Спустя полчаса моей решительности немного поубавилось. Оказалось, что экзамен представлял собой практическое задание. РЕАЛЬНОЕ задание в прошлом с ВМами, только чуть меньшей мощности, чем обычно, и всеми вытекающими последствиями. Если учитывать, как нам полоскали мозги по поводу опасностей путешествий, я ожидал, что студентов допустят к ВМ не раньше следующего года. «Монгерли» же вроде бы планировала отправить во вчерашний день своих подопытных. Или мне просто не сказали об эксперименте? Овенден вроде бы не заметил моего замешательства. Пока он вставлял в очки микрокарту, я выбросил пластиковый стаканчик под лавочку и вздохнул с таким облегчением, словно вместе с ним меня покинули киллерские наклонности.

— В нашем проекте помимо Нью-Йорка участвуют ещё несколько городов, — Овенден осторожно надел на меня очки, щёлкнув по носу. — Ты бывал в Бостоне?

— Нет.

— Тут всего десять минут езды на гиперпуле.

К чему это он? Ненавижу Бостон, что так и мнит себя центром американской интеллигенции. Жителей этого города легко можно узнать по махровому консерватизму. Художники пытаются возродить классическую живопись, рисуя на бумажных холстах вместо цифровых, писатели используют клавиатуру, хотя чипы способны тут же воспроизводить на экране мысли; все ходят с рюкзаками за спиной — деловые и свободные. Насколько я знаю, Бостон так и остался единственным американским городом, где используются «глушители» — такие микроскопические штуки, способные подавлять сигналы связи, в том числе и интернета. Так что образование у них тоже традиционное и ценности родом из двадцатого века.

— Съездишь в Бостон, познакомишься со своим напарником, его зовут Эллиот Верцнер.

Он дал мне его досье.

— Француз? Из Бостона? Да вы издеваетесь.

В Париже в тренде романтично-мечтательная возвышенность, а теперь добавьте бостонские замашки — боюсь, мы с этим экземпляром не особо сработаемся.

— Эл отличный парень: он знает об эпохе, куда вам предстоит направиться, всё.

— Как одно связано с другим?

— Роберт.

Терри допил шоколад и попросил развернуть цифровое окошко через очки. Появилась полупрозрачная схема будущего приключения. В первом столбике описывалась местность и временной отрезок задания, во втором — текущие условия работы.

1858 год, Англия.

— Мы остановились на лёгком задании, которое не касается преступлений. В будущем, вы, конечно, будете заниматься и выяснением обстоятельств гибели людей. Но, вернемся к заданию. В то время в Лондоне жил Майк Спенсер, выдающийся химик и алхимик. Его потомок Эшли Спенсер точно знает, что у Майка было золото, но его не удаётся найти вот уже двадцать пять лет, — рассказывал Овенден. — Откуда он знает? Его прапрапрадед оставил письмо, в котором велел распорядиться им мудро. Золото какое-то время хранилось в Лидсе. У нас есть сведения, что оно не вывозилось из Лондона. От вас требуется понять, где оно было в 1858 году.

— Я понял.

— И не коллапсировать нашу Вселенную.

— Шутить извольте, — отмахнулся я, сделав вид, что подобный сценарий меня вовсе не пугал до чёртиков. Парадокс коллапса Вселенной заключался в том, что никто не знал, как он выглядит, но все его жутко боялись.

Именно поэтому его назвали парадоксом; а ещё потому, что физикам очень нравилось прятать логические проколы под этим словом. Такой вот юмор: эксплуатировать затраханную лексическую единицу, обозвать образование крошечной точки в космосе, где не было ни воздуха, ни, соответственно, звука, «Большим взрывом» и троллить малышей, делая им машину времени из картонной коробки, а потом с важным видом сообщать, что в этой «машине» они могут двигаться со скоростью одна секунда в секунду. Шах и Мат вам, невежественная малышня.

— Инструкции я отправлю по квантернету, вас подготовят за четыре недели. Занятия будут проходить на базе Бостонского университета и у нас.

Какой необычный получался экзамен. Терри рассказал, что в Бостоне уже создана лаборатория для испытаний с временными модулями, плюс нам придётся пройти курс физической подготовки, чтобы мы смогли в случае чего дать дёру от полицейских девятнадцатого века. Закончатся занятия психологической реабилитацией, а не то мы, дети цифрового века, сойдём с ума, оказавшись без гаджетов, облегчающих жизнь здесь. Ха, ну, мне это точно не грозило: я с самого начала решил, что возьму с собой несколько полезных штук из двадцать третьего века. Это же контрпродуктивно — оставлять их здесь. Хотя, вообще, брать с собой в что-либо из настоящего запрещено, ведь это может также вызвать па-ра-докс.

Господи, как хорошо, что физики не освоили телепатию.

— Ладно, Роберт, мне пора возвращаться в университет, а тебе — готовиться к экзамену, — Терри опёрся ладонями о колени и медленно выпрямился. Я впервые задался вопросом, сколько же ему точно лет? Сорок пять? Сорок восемь? Не стану ли я через двадцать лет таким же преподавателем, дающим дорогу в мир другим? — Надеюсь, ты меня не подведёшь.

— Если я подведу Вас, то и самого себя.

— Насколько я знаю, у тебя в излишке здравого эгоизма, чтобы не делать этого.

* * *

Знаете, что? К чёрту Бостон; по крайней мере, сегодня. Позволю себе небольшой отдых. К несчастью, машину снёс эвакуатор (да-да, это было ожидаемо с квантовой вероятностью в сто процентов, иными словами — просто неизбежно), пришлось ехать на такси.

Я добрался до Уотфера, ввалился в ресторан высокой кухни «Клод». Там мне выдали фрак (на входе в заведение) и меню (уже за столиком). Это место называли элитным мужским клубом, куда приезжали занятые миллиардеры, чтобы подумать о жизни за бокалом вина, стоившего, как сотня акций «Майкрософт». Подобные слухи распускали, естественно, те, кто в «Клоде» не был, поэтому не все они соответствовали действительности. Внутри и вправду расставили много столиков на одного, но среди постоянных посетителей, с которыми я, как ещё один постоянный посетитель, здоровался, обнаружилось много парочек и даже семей с детьми. Это был ресторан, где клиентов и по сей день обслуживали люди, а не роботы. Табличка на входе гласила, что только человеческая улыбка может согреть по-настоящему. Кроме этого, роботы не умеют сочувствовать, а значит, не в состоянии придать атмосфере нужную нотку. Даже неловко стало: я же пришёл всего-то поесть.

Остановил выбор на овсяных булочках, киви и японской груше.

Полчаса сидел над незамысловатым обедом, не понимая, что меня так сильно раздражало. Может быть, грубая трещина в стене, которую стоило бы замазать? Она оказалась прямо передо мной, не давая сосредоточиться. Или убеждение в том, что сегодня, именно сегодня, я должен получить заветную ID-карту тревайма, а мои биометрические данные — внесены в базу? Я думал так: каким бы ни был экзамен, он закончится сегодня (ведь по закону экзаменационная сессия не может длиться более десяти часов), я перейду из состояния неопределённости и перестану интерферировать.

С 4:00 начала названивать мама — наверное, чтобы узнать, не провалился ли я. Сбросив вызов, я оплатил заказ, прислонив палец к терминалу, а чаевых оставил ровно на один цент меньше, чем предполагала минимальная сумма. Я такой бунтарь. Прошёл пару кварталов по Бродвею, отыскал более-менее укромное местечко и мысленно кликнул по её контакту. Уже через секунду в моих очках появилось объёмное изображение маман.

— Как прошло, Роберт?

Мама не знала, чем я занимался на самом деле, но особо и не стремилась выспросить. Я вскользь упомянул о соглашении о конфиденциальности, а она рассмеялась: мол, чего у тебя там может быть такого тайного. Наши с ней отношения напоминали теннис: каждое слово летело в меня свирепым жёлтым мячиком, от которого я мог увернуться, только сделав ответный выпад, взмах ракеткой.

— Прошло не так, как я ожидал, но нормально, — она хмыкнула и поправила кофточку с вышивкой из позолоченных камешков. Вот уж кто любил роскошь: мама упорно раздражала соседей своим неумением (или нежеланием) прятать достаток. В моём детстве она на полном серьёзе сокрушалась: почему пальцев всего десять? Ведь она приглядела сразу тринадцать колец с бриллиантами. И этот человек внушал мне, что я должен спасать людей. Но вменить ей лицемерие было сложно: мама уходила на работу в семь, возвращалась около девяти — то подменяла кого-то, то помогала интернам, то беседовала с мастером, которого срочно позвали починить робота в восемь вечера, дабы ему было не так одиноко в медицинской мастерской.

Не человек — добродетель в человеческом обличии.

— Что именно прошло не так?

— Ну… — я передумал говорить придуманную «правду». — Экзамен задержался.

— Дай угадаю: к экзамену всё-таки надо было готовиться, как я тебе и сказала, но ты отдыхал, проводил время в своё удовольствие и не выучил то, что нужно было выучить?

— Что именно нужно было выучить, мама?

— Я не знаю. И ты, судя по всему, не знаешь тоже, — она вздохнула и я понял: о нет, надо бежать — она сейчас начнёт философствовать. — Знаешь, Роберт, я ведь всегда желала тебе добра, но у каждого человека есть предел; боюсь, твой предел уже наступил. Чтобы стать профессионалом, необходимы не только нормальные мозги, но и, не постесняюсь слова, талант.

— То есть, хочешь сказать, что ты так упорно толкала меня в медицину, потому что у меня медицинский талант? Так может, вы с отцом и ДНК-тест сделали по моим наклонностям? — всё больше распалялся я. Боги, ей всегда удавалось выводить меня с пол-оборота. Вот почему я переехал в отель. — И вообще, откуда тебе знать, чем я занимаюсь? Ты про физику инновационных технологий знаешь только из научно-популярной передачи Элвиса Кларка!

— Не повышай на меня голос. Элвис прекрасный популяризатор науки.

— Популяризатор? — я показательно расхохотался. — Это тот, который только три года назад перестал называть генную инженерию величайшей угрозой человечества?

— Как это касается твоего провального экзамена?

— Мам! — я прижал ладони к вискам, сдерживая стон. — Кто вообще говорил о провальном экзамене? У меня всё нормально, скоро всё решится. Так и передай папе. Всё, я позвоню, когда… Хотя, ты всегда звонишь раньше, чем у меня появляется такое желание, пока! — я сорвал очки с переносицы, едва не угодив себе в глаз. И с огромным удовольствием разбил их о тротуар. Камера видеонаблюдения словно подмигнула красным огоньком, а тридцать долларов с моего банковского счёта направлялись в руки федерального правительства Америки.

Секунду назад я был взбешён, а теперь чувствовал себя почти что удовлетворённым. Великолепная причинно-следственная цепочка, мама финансировала Белый дом.