рукой кулон, что лежал у меня в кармане и начал подпевать песне играющей в наушниках, в ожидании пока загорится зелёный. С улыбкой я сделал шаг…

Визг тормозов прошил звучание мелодии как пуля. Ощущение толчка, резкая боль и темнота… Темнота и тишина.

6. Потеря

Темнота обволакивала, не было ни мыслей, ни ощущений, только покой.

Но так продолжалось не долго.

Сначала пришла боль. Она давила, мяла, будто крича — Вот она я! Я есть, я всё что есть!

Потом боль утихла, появились ощущения, что-то давило на лицо. Но убрать я это не мог, не чувствовал рук, не чувствовал тела. Потом появился звук. Мерный писк какого-то прибора. Голоса, которые что-то говорили, где-то вдалеке.

А темнота всё не уходила.

Снова тишина, но нет боли. Только прибор всё так же попискивал.

Темнота…

Осознание происходящего пришло медленно. Я начал понимать, что нахожусь в больнице. Начал различать слова, что говорили соседям по палате, звуки из коридора, временами чей-то плачь. Но спрашивать, что-либо, не было сил… Я снова провалился в темноту, давая отдых разуму и телу…

Проснувшись, я почувствовал себя лучше. Дурнота сошла, туман рассеялся. Звуки и ощущения стали чётче. Немного побаливала голова, перебинтованная бинтами.

Я поднял руки, что бы коснуться их, как тут же услышал шорох рядом и женский голос, произнёсший: — Наконец-то вы очнулись! Как вы?

— Вроде бы в порядке. Что со мной случилось? Я помню лишь звук тормозящей машины…

— Вас сбила машина. Сейчас я позову врача. — с этими словами, она ушла, а я остался ждать, слыша лишь стук каблуков по коридору.

Через какое-то время, я снова услышал стук каблуков, к которым прибавился звук шаркающей походки. Скрипнула дверь в палату, сопровождаемая шорохом медицинских халатов.

— Здравствуйте. Как ваше самочувствие? — обратился ко мне мягкий, мужской голос.

— Всё хорошо, только голова немного болит. Что со мной произошло?

— Вас сбила машина. Водитель не справился с управлением. Вы пролежали без сознания три дня, из-за этого вы можете ощущать небольшие недомогания. Головная боль у вас от сотрясения, но это скоро пройдёт. И вот ещё что… — мужчина замялся, — Вы потеряли зрение из-за сильного удара затылком. Мы уже оповестили ваших родных. К сожалению, возвращение зрения в вашем случае невозможно. — врач замолчал, а я лежал, обдумывая его слова.

Темнота… Эта темнота теперь со мной постоянно.

Был ли этот кошмар, что преследовал меня полгода, предупреждением? Почему всё так вышло? И как мне теперь быть с этим? Ответов я не находил.

— Ваши родители навестят вас завтра. А сейчас, отдыхайте, вам нужен покой, — снова заговорил врач, — Где-то через неделю мы вас выпишем. — он вышел из палаты, а я всё вслушивался в звук его шагов.

На следующий день приезжали родители. Я не знал, что им говорить, пытался, как-то успокоить мать, отец по большей степени молчал.

Оставшуюся неделю я пытался понять, как мне быть. С меня сняли бинты, и я пробовал хоть что-то увидеть, хотя бы свет. Но всё было бесполезно, я даже не знал, закрыты или открыты мои глаза. Пытался понять, что происходит вокруг, по звукам, голосам. Получалось плохо. Я не знал, день или ночь на улице, мужчин и женщин различал в основном по голосу, предметы опознавал лишь на ощупь.

Через неделю меня выписали. Родители забрали меня к себе, хотя поначалу я хотел вернуться в свою квартиру. Но быстро понял, что там я буду слишком беспомощен.

Дни потянулись тёмной, пустой пеленой. Я учился быть слепым, отец с матерью возили меня в центр помощи слепым, где мне помогали «снова жить в этом мире, на равных со всеми». Дурацкий солган, той женщины, что помогала нам реабилитироваться. Я даже не пытался запомнить её имени.

Равным? Как быть равным, когда ты спиной чувствуешь жалостливые взгляды людей? Чувствуешь то, чего ты лишился, навсегда. И даже винить в этом некого… Водитель машины? Бедолага сам был испуган на суде… Помог оплатить лечение, реабилитацию. Но в чём его винить? В том, что тормоза не справились на льду? Глупо. Всё вышло так глупо…

С работы естественно пришлось уйти. Я с грустью держал в руках инструменты, что остались дома у моих родителей, ещё пока я жил с ними. И понимал, что больше не смогу ими воспользоваться. Но выбросить или продать их рука не поднималась. Понимал что это бесполезно, но всё же, они оставались частью меня, той частью, что осталась в прошлом. В прошлом, в котором я мог видеть и творить.

7. Страх

Прошли месяцы. Я научился самостоятельно справляться со всеми повседневными делами, и даже потихоньку уже начинал ориентироваться в собственном городе. Маршруты я помнил по памяти, а зрение мне заменяла трость. Наушники, к сожалению, пришлось убавить по громкости, и я слышал всё, что происходило вокруг. Но даже в этом я нашёл свою красоту. Я начал создавать образы у себя в голове. Картины, написанные звуком окружающего мира и моего воображения. Любопытно, на что способна наша фантазия, когда звук не имеет за собой, визуального образа своего источника. Так обычная машина, проезжающая мимо, могла стать маломощным летательным аппаратом, фантастического вида. Это увлекало.

Но всё же, было и то, что не давало мне покоя, помимо потери зрения.

Она… Та, которую я встретил на мосту. Та, которая поняла мою душу, открыв мне свою. Я до боли сжимал в руке, кулон с ангелом, в надежде, что я смогу его всё же ей подарить. Но примет ли она его? Примет ли она меня? Жалкого, беспомощного, слепого…

Страх съедал заживо. Страх за то, как жить дальше, как найти её снова. Противнейшее ощущение отчаяния, в котором вязнешь, словно в чём-то липком и тягучем. И чем сильнее ты стараешься вырваться из него, тем глубже вязнешь, как в трясине. Не ощущая под собой дна, ты барахтаешься, хватаешься за ветки и траву, что представляют собой различные мелочи, что окружают нас в жизни. Они кажутся столь важными, значимыми… Но рвутся под твоим напором, не выдержав возложенной на них ответственности. И снова, продолжаешь тонуть, не зная, за что ухватится. Тонуть… Или же падать? Падать к дну, дну собственной души, в надежде хоть там обрести опору для толчка, что вырвет тебя из этой трясины.

И я падал… Барахтался, все, пытаясь вернутся на мост, остановится там, в ожидании её. В той последней, решающей надежде. Но не находил способа… Что мешало просто попросить, отвести меня туда. То ли гордость, то ли глупость. А может быть страх показать другим свою душу? Свою беспомощность? Ведь когда мы слабы, нам так тяжело попросить кого-то о помощи. Мы бежим от неё, как от огня. Боимся… Боимся насмешек, боимся, что предадут близкие. Даже просто боимся того, что ударят по больному. Я так и не смог, побороть этот страх. Страх, быть слабее других. Страх, казаться слабым, самому себе.

И я продолжал искать свой способ. Способ дойти, до края этой пустоты и… прыгнуть? Или взлететь? Ведь ни кто не знает, в чём отличие падения от полёта. Не ждёт ли нас в конце, судьба Икара. Не сожжёт ли солнце, наши крылья, тем самым, снова вернув нас на землю.

Но я, всё же искал. Искал её, что бы узнать, что будет. Вырваться из этой неопределённости. Поставить уже точку, в предложении, что не было закончено.

Каждый день, я выходил на прогулку, стараясь зайти чуть дальше, по тому маршруту, который помнил. Хотя бы на метр, хотя бы на пару шагов, я приближался к мосту. Я не знал, что ждёт меня там. Мне было страшно, и в то же время, меня не покидала надежда. Надежда на что? Я не знал. Или боялся себе признаться…

Боялся признаться, что мне нужна она. Что мне нужна её помощь, её поддержка. Боялся, потому что, помнил о её боли. О той боли и одиночестве, в её глазах, что так поразила меня тогда.

Но я должен был дойти. Доказать себе, что я могу с этим справится. Что мне хватит сил, сделать этот рывок, и быть сильным, за нас двоих.

И вот, я дошёл.

8. Полёт и падение

Я стоял у ступеней моста. Стоял, переводя дыхание и набираясь решимости подняться.

Там ли она? Или давно уже не приходит сюда? Ведь столько времени прошло…

Я сомневался… сжимал и разжимал кулаки, курил. Я не знал, сколько времени я уже стою возле ступеней. Мимо проходили люди, но постепенно их становилось всё меньше.

Я понял, что становилось уже поздно. Люди возвращались с работы, учёбы, прогулок.

Кто-то спешил к своим семьям, кто-то просто брёл, в одиночестве. А я всё стоял…

Шаги прохожих затихли. Даже шум трассы, стал как-то тише. Я нащупал рукой перила.

Шаг… Первая ступенька… Ещё шаг, шаг, шаг… Я сбился со счёта, но продолжал идти. Медленно, аккуратно. Шаг… Ступени всё не кончались, словно какая-то пытка. Или же, наоборот, каждый шаг, это новая ступень вверх? Вверх от земли. Вверх от страха? От себя? Того себя, что боялся быть не понятым, быть слабым.

Я сжал кулон в кармане, покрепче. Шаг… Шаг… Шаг… Трость ушла в пустоту. Что это? Я дошёл? Я поднялся?

Поводив рукой вокруг, я понял, что перила уходят влево. Я поднялся на мост. Я оставил позади, то, что так меня пугало. Вот оно, небо… Вот она, та безграничная пустота, что дарила мне покой, все эти годы.

Я стоял окрылённый этим чувством, обострившимся, из-за того, что я больше не видел границ. Я парил, даже стоя на земле. Я ощущал полную свободу и покой.

Но всё же, я пришёл сюда не только за этим. Снова взявшись за перила, я пошёл к центру моста. Я вслушивался, надеясь услышать её дыхание. Услышать, как шелестят её волосы по одежде, если она повернёт голову в мою сторону. Услышать, как она окликнет меня, поприветствует, как и раньше, как старого знакомого.

Но было тихо. Лишь гул проезжающих машин. Я не знал, сколько я уже прошёл, дошёл ли до середины, и по этому, остановился. Стоял, не зная, что делать. Снова не определённость… Как быть? Позвать? Или подождать? Я не знал, который сейчас час. И сколько я уже здесь нахожусь. Телефон я отключил, ещё когда дошёл до моста, и позвонить мне ни кто не мог. И я стоял, в бессилье, не зная, идти ли назад, или вперёд. А может остаться тут и ждать?

Неизвестность сводила с ума. Я чувствовал, что мечусь из стороны в сторону, не зная, что выбрать. Сердце стало биться чаще, кулаки сжимались и разжимались, мысли метались перепуганной птицей! Что делать? Как поступить? Я не находил ответов. Я был в тупике. Паника, страх, отчаяние!

— «Ну как же так? Я ведь дошёл! А что дальше? Где ты? Где ты? Где ты? ГДЕ ТЫ?»

Последние слова я выкрикнул, сам того не понимая, в ужасе желая, что бы эта пытка закончилась. Я прислушался, отчаянно, всем сердцем желая услышать ответ. Но тщетно.

Тишина, и лишь шум проезжающих мимо машин. Пусто.

Дрожа, я опустился на колени. Её здесь нет… Я понял это вспышкой, осознанием того, сколько прошло времени. Нет… И уже давно… Нет… Её… Нет… Меня… Я взялся рукой за перила… Нет… Кулон привязать к перилам моста… Нет… Руки дрожат и не слушаются… Нет… Встать… Нет… И узнать, разницу между падением и полётом.

— Нет! Стой!

Пролог.

Я сидела на краю крыши, напротив здания морга. Сидела, перебирая цепочку от кулона на шее. Кулона, с девушкой ангелом, чьи крылья были обсыпаны сапфирной крошкой.

У входа в морг, курили два врача, переговариваясь друг с другом. Я прислушалась.

— Жалко парня… Мать его, до сих пор успокоиться не может. Молодой ведь был, зачем же он прыгнул?

— Думаю, что из-за слепоты. Представь себе, как тяжело ему было: красивый, работа, девки наверно толпами за ним бегали. И тут потерять просто всё… Я наверное тоже бы не выдержал.

— Да уж… Знаешь что странно? Ни кто так и не понял, откуда перья. Всё вокруг было в чёрных перьях, представляешь? Причём крупных таких. Я думал одно себе взять, но менты не позволили. Водитель, который видел, как парень падает, говорит, что птиц там ни каких не заметил. Когда он вышел из машины, парень уже лежал в этих перьях.

Мистика какая-то.

— Ага, ты ещё скажи что его Ангелы забрали… Может у парня пакет с перьями с собой был? Перья рассыпались, а пакет ветром унесло. Ладно, докуривай и пойдём. Нам ещё справку о смерти его матери выдавать.

Я встала. Ангелы… Нет… Ангелы не успели.

Расправив чёрные крылья и поймав ветер, я взлетела. Перед глазами стояла картина, как он падал… А ведь он так хотел летать. И мы могли летать вместе… Вместе…

Вместе. Я слишком устала быть одна, и готова пройти снова, через Ад.