1
Алек сидел на старой скрипучей лавке и носком ботинка выводил на сухой земле причудливые узоры. Для него эти рисунки оставались обычными закорючками. Кто-то другой оживил бы магические знаки... Но не он. Круг, из центра которого выходили три линии, не загорелся. Овал с древневосточным знаком не превратился в источник воды. Алек со вздохом стёр рисунки. Не дано так не дано. Заслышав далёкие ещё голоса, он пригнулся, чтобы полностью скрыться за пышным кустом.
Через несколько минут рядом с калиткой остановились две женщины. Они немного поговорили о предстоящей работе и малом жаловании, после чего попрощались. Эвелин вздрогнула, когда из-за куста послышался шёпот:
— Твоя знакомая повернула за угол? Мне уже можно выйти?
— Выходи, Алек. Ну, напугал!
Он выбрался из укрытия и, хитро прищурив серые глаза, ответил:
— Прости. Я сказал учителю музыки, что плохо себя чувствую... В общем, не надо, чтобы меня видели здесь.
— Маленький лентяй, — улыбнулась она, поудобнее перехватив тяжёлые сумки. — Тогда пойдём в дом, что уж.
— Какой есть, — Алек развёл руками. — Давай помогу.
— Нет-нет. Тебе ни к чему таскать тяжести.
— Да ладно! Если я не буду поднимать ничего тяжелее карандаша, то не смогу побить кого-нибудь из семейки Боэмов.
— Алек!
Он остановился около высокого порога и, едва сдерживая смех, проговорил:
— Хорошо, не буду говорить так грубо. Но хоть одному из них я однажды врежу. Вот правда, в последнее время они уже вкрай обнаглели!
Эвелин лишь покачала головой, взглянув на слишком худого мальчика. При мысли о том, что он ввяжется в драку, она почувствовала, как у неё по спине пробежали мурашки. Ведь что маленький, слабенький ребёнок сможет без магии?
— Не расстраивайся, — сказал Алек. — Ничего со мной не сделается.
— Пожалуйста, сначала думай, а потом делай. Не надо драк и ссор.
Эвелин поставила потёртые тканевые сумки на порог и достала ключи.
— Я постараюсь, — Алек отвёл взгляд.
Зайдя в дом, он всё же поволок по полу одну из сумок на кухню и на ходу сказал, что забор надо чинить, а то сейчас пробраться во двор не проблема.
— А где сегодня твои родители?
— Как обычно. Отец поехал разбираться с делами графства, а мать позвали в гости. Ты и у нас видела подобные чаепития... А если вдруг не помнишь, я перескажу в лицах.
В глазах Алека заискрился смех. Он встал посреди кухни и, поставив одну руку на пояс, другой поправил короткие белые волосы.
Писклявым голоском он произнёс:
— Мои дорогие подруги, вы только представьте! Пришла недавно на торжественный обед с новой причёской, а никто даже не заметил!
Затем он развернулся и выставил перед собой руки, растопырив пальцы.
— Вы взгляните, что мне муж купил! Красота, правда? Чудесные колечки! На каждом пальце десять штук!
Алек изображал то одну дворянку, то другую, а Эвелин смеялась, наблюдая за ним. Конечно, на самом деле всё было не совсем так, он здорово преувеличивал. Но получалось довольно смешно, так что почему бы и нет? Вдоволь повеселившись, она взялась за готовку. Алек сидел и болтал о своих делах. Его тайные вылазки в деревню, в которой жили слуги семьи Витовских, продолжались уже больше года. Эвелин искренне полюбила ребёнка, а он доверял рассказы о жизни только ей.
В чём-то ей было приятно детское доверие, а в чём-то от этого становилось тревожно. Ведь восьмилетний мальчик рассказывал о жизни не родителям, а служанке. Как-то ему удавалось улизнуть от гувернантки и тех, кто учил его дополнительным предметам. Алек выдумывал всякое, чтобы лишний раз увидеть Эвелин. Она понимала, что не лентяй он вовсе, а всего-то недолюбленный ребёнок. Да разве бы он рассказывал о переживаниях служанке, если бы родители захотели его выслушать?
Но вот он сидел за старым шатким столом и водил пальцем по облупившейся краске.
— А про школу... Одно хорошо: у нас, в отличие от простолюдинов, занятия не каждый день. Только никак не пойму, почему отец решил, чтобы я учился вместе с остальными, если они не считают меня равным. Но что же поделать, придётся каждому из одноклассников утереть нос. Пусть в магии я полный ноль, но не во всём же. Между прочим, у меня по немагическим предметам оценки всегда были лучше, чем у того же Эндрю Боэма. Нашёлся великий маг, вот ещё! А сочинение нормально написать или задачки в контрольной по математике решить не может. Будут они с братом показывать, что лучше меня, ага! Сами только списывать умеют и заклинаниями пугать. В глупых волшебных фокусах нет их заслуги. Ещё покажу всем, что во многом я не хуже их. Хотя... — Алек посмотрел куда-то в сторону. — Что бы я ни делал, некоторые никогда не перестанут называть меня недомагом.
Эвелин попыталась успокоить его, не отрываясь от готовки. Лучше было не поворачиваться, чтобы он не увидел её глаза, которые намокли вовсе не из-за резки лука. Если магия не подчинилась человеку в детстве, то не подчинится уже никогда. Эвелин подумала, что мальчику не повезло родиться дворянином без магических способностей. Среди знати считалось, что всем немагам место на прародине Земле, а не в этом мире. Нелегко придётся Алеку. Всю жизнь доказывать дворянам, что и без магии чего-то стоишь — трудная задача. Эвелин могла только успокаивать и подбадривать его. Почему-то она чувствовала, что он никогда не сдастся. Гордость и упорство были у него в крови.
За разговором с ним Эвелин быстро приготовила простой обед и накрыла на стол. Своей семьи у неё не было, и она с радостью заботилась о хозяйском сыне, который стал ей очень дорог. Сложная жизнь будет у него, но, видно, это судьба.
2
Через два часа Алек вышел из дома Эвелин, снова отказавшись от предложения проводить его. Ему казалось, что прощаться лучше быстро. Алек боялся, что если Эвелин станет его провожать, то он прямо перед особняком уткнётся в её платье, всегда пахнувшее мятой, и по-дурацки разревётся. И наверняка сквозь всхлипы вырвутся те слова, которые часто вертелись в голове: «Забери меня отсюда! Пожалуйста! Не хочу здесь быть... Я никому тут не нужен, я же бракованный! Прошу, забери меня...». Он бы давно так сказал, но дворянское воспитание брало верх. Если смех вместо сдержанной улыбки в подобных кругах ещё прощался ребёнку, то слёзы — никогда. Родня не уставала повторять Алеку, что лишь дети простолюдинов могут перед всеми и веселиться, и грустить. «Простолюдины, что с них взять», — морщилась мать. «Они не должны видеть тебя слабым. Ты спустя годы будешь управлять ими», — говорил отец.
Алек брёл по скрывшейся за деревьями тропинке и пинал маленькие рыжеватые камешки, которые попадались по пути. Никого не было поблизости, но он и наедине с собой не заплакал. Только думал о том, что он и не простолюдин, и не дворянин. Для первого лишним было всё то, что вкладывала в его голову родня. Для второго он был непозволительно бездарным, неспособным к магии. А Земля с её жителями, никогда не знавшими настоящего волшебства, была для него чужой... Кто он в итоге? Никто. Но Алек пообещал себе, что станет тем, с кем окружающие будут считаться. Он уже почти принял то, что его всегда будут обсуждать за спиной. Почти смирился, что и дворяне, и простолюдины, посмотрев на него, с облегчением вздохнут: «Как хорошо, что я-то могу колдовать!». Но относиться к нему как к пустому месту у них не выйдет. Алек сделает всё, чтобы быть на равных с остальными. Всё! Только добившись чего-то, он сможет во взрослом возрасте отблагодарить ту, которая его по-настоящему поддерживает и любит просто так, а не потому, что он наследник рода. Алек решил, что ответит на добро добром. Когда он повзрослеет, Эвелин больше не понадобится служить его семейству и жить в предоставленном старом домишке. У неё будет то, чего она достойна.
Дорога от деревни до особняка заняла минут сорок или около того. Алек исподлобья взглянул на родной дом и невольно скрипнул зубами. Огромное здание из белого камня, над которым, как говорили, трудились лучшие архитекторы Восточного королевства. И сам особняк, и куча вещей в нём стоили больших денег. А Эвелин и других слуг селили в старых домах, продуваемых всеми ветрами. Алек не понимал отца, но всегда думал, что у него очень много дел, и потому ему некогда пока позаботиться о слугах. А вот Сергиушу, помощнику отца, Алек не находил оправданий. Ему запомнились слова этого человека: «Раз не нравится, пусть строят себе другие дома. Разве мы им запрещаем?». Его не волновало, что тому, у кого нет семьи, не под силу построить жилище в одиночку, а нанять работников не на что. Одинокой Эвелин приходилось довольствоваться тем, что предоставили. Алек шумно выдохнул и пошёл к дому, думая о том, что в семнадцать лет сам станет помощником отца, а Сергиуша уволят. Надо что-то менять. И так иностранцы смеются над дворянами Восточного королевства и называют их повелителями хлыста и микроскопа. Неправильно как-то... На науку деньги есть, а на людей нет.
Его родители, конечно, ещё не вернулись. У отца было много работы, он ведь граф. А мать? Она всегда занималась только собой. Алек не помнил, чтобы она хоть раз заговорила с ним добровольно. Роза смотрела на него, как на чужого человека, который случайно попал в её дом. Ни тёплого слова, ни ласкового взгляда. Впрочем, Алек ни разу не видел, чтобы мать хоть к кому-то относилась с искренней любовью или дружелюбием. Такая уж она была.
Алек зашёл в дурацкий холл, в котором не было ни капли уюта. Всё вокруг говорило то ли о достатке, то ли о том, что хозяин дома любит скучные бесполезные штуки... Глупые статуи девиц в платьях со шлейфами, огромные тёмные вазы с золотыми узорами, четыре столика, на которых собирали пыль янтарные фигурки... И много другой ерунды. Дом Эвелин, несмотря на старый ремонт и окна, от которых вечно дуло, был лучше. Пусть скрипят половицы, пусть рядом с окнами не посидишь, зато можно хоть ненадолго расслабиться и забыть о своих отличиях. Можно хохотать в голос, можно румяные ароматные булочки, от запаха которых рот наполнялся слюной, скорее кусать, а не отламывать аккуратно по кусочку. Можно бегать, прыгать, глупо шутить и просто быть таким, каким хочется.
Алек поднялся на второй этаж и остановился у дверей своей комнаты. На стене висела небольшая меловая доска, на которой он написал для всех, кто захотел бы к нему войти: «Я решил пораньше лечь спать. Сегодня сильно болела голова». Не столь далёк он был от правды. Головная боль у него никогда не проходила. Когда-то сильнее, когда-то слабее, но она была всегда. Алек привык к ней, как ему предстояло привыкнуть и к тому, что далеко не каждый маг сочтёт равным себе немага.
3
Утром Алек проснулся около пяти. Семейный целитель всё пытался лечить его от бессонницы разными отварами, которые были до того горькими, что после них хотелось съесть годовой запас сладостей. Врачи всё выписывали то одно, то другое лекарство от головной боли, и говорили, что в ней причина плохого сна. До смерти надоело пить отвары, глотать таблетки, проходить обследования. А в итоге и врачи с научными методами и таблетками, и целители с магией и отварами разводили руками. Сам Алек не видел ничего плохого в том, чтобы просыпаться рано. Тихо, спокойно, никто не отвлекает от размышлений. Ему надо было привести мысли в порядок перед ещё одним днём в школе. Он обещал Эвелин, что постарается не ввязываться пока в драки. А лучшим из того, чему его научил отец, было правило: слово дворянина нерушимо.
В те минуты, когда над ним насмехались, тыкали пальцами, кричали вслед оскорбления, ему хотелось плюнуть на все обещания. Алек вовсе не шутил, когда говорил о том, что мечтает побить хоть одного из братьев Боэмов. Гарри, Генри, Эндрю. Как он ненавидел всех троих! Старший равнодушно смотрел на то, что творили младшие, лишь изредка их одёргивая. Ну а Генри и Эндрю что только ни выдумывали, чтобы унизить тех, кто им чем-то не угодил. Им не надоедало придумывать новые способы подпортить другим жизнь. Взрослые не воспринимали их выходки всерьёз — дети же! Алек и школу-то не любил только из-за того, что в ней есть братья Боэмы. Генри и Эндрю не устанут напоминать, что без магии он никто. Он сжал в кулаке край одеяла и метнул злой взгляд на рюкзак с учебными принадлежностями. До чего же Алек хотел выплеснуть все эмоции в драке! Но он обещал...
Будь проклят дурацкий закон! Всем ученикам повторяли раз за разом, что дворянская школа создана мудрым указом одного из предков нынешнего короля. В учебниках писалось, что тот правитель хотел, чтобы дети из знатных семей с детства умели общаться и договариваться друг с другом. Вот враньё! Алек много книг прочитал из отцовской библиотеки, в том числе и биографических. Интересно же, как люди описывали жизнь современников в разные времена, хоть и сложновато. Так в них причина создания школы не такая, как в учебниках. От предка короля потребовали равенства, когда случилось восстание. А он наобещал много всего и выдумал вот такое обучение, чтобы и простолюдины, и дворяне ходили в школы и осваивали науки, а потом возвращались домой и привыкали к бытовым делам. Да только всё равно простолюдинские школы ни в какое сравнение не шли с дворянской по качеству.
Алек тихо ходил по комнате, собираясь. Рановато было для сборов, но так у него появилось время для повторения уроков. Из-за того, что он немаг, ему придётся быть одним из лучших в чём-то другом. Как говорил отец, графству нужен умный человек, разбирающийся в экономике, юридических науках и много в чём ещё. Он часто повторял сыну, что в управлении графством магия не играет важной роли. Алек ему верил и стал усердно изучать предметы, которые хоть отчасти помогут потом освоить столь сложные науки.
После завтрака, ровно в восемь, прибыла машина. Алек, не торопясь, пошёл к воротам. В саду уже вовсю работали слуги. Вот чего Алек никогда не понимал, так это привычки родителей проходить мимо них, не здороваясь. Особой симпатии к простолюдинам он не чувствовал, все они, кроме одной женщины, были ему никем. Но почему бы не проявить уважение к ним? В глазах Алека они, как и дворяне, заслуживали, чтобы с ними здоровались и называли по имени, а не «подай-принеси». Мать обычно закатывала глаза, проходя мимо работающих, а отец в вечной спешке не считал нужным тратить время на простое «здравствуйте». Алек же упрямо снова повторял приветствия и имена.
— Доброе утро, Эвелин.
Она улыбнулась и, подмигнув ему, произнесла:
— И для вас пусть будет утро добрым, виконт Алек!
Незаметно для остальных её руки в грязных от работы с землёй перчатках сложились в знак «Удачи!». Алек сложил пальцы левой руки в знак «Благодарю» и пошёл дальше. Ему казалось очень несправедливым то, что надо зашифровывать даже обмен обычными фразами. Иначе Эвелин могли уволить.
Алек сел в маленькую серую машину, которую в народе называли "мышкой", и поздоровался со слишком болтливым водителем. Он был мастером своего дела и во время вождения ни на что не отвлекался, но зато успевал выдать много ненужной информации во время пространственных перемещений. Так и сегодня. Мужчина сосредоточено следил за дорогой, пока ехал до участка, на котором машина могла безопасно перенестись через расстояние благодаря встроенной магической системе. Он съехал на обочину на участке дороги, свободном от защитных чар хозяев земель, и нажал несколько кнопок на панели, настраивая параметры перемещения. Водитель не любил отдавать системе голосовые команды. Когда всё за окном заволокло магическим туманом, он откинулся на спинку кресла и принялся болтать о том, как его брат недавно сопровождал дворянина в деловой поездке на Землю. Ну, поездкой это называлось для понятности, на самом деле то было сложное межпланетное перемещение. В школе им объясняли, как это происходит, но Алек запутался в терминах и понял только то, что для перемещений на короткие расстояния достаточно магических порталов, а для больших расстояний используют специальное оборудование, чтобы жизни мага ничего не угрожало.
Так вот водитель теперь не умолкал, рассказывая, как там обстоят дела на другой планете. Голова разболелась от всех этих подробностей. Что-то про большую войну, про её последствия... Алек не вникал в детали земной жизни после того, как узнал, что магам много веков назад пришлось бежать в другой мир от жестокости землян.
Остальную болтовню он особо не слушал. Просто наблюдал за искрами магии, которые то и дело вспыхивали в тумане. Волшебство... Всегда будто за стеклом. Когда туман рассеялся, машина оказалась на обочине другой дороги, до школы отсюда нужно было ехать двадцать минут.
В школу Алек зашёл вместе с другими младшеклассниками, у которых занятия начинались позже, чем у старших. В холле он заметил ненавистную троицу. Рядом с Боэмами стояла очень худая бледная женщина, их мать. Сыновья не походили на неё, слишком тёмные у всех были волосы и глаза. Разве что Гарри был немного похож на неё аккуратными, но более резкими чертами лица. Алек услышал обрывок разговора, пока переобувался.
— Как я могла не прийти на мероприятие, в котором ты участвуешь? Я хорошо себя чувствую сегодня и очень хочу увидеть твоё выступление.
— Мама, твоё лечение важнее школьных событий. Возвращайся домой и следуй указаниям нашего целителя и врачей, — сердито сказал Гарри.
— Разве я их ослушалась? Вот, смотри, я ношу с собой нужное лекарство.
Она достала из сумки баночку с таблетками, но не удержала её в руке. Склянка покатилась по полу, остановившись у ног Алека. Он глубоко вздохнул и поднял банку, не дожидаясь, пока женщина или её сыновья воспользуются чарами. Братья Боэмы в его глазах были сволочами, но их мать ему ничего плохого не сделала. Он подошёл к ней и протянул склянку:
— Здравствуйте, миссис Боэм. Вы обронили свою вещь.
Ему с трудом удалось не показать эмоций. Одежда на дворянке висела мешком, через макияж проступали синяки под глазами и морщины. А ведь маги обычно не стареют так быстро. Но больше всего Алека напугало то, как выглядели её руки. Они больше напоминали кости, обтянутые тонкой плёнкой вместо кожи.
— Спасибо за помощь. Прости, я не знаю, как тебя зовут.
— Я Алек Витовский, миссис.
— Приятно познакомиться, — графиня устало улыбнулась. — Ты, наверное, друг Эндрю?
Сыновья стояли за её спиной, а потому женщина не увидела их реакции. Эндрю уже открыл рот, но Гарри пихнул его в бок и посмотрел на Алека, сложив пальцы в знаке «Пожалуйста».
Алек неожиданно для себя произнёс:
— Да, с вашим сыном интересно общаться.
Эндрю презрительно скривил губы и показал Алеку неприличный жест. Впрочем, при виде кулака старшего брата он быстро успокоился. Потом Гарри попросил одного из сотрудников школы проводить мать в тот зал, в котором пройдёт мероприятие. Как только мать отошла достаточно далеко, Гарри вывел братьев и Алека в коридор.
— А ну живо слушайте. Мне плевать на ваши разборки, обзывайте друг друга и делайте мелкие гадости сколько угодно. Но физически вредить друг другу я вам запрещаю. Тебя, Витовский, это тоже касается. Даже не думай завязывать драку с моими братьями. Ты видел, почему. Смирись уже с тем, что ты немаг. За сегодняшнюю услугу спасибо, иди уже на занятия.
Алек тут же ушёл, но до него ещё донеслись слова Гарри, обращённые к младшим братьям:
— Вы что, не видите, в каком состоянии наша мать? Да наплевать на Витовского, вы о ней подумайте! Ругайтесь сколько влезет, но мать не должна узнать об этом. А за драки я вас первой попавшейся палкой так отхожу, что всю оставшуюся жизнь даже в пьяном угаре кулаками махать не станете.
В тот день Алек почти не думал об учёбе, хоть и получил за ответы на уроках две оценки «10» и одну «8». Он всё гадал, как поведут себя дальше Боэмы. Разумеется, они придумают многое, чтобы усложнить ему жизнь. Похоже, Генри и Эндрю разозлились из-за запрета старшего брата.
4
С тех пор Алек ждал подвоха, и не зря. Каждый вторник и пятницу младшеклассники приходили в школу. По этим дням что только не случалось с вещами Алека. Ручки и карандаши однажды были посыпаны порошком, от которого жутко чесались пальцы. Тетради с домашним заданием бесследно исчезали, а учебники порой были залиты краской или клеем. В его рюкзаке частенько оказывалось то, чего там быть не могло: мокрая земля, куски протухшего мяса, гнилые фрукты, а как-то ему даже подсунули мёртвую крысу. Оскорбительным запискам и вовсе не было числа, из-за них словарный запас ругательств у Алека пополнялся с каждым учебным днём. Он уже устал сочинять небылицы для взрослых, но рассказывать о происходящем не собирался. Да и могло ли это что-то изменить? Всё равно он останется для тех же Боэмов недомагом, которого и за человека считать необязательно. Алек устал отмывать вещи, проветривать их от запаха всякой дряни, врать о потере безнадёжно испорченных книг. Совсем паршиво ему становилось от мысли, что издёвки в том или ином виде предстоит терпеть долгие годы. А что делать? Сжимать зубы, не показывая боли и обиды, улыбаться через силу: это всё, что он мог. Порой очень хотелось расквитаться со всеми и за всё, но Алек считал ниже своего достоинства поступать, как они. Противно было уже от того, что они привыкли делать всё тайком, пока никто не видит.
Вот так же они воспользовались случаем, когда Алек оказался один в раздевалке. Боэмы загнали его в угол.
— Ну что, сучоныш, попался? — Генри расплылся в сладкой улыбке. — Ты как смеешь смотреть на нас, не опуская взгляд? Не забывайся и не веди себя так, будто бы равен нам.
— Никакой ты не дворянин, — подхватил Эндрю. — Веди себя как слуга, тогда мы тебя не тронем.
— Что вы! Я не равен трусам, которые делают гадости исподтишка и идут вдвоём на одного. Мне до вас не дотянуть, господа!
Алек согнулся в издевательском поклоне, а после выпрямился и посмотрел на Боэмов.
Генри ухмыльнулся и сказал, повернувшись к брату:
— Витовский опять забыл, что он недомаг. Покажем ему, что некоторые заклинания не оставляют следов, но причиняют боль?
— Давай!
Эндрю навесил сферу неслышимости, в руках Генри вспыхнуло боевое заклинание — полупрозрачный шар, из которого торчали красные иглы. Алек, хоть и не мог колдовать, неплохо разбирался в подвидах заклинаний. То, что сейчас хотел запустить в него Генри, должно было имитировать боль от перелома. Сила, вложенная в заклинание, могла быть и такой, что Алек бы почувствовал, будто ему сломали половину костей. Вот сейчас он упадёт на пол и закричит от нестерпимой боли... Но эта доля постигла Боэмов.
— Я вас предупреждал, — сухо сказал Гарри, заходя в раздевалку. — И не говорите, что магия не считается. Что-то вы не в восторге от того, что я применил к вам заклинание. По мне, так это тоже избиение.
Гарри явно не использовал заклинание во всю силу, но он довольно равнодушно смотрел, как один брат рыдал, держась за ногу, а второй протяжно стонал, держась за плечо. Потом Гарри сжалился и снял чары.
Немного придя в себя, Генри со злостью и обидой завыл:
— Нечестно! Ты со спины подошёл!
— Это ты мне говоришь о честности? Ты? Какой я ужасный человек, подкрался к любимым братьям и заставил немножко поскулить от боли. И ничего, что они минутой раньше хотели использовать такое же заклинание против немага.
— Мать всё равно не узнала бы! — закричал Эндрю. — А ты защищаешь недомага!
— Нет, ну какой я негодяй! — Гарри сокрушённо покачал головой, а в его тёмных глазах зажглось что-то недоброе. — Как я мог не стать соучастником преступления? А это преступление, идиоты. И мне, в отличие от взрослых, наплевать, что вы ещё совсем мелкие детишки. Пока вы ругались, я вам не мешал. А вот когда дошло до дела... Дурачьё! Вы и правда думаете, что заклинание не оставляет никаких следов? Я вас разочарую. Скоро у вас обоих опухнет место, куда пришёлся удар, и будет болеть. Недолго, правда. Я-то контролирую, сколько энергии вкладываю в заклинание, а вы нет. Не пытайтесь обойти мой запрет. А теперь исчезните, чтобы я вас до конца дня не видел.
Генри и Эндрю поспешили убраться подальше.
— Спасибо... — сказал Алек. — Мне тоже нужно идти.
— Тебе нужно головой думать, чтобы нигде на территории школы не ошиваться в одиночку. Я присматриваю за братьями, а за другими твоими недругами кто присмотрит? Включай мозги, Витовский!
— Ладно, я подумаю над этим.
Алек понимал, что без вмешательства старшего из братьев Боэмов издевательства Генри и Эндрю зашли бы куда дальше, но подобные советы он не любил. И всё же что-то помешало Алеку закончить разговор на этой ноте.
— Я постараюсь... постараюсь не связываться с твоими братьями, даже когда ты окончишь школу. Мне и самому не хотелось бы беспокоить и моих, и твоих родителей из-за всяких... глупостей.
— Спасибо, — сказал Гарри, смотря куда-то в сторону. — Хотя моего отца уже давно ничего не может побеспокоить, а моя мать... Надеюсь, она, как и хотела, побывает на моем выпускном. Ладно, ты уже усвоил всё, что надо, топай по своим делам.
До Алека не сразу дошёл жуткий смысл слов Гарри. Вечером Алек подошёл к отцу, который в кои-то веки вернулся домой пораньше. Захариас удивился интересу сына к чужому графству, но всё же рассказал то, что знал. Много в королевстве было таких историй, среди них простая повесть о графстве Боэмов и их семействе ничем не выделялась.
Большая семья, много родственников, которые делили земли и власть. Графство уже много лет было в упадке из-за вечных распрей, простолюдины сбились со счёта и не помнили всех графов, которые сменяли друг друга слишком часто. Но шестнадцать лет назад одна из законных наследниц, мягкая и робкая девушка по имени Анабель, вышла замуж за нетитулованного дворянина. Никто не ждал, что у её молодого супруга будет железная хватка, с помощью которой он наведёт порядок в графстве и приструнит многочисленных родственников жены. И всё сложилось бы хорошо, если бы пять лет назад король не захотел прибрать к рукам земли вольного народа, которые граничили с графством Боэмов. Что ж, земли после похода были присоединены к королевству, но Анабель осталась вдовой. Как ни печально, её мужа убили в походе, который и графству, и семье Боэмов принёс лишь горе. Так и живёт теперь графиня, после тех событий заболевшая неизлечимым недугом, с четырьмя несовершеннолетними сыновьями, младший из которых появился на свет уже после смерти отца, а власть над графством делят между собой другие родственники.
— А зачем тебе это? — спросил Захариас, закончив рассказ.
— Ну... Мне Боэмы всегда казались немного странными, но только сейчас решил спросить о них. Печальная история...
Алек призадумался над рассказом отца. Сколько бессмысленных родственных разборок и королевских прихотей бывает, сколько последствий из-за них... Ужасно, когда король по дурацкой прихоти заставляет людей воевать. Ещё гаже, когда воюют между собой родственники. Ведь свои, родные... Зачем всё это? Не укладывалось у Алека в голове, зачем нужна жесткость по отношению и к своим, и к чужим, которая никогда не приводит ни к чему хорошему.
В тот вечер он едва смог уснуть, очень сильно болела голова. Сон был сумбурный, беспокойный. В нём перед глазами мелькали пугающие картины, непонятно почему созданные подсознанием…
Вот Анабель Боэм затряслась в приступе кашля, а потом безвольно упала на подушки, уставившись в потолок пустыми глазами. Вот Генри Боэм, который во сне уже выглядел как подросток, сел за руль пьяным, а затем удар, огонь... Вот тоже повзрослевшего Гарри Боэма какие-то люди швырнули в канаву. Алек даже во сне пытался зажмуриться, лишь бы не видеть, что сделали с телом старшего из братьев Боэмов. Кто-то с невероятной жестокостью и ненавистью издевался над ним... События сна повторялись с бешеной скоростью, путались между собой. Алек потом так и не вспомнил их правильный порядок.
Когда Алеку удалось проснуться, он сел на кровати и этой ночью больше не спал. С чего вдруг ему приснилось будто бы будущее? Неужели так впечатлился из-за рассказа отца? Сон, просто сон. Кошмарный бред, не имеющий ничего общего с реальностью...
5
За четыре дня до Нового Года в школе был большой концерт для учеников и их семей. Если кто-то заходил в зал вместе с родными людьми, то Алеку оставалось лишь наблюдать за дружными семьями, сидя в одиночестве. Для отца были важнее дела графства. Мать не пришла, потому что «Глупости всё это, и вообще ко мне сегодня в это время придёт парикмахер, я не стану отменять заказ из-за всякой ерунды!». Он уже привык к тому, что для родителей всегда находилось что-то важнее, чем события его жизни. Привык... Но не мог он оторвать взгляд от входных дверей, в которых появлялись дети с большими и маленькими семьями. Графиня Боэм тоже пришла на праздник к сыновьям, хоть и было заметно, как тяжело ей это далось. Гарри шёл рядом с матерью, а когда она садилась, аккуратно придержал её за локоть. Младший сын, мальчишка лет пяти, всё время крутился около неё и постоянно спрашивал: «Мама, ты в порядке? Ты не устала?». А Генри и Эндрю будто не замечали мать, их больше занимали разговоры с приятелями. Когда графиня обращалась к ним, они её не слышали или не хотели слышать. Внимательнее братья становились только под убийственным взглядом Гарри.
Алеку это семейство казалось очень странным. Никогда его особо не интересовала чужая жизнь, но тут его удивила разница между членами одной семьи. Среди своих родственников Алек не замечал сильных противоречий, все они примерно одинаково относились к жизни. Высокомерные, эгоистичные, расчётливые. Но между ними не было явной вражды, в важных вопросах они были согласны друг с другом, не рвали графство на куски. В семействе Боэмов все были разными, согласием между родственниками и не пахло. Между братьями Боэмами Алек видел раздор своими глазами, а про вечные склоки других родственников семьи знал из рассказа отца.
Казалось бы, зачем вникать в отношения чужих людей? Обычно Алек считал это глупостью и бестактностью, но что-то тревожило его в том, что творилось у Боэмов. Смутное, далёкое предчувствие чего-то плохого, в которое никто не поверит. Да и что он сказал бы? «Ах, отец! Вот смотрю я на двух учеников в школе и вспоминаю сон, в котором проходят годы: один из учеников врезается куда-то на машине, а второго неизвестные жестоко убивают». Так, что ли? Бред... Магических способностей у Алека не было, а интуиция — штука сомнительная. Он почти уверился в своей чрезмерной впечатлительности, но... Проходя мимо Гарри или Генри, он чувствовал необъяснимый холод, которого не было на самом деле. Украдкой глядя на Боэмов, он мысленно твердил себе: «Хватит выдумывать. Ты же не маг, ты впечатлительный болван!».
Стараясь забыть о странных ощущениях, он сосредоточился на концертной программе. Пусть пение некоторых учениц резало слух, но в целом всё было интересно и красиво. Лучшим украшением была магия: танцоры, которые приподнимались невысоко над полом и кружили в воздухе; певцы, которые из ничего создавали картины того, о чём поют; актёры, разыгрывающие сценки с такими спецэффектами, для которых землянам понадобилось бы изобретать новые сложные устройства. Да и могли разве фокусы землян сравниться с настоящей магией? Прорицатели говорили, что в будущем на Земле станут снимать захватывающие фильмы с помощью более продвинутых технологий и ставить красочные шоу, но когда это ещё будет? А волшебство здесь, рядом...
Не успел Алек вновь загрустить о том, чего лишён, как на сцену вышел Гарри Боэм. Снова пронизывающий холод при взгляде на этого высокого темноволосого мальчишку. Ну откуда всё это взялось? Не испытывал Алек к Гарри столь сильной неприязни, чтобы вообразить его смерть. А если б можно было на секунду допустить, что Боэма ждёт такая участь, которая представилась во сне Алеку, то он бы сказал, что знакомый не заслужил настолько жуткого и мучительного конца.
Алек не понимал, что с ним творится. Шутка природы в виде единственного предвидения во сне? Он сходит с ума? Или он глупый впечатлительный ребёнок? Никто не подскажет, что же это. Но нельзя всё время думать об одном и том же. Надо было чем-то другим занять мысли. Жаль, что заняться в ближайшие дни будет нечем. Все экзамены сданы, никаких заданий, кроме просмотра нескольких учебных фильмов, учителя не дали, а учебники по самым важным предметам Алек уже прочёл и усвоил информацию. По учёбе на досуге ему оставалось разве что писать нескончаемые конспекты по магическим предметам, чтобы учителям было за что ставить оценки.
Алек не хотел проводить новогодние выходные с родителями, их отстранённость нагоняла тоску. Всё же он надеялся, что они куда-нибудь уедут, оставив его под присмотром гувернантки. Она после проверки сделанных Алеком заданий всегда была рада почитать что-то из домашней библиотеки Витовских, пока он «гуляет в саду». Читала она долго, увлечённо, так что до сих пор не знала, что Алек обычно проводит время не в доме и не в саду, а в деревне у Эвелин. Его всё устраивало, хоть он и понимал, что эта женщина поступает неправильно.
Закончился концерт, прошли дни до Нового Года. Алек никому не говорил, как относится к празднику — всё равно не поняли бы. День дурацкой веры в то, что смена цифр в календаре способна изменить жизнь. Жители Деолада, как и земляне, из года в год повторяли в пустоту желания, надеясь, что по случайному совпадению они сбудутся. Вот же странно: мечтают об этом даже те, чьи желания никогда не исполнятся. Алек смотрел на родителей и думал, что же они загадывали за минуту до Нового Года. Отец наверняка просил у Вселенной благополучия своему графству и роду. Мать... Неважно.
А что попросил бы он сам, если бы верил в сказки? Любви, наверное. Обычной родительской любви. Почему работяга-простолюдин подхватывал на руки ребёнка, который бежал ему навстречу? Почему графиня Боэм, несмотря на боль и усталость, уделяла время сыновьям, обнимала их и целовала? Почему у Алека такого нет? Ни приласкать, ни поговорить по душам родители с ним не хотели. По-че-му? Ведь если детей любят, то не за способности и таланты, а просто так. Но любовь дана не всем. Он наследник, который имеет права и обязанности, но не любящую семью. Часы показали двенадцать. С Новым Годом... В котором Алек остался недомагом, видящим странные сны.
