— Геральт, да это ж настоящая фея!
— Лютик, не трогай руками всякую дрянь!!
Громкие голоса, раздавшиеся где-то высоко над убежищем, грубо прогнали сон. Разбуженное маленькое существо подняло растрепанную головку, сверкнув сердитыми голубыми глазами на того нахала, что неосторожно потревожил его покой. Загребущие руки человека уже тянулись, чтобы схватить с належанного теплого местечка в расщелине пня, и все-таки успели совершить это злодейство, пока второй говоривший с шумом продирался сквозь кусты.
— Ты только посмотри! Оно такое крошечное и забавное, — Лютик с гордостью демонстрировал сидящее на его протянутых ладонях существо.
"Оно" размерами равнялось трехнедельному котенку, но выглядело как маленький упитанный младенец, за спиной которого поблескивали тонкие крылышки, на вид никак не способные поднять в воздух своего обладателя. Существо хмурилось, кривило пухлые губки и безуспешно пыталось выпутаться из спутанной серебристой шевелюры, укрывшей его с головы до ног, словно плащом.
— Геральт, ты когда-нибудь видел таких? — ладони с добычей навязчиво ткнулись в лицо подошедшего. — Ну же! Нет? Я вот думаю, вдруг у фей исполнять желания умеют только... самки? Этот ведь точно не самка, вон какой у него... хмм... ну да, ну да, не самка. Но вдруг получится?
Крылатый крошка, наконец, справился с собственными волосами, перекинув их за спину, и теперь ничто не мешало ему смотреть на склонившегося мужчину. Некрасивое, грубое лицо, к тому же источающее стойкий запах каких-то гадостных трав, пота и крепкой браги, совершенно не понравилось существу. "Добыча" взбрыкнула и что было сил вцепилась остренькими зубками в держащий ее палец ровно в тот момент, когда сверху прозвучало грозное "Лютик, положи его где взял!".
Вопреки ожиданиям маленького существа, руки наглого человека не разжались, а стиснулись еще сильнее, сжав ладони цепким коконом так, что теперь снаружи торчала только круглая голова, непропорционально большая в сравнении с туловищем. Разнесся пронзительно-музыкальный крик, от чего у бедного существа, и так попавшего не в лучшее положение, еще и уши заложило.
— Ай-ай-ай!!! Геральт, оно меня укусило! Как ты думаешь, феи не ядовитые? — разглядеть кровоточащую царапину на пальце, не разжав при этом хватки, оказалось для человека нелегко, поэтому он завертел руками, а крылатого кроху безжалостно затрясло из стороны в сторону.
— Вообще-то, я даже не уверен, что это фея, — угрюмо сообщил второй, некрасивый. Он не орал, но голос у него был грубый и тяжелый, равно как и взгляд под насупленными бровями. От такого делалось не по себе без веской на то причины, и почти хотелось заползти под что-нибудь большое, прочное и лучше всего с запасным выходом. Такое желание пересилило бы у многих, но не похоже, что такое было свойственно маленькому кусачему существу, потому что оно продолжало злобно зыркать и что-то неразборчиво попискивать.
— Так ты же их не встречал! Геральт, отойди, сейчас я буду загадывать желание и не хочу, чтобы получилось как с джинном! Так, фея, слушай меня!
Малыша резко развернули в другую сторону. Теперь ему нагло ухмылялось совершенно другое и куда более миловидное лицо, обрамленное грязноватыми, но все еще хранящими с упорством накрученные завитки, светлыми волосами.
— В общем, та-а-ак.... — ухмылка сменилась задумчивой миной на несколько мгновений, прежде чем на несчастного пролился очередной поток слов. — Желаю, чтобы Мариетта... Эээ... У Мариетты, как я слышал, прыщ на филейном месте вскочил, да и ее всегда можно уболтать... Лучше Сибилла... Нет, Сибилла все же скучная, тогда Алианна... Ух, таким сложным выбор никогда еще не был!.. Что же загадать?.. А, придумал. Желаю быть счастлив в любви! Ты меня слышал, фей?
Последующая пауза, полная благородных надежд, прервалась тихим писком — существо отчаянно пыталось выбраться из хватки.
— Я не фей, а Фэй, олух неразумный! — гордо пропищал кроха, всем видом показывая обиду. — Если отпустишь меня, то, так и быть, дам щепотку своей магии. Но сначала отпусти!
Они смотрели друг на друга крайне недоверчиво. Фэй — рассерженно сопя и время от времени трепыхаясь, а человек — с хорошо читаемым в глазах лихорадочным вопросом, не продешевил ли он, озвучивая свою заветную мечту. Не каждый раз фея попадается в руки, даже такая маленькая и строптивая! В конце концов, игра в гляделки ни к чему не привела. Человек медленно разжал пальцы, не полностью, готовясь вновь сцапать, если существо попытается упорхнуть, не выполнив своего обещания. Фэй глянул на него с праведным возмущением:
— Я всегда держу данное слово, в отличие от вас, людей. Потому... — Он отряхнулся, повиляв при этом задней частью, встопорщил полупрозрачные крылышки и, вытаращив и без того круглые глаза, выдал неуловимо быструю тираду слов и звуков, даже отдаленно не напоминающих какой-либо из известных в этих краях языков. — Fortuna non penis, a manus non recipi.* Pedicabo ego vos et irrumabo. **
Речь завершилась тонким вскриком вроде "Кья-ааа-ар" и диким пассом крохотными ручками, которые при том окутала блестящая розовая пыль. Облачко медленно поднялось вверх, приняло форму почти идеального шара, затем вытянулось в длину и рассеялось.
— Готово, — потирая ручки, резюмировал Фэй. — Теперь ты точно будешь влюблен и счастлив. Можешь не благодарить.
Замахал крылышками и вскоре взлетел в воздух, тяжело покачиваясь от порывов легкого ветерка.
— Уже все? — Оставшийся на месте человек в недоумении оглядел себя. — Вроде бы, ничего не чувствую... Эй, а ты точно ничего не напутал?
Но Фэй не обернулся, все тем же неуклюжим полетом направляясь к цветущим кустам ежевики. Со стороны он походил на переевшую пчелу, почему-то виляющую голым задом, а следом за ним еще некоторое время тянулся след из редких жемчужных блесток. Человек, так и не разобрав, была ли магия, уже дернулся, чтобы вновь попытаться поймать Фэя, но его остановила крепко сжавшая плечо рука.
— Пойдем уже, Лютик. Надо сообщить солтысу, что проблем с василиском у него больше не будет.
***
— Послушай, Геральт... — замедлив шаг, позвал подозрительно молчавший всю дорогу бард. — А ты никогда не думал, что твоя Йеннифер тебя просто не ценит? Ведь ты же Белый Волк, а не какой-нибудь неизвестный ведьмак из вшивой глухомани!
— Лютик... Твое мнение о моих отношениях с Йенн...
— Да нет же, слушай! Я тебе говорю как профессионал. Это в убийстве чудовищ ты герой и все такое, а в любви совсем ничего не понимаешь. Женщины, Геральт, созданы для того, чтобы приносить в нашу жизнь мимолетные минуты счастья и сладкой неги, тонуть в которой, конечно, приятно, но лучше не зацикливаться на этом, если не хочешь однажды оказаться увязшим как муха в меду. В то время, как истинные чувства остаются выше всего этого и всегда верны, ну совсем как у нас с тобой...
— Что-о?
— А что?.. Ой, я разве это сказал? Вслух сказал? Ой кошмар-кошмар! — Поэт нервно почесал шею.
— Лютик, ты на солнце перегрелся? — Ведьмак даже остановился совсем и вперил подозрительный взгляд в старого друга.
— Я... Может, и так, — почему-то стушевался никогда не лезший за словом в карман Лютик. Он стянул с головы шапочку, протер даже отчего-то вспотевший лоб и заключил резко: — Ладно, идем уже.
До городка оставалось рукой подать, и, водрузив на место шапочку, поэт первым зашагал вперед. За его спиной ведьмак припомнил только что увиденную розовую пыль в руках неведомого существа и тихо, сквозь зубы выругался.
В тени одиноко стоявшей мельницы им встретилась старуха, продававшая букеты из крупных садовых ромашек. Лютик не преминул подбежать к ней, перекинулся парой слов, широко размахивая руками во время разговора, и со счастливой улыбкой до ушей вернулся обратно, принеся с собой целую охапку цветов. Вопреки ожиданиям, поэт не готовился подарить их какой-нибудь даме, а принялся с негромким бормотанием обрывать лепестки. Геральт покосился на него, но смолчал. Вопросительно переглянулись между собой двое стражников у ворот частокола, к которым они продолжали приближаться, пока Лютик истязал цветы. Похоже, мечтательные молодые люди в ярких курточках встречались в их вотчине не так уж часто, но суровое лицо шедшего рядом ведьмака отбило у них охоту приставать с вопросами.
— Кажется, я придумал последние строки для своей баллады, — радостно сообщил поэт. — И это будет лучшая баллада о битвах с чудовищами. Ты не хотел бы послушать прямо сейчас, а, Геральт?
— Нет, уволь. Меня ждет солтыс, а я жду платы за выполненную работу и откладывать это на вечер не имею желания. Увидимся позже.
— Какой же ты все-таки скучный... — Лютик поморщился. — Дорогой мой, тебе нужно расслабиться. Пожалуй, прямо сейчас я пойду на наш постоялый двор и попрошу хозяина растопить баньку. Да, у него там есть прелестная милая банька... И не спорь! Это не я тут воняю, словно из пасти у гуля вылез. На вот, держи, — прямо в руки ведьмаку он водрузил порядком пообщипанный букет и бодро зашагал вперед, покачивая пером на шапочке.
***
Солтыс ждал, нетерпеливо поглядывая на входную дверь, которая все никак не открывалась. Он подходил к окну, окидывал взглядом суетящихся во дворе девок, затем возвращался на свое место у большого захламленного стола, опускался в неудобное кресло и складывал руки перед собой, нетерпеливо вращая большими пальцами. Посидев так десяток минут, он чувствовал, что от волнения никак не может оставаться на месте, и вновь вскакивал, принимаясь ходить по комнате — сначала к двери, затем к приоткрытому для проветривания окну и вновь возвращаясь за стол.
Стоило раздаться долгожданному стуку дверной колотушки, как солтыс поспешил усесться обратно в кресло, взять перо в руки, изо всех сил изображая глубокую занятость работой, и только потом крикнуть:
— Да-да, кто там еще?
Как бы он ни старался показаться равнодушным, его нервозность ведьмак уловил с первого взгляда. Вошел, быстро оглядевшись. Будучи совсем небольшой, комнатка, в которой солтыс принимал посетителей, отличалась знатным бардаком и больше походила на склад забытых вещей. Здесь были и пыльные головы кабанов на стенах, и садовый инвентарь, соседствующий со стопками книг, и деревянные фигурки собак, которые вырезал не иначе, как сам хозяин в минуты скуки — одна такая лежала еще незаконченной, с хорошо очерченной мордой, но без задних ног — и черт знает, что еще.
— Ты все сделал, ведьмак? — с важным видом поинтересовался сам солтыс. На лице у него читалась неловкость от молчания.
— Да. Вот тебе подарочек, — Геральт вынул из-за пазухи кожаный мешочек и, развязав горловину, вытряхнул на стол несколько окровавленных когтей. Мелкие капли попали на уголок приготовленной для письма бумаги, неосторожно замарав его.
— Что ж ты творишь, ирод? — вскрикнул солтыс, бросив перо и тут же принимаясь трясти в воздухе листком. Пятнышко, само собой, никуда не делось.
— Уж прости, не специально. Тут когти обоих василисков — и взрослого, и детеныша. Больше они твоих людей не потревожат, будь уверен. Я к тебе за платой.
— Сейчас-сейчас, — солтыс обреченно бросил бумагу на стол и полез куда-то в нижний ящик. Тот казался бездонным, потому что копаться в нем пришлось уйму времени. Ведьмак уже грешным делом подумал, что солтыс собирается делать это, пока гостю не надоест ждать, но тут из ящика на свет появился заветный кошель.
— Вот, как договаривались, — передав деньги, солтыс вытер вспотевшие ладони о штаны. — А с этими твоими когтями что делать?
— Да что хочешь, — пожал плечами Геральт, сразу занявшийся пересчетом монет. — Можешь предложить какому чародею или ученому. Хотя, я слышал, у вас тут только травница живет, не уверен, что ее подобное заинтересует. А можешь просто закопать, коли ничего больше не придумаешь.
Хотя, судя по чучелам между окон, выкидывать или закапывать что-либо солтыс вряд ли будет. Впрочем, эти подробности ведьмака уже не интересовали, и он, убедившись в соответствии суммы оговоренному, коротко попрощался.
***
Лютик и впрямь расстарался — к моменту возвращения ведьмака баня уже исходила паром, приглашая отдохнуть как следует.
— Странно, что хозяин не предложил девок, — стягивая грязную одежду, заметил Геральт.
И вправду, с Лютиком они были одни, что для охочего к женскому внимаю поэта казалось вовсе странным: тот умудрялся найти приятную компанию и не в таком месте. Лютик, однако, фыркнул и вроде бы даже немного смутился, чего с ним сроду не бывало.
— Жлоб, одним словом. Ну и хрен с ними, верно?
— Ты чего это, уже успел с харчевником поцапаться? Поди, приставал к его молодой жене? Ох, Лютик-Лютик, отольется тебе твоя беззаботность.
— Да к какой жене, тьфу ты. Это ж надо обо мне такое подумать! Ты хоть видел ее? — вдруг разгорячился поэт. — Еще друг, называется!
— Ну ладно-ладно, беру эти слова назад. Уверен, что не хочешь говорить, в чем дело?
Лютик, все еще обиженно сопя, отвернулся и распахнул дверь в парильню. Его тут же окутал густой пар, на короткое время приняв тощую фигуру в свои объятия, а когда рассеялся, Лютик уже возлежал на верхней полке, остервенело потирая шею.
— Это ж надо, как зудит! Точно у логова василиска водятся особо яростные комары, на них отдельно ведьмака нанимать надо.
— Ведьмаки комарами не занимаются, — затворяя разбухшую дверь, откликнулся Геральт.
— Ну, это ты, мой дорогой, не занимаешься. А кому другой работенки не перепадает, или там гордость позволяет... Интересно, в самом деле, среди ваших ведьмачьих зелий есть что-нибудь, что отпугивает насекомых?
— Нет, не думаю. — Геральт потянулся до хруста в пояснице. Прикрыл глаза, развалившись на приятно прогревающей лавке. В такие моменты жизнь становилась намного лучше, чем даже в некоторых смелых фантазиях, и в ней ненадолго появлялась такая невиданная роскошь, как покой.
Ведьмак не привык мечтать и фантазировать, но он часто вспоминал то, что когда-то уже было. Вот такая же жаркая парная с шипящей на камнях водой из медного ковша и терпким запахом березовых веников, мягкие прикосновения влажных ладоней, скользящих от колена к бедру и бесстыдно забирающиеся прямо под сползающее полотенце. Чужие волосы, щекотной волной ласкающие плечи, когда она склоняется к самому уху, чтобы прошептать одну из своих колкостей, которые только раззадоривают в такой момент...
Колкости не последовало.
Руки, более грубые, чем это помнилось коже, потянули полотенце на себя. На уровне интуиции почудилось что-то неправильное в их действиях, и Геральт нехотя приоткрыл один глаз. Глаз тут же задергался.
— Лютик? Ты что творишь?! Фисштеха нанюхался?
Поэт замотал головой, но на всякий случай отполз на другой конец лавки.
— Я... Черт, Геральт, ну почему ты такой недогадливый? Мы с тобой знакомы почти целую вечность, и неужели ты ничего не чувствуешь? Да я ни в жизнь не поверю! У меня... У меня даже слов нет, вот!
— Тебе в самом деле нужно проветриться, друг мой, ты начинаешь вести себя крайне странно.
— Странно? Ты называешь странным проявление чувств? А я-то думал, что ты можешь быть выше этих предрассудков! — Лютик вовсе отвернулся и засобирался, изображая глубокое оскорбление. Щеки его лихорадочно пылали не хуже расчесанной шеи, но он, конечно, стал бы утверждать, что это только из-за жары. Геральт хмуро смотрел на стекающую по руке крупную каплю пота, слушал торопливый плеск в основной части бани и все больше беспокоился о том, как ему не нравится все происходящее.
***
Эти мысли не оставили его и во время короткого ужина, и даже позже. Комнаты, которые они сняли, находились на втором этаже пристройки, окнами нависая прямо над самым двором. Благодоря этому в них было тише, чем в основной части здания, а ночевка обходилась дешевле. Геральт не взял лампу: летние сумерки выдались достаточно светлыми даже для обычных человеческих глаз, но и когда они погасли, уступив место уже поздней ночи, ведьмак все еще продолжал лежать, рассматривая потолок. Серая штукатурка собралась на балках застывшими каплями и растрескалась по краям, походя на ссохшуюся кожу мертвеца.
Лютик продолжал намекать на всякие непотребства, смущаться и начисто игнорировать полногрудых служанок, что сновали по постоялому двору — в общем, делать все то, чего прежний, хорошо знакомый Лютик никогда бы и не подумал. Самое паршивое было то, что Геральт не знал, даже приблизительно не представлял, как такое лечится. То ли пыльца, которую рассыпал крылатый коротышка, оказалась ядовитой и таким чудным образом повлияла на мозг поэта, то ли слова его заклинания, не похожие на те, что Геральт когда-либо слышал от знакомых чародеек, так подействовали. А может, и сам "фей", как называл его Лютик, являлся существом волшебным, продуктом очередной бессмысленной мутации, и его способности вовсе не имели понятного объяснения.
Может, Йеннифер и сумела бы чем-то помочь, но, когда ведьмак видел ее в последний раз, она направлялась в Венгерберг и была крайне зла, да и сам Лютик вряд ли потом сказал бы "спасибо" за посвящение ее в подобную историю... Геральт перевернулся на бок и твердо велел себе перестать вспоминать Йенн при каждом удобном и неудобном случае. Намерение прозвучало как-то вяло и не принесло должного результата — образ черноволосой чародейки все еще крепко въедался в подкорку мозга, и ничем его было не вытравить.
Мысли так и кружили вокруг да около, пока чуткий слух ведьмака не уловил вдруг звуки снаружи, да не просто звуки, а тонкий перебор очень знакомой эльфийской лютни. Сначала просто робкая мелодия разлилась в ночи, порвала сумеречную тишину и со двора просочилась сквозь открытое окно. Словно осмелев, лютня запела громче, быстрее и веселее, и вот тут к ней присоединился человеческий голос.
"Твой торс могуч, и крепок пресс, и мышцы так бугрятся...
Любовь мою к тебе, ведьмак, не излечить ниче-е-ем.
Я счастлив так, что мы с тобой смогли вдвоём оста-а-аться..." ***
— Эй, какого черта? Хватит шуметь!
— Что это еще такое?
В адрес певца начали раздаваться возмущенные окрики. Сначала редкие, затем сразу на несколько голосов, рассерженных до крайности. С самым дурным предчувствием Геральт выглянул в окно, обнаружив взгромоздившегося на низком заборчике Лютика. Тот самозабвенно наигрывал, сочиняя практически на ходу.
— Лютик, черт тебя дери, что за концерт ты тут устроил? — перебил зарождающуюся балладу ведьмак. — Прекращай балаганить и ложись спать, пока всех вокруг не перебудил!
Откуда-то из нижнего окна вылетела колченогая табуретка, но, залихватски перемахнув кусты, цели все же не достигла и шлепнулась в нескольких шагах от поэта.
— Это искусство, между прочим! — вскочил разгневанный Лютик. — Еще ни одна дама не устояла после моих баллад под луной...
— Кончай уже, певун хренов! А то сейчас ты не устоишь против моих кулаков! — кто-то перешел на грозное рычание: поскольку терпение невольных зрителей утекало стремительно, словно кипяток из худого чайника, но Лютик продолжал самозабвенно терзать лютню, не обращая ни на кого внимания.
— Да уймешься ты или нет? — некто громко хлопнул дверью и зашагал от крыльца прямо к поэту: быстро, размашисто, с раздражением, сквозящим в каждом жесте.
Это было, пожалуй, неизбежно: Лютик, как полоумный, что взобрался на гору и принялся орать на лавину, вот-вот должен был оказаться под ней погребен. И, самое главное, совершенно не осознавал этого! Геральт выругался.
— Ничему же тебя жизнь не учит, — выплюнув крепкое краснолюдское выражение, закончил усталым вздохом. — То джинны, то феи... Ну ведь хуже дитя!
А во дворе появилось еще два действующих лица — двое таких же разгневанных и непримиримых, только подошедших с другой стороны.
— Хорош свои непотребные песенки орать, тебе сказано! — рыкнул подошедший совсем вплотную детина. И вся его поза, и раздражение в голосе красноречиво обещали, что время предупреждений прошло.
Ведьмак забеспокоился. Очень внимательно прислушившись к себе, он мог бы ощутить, что Лютику и впрямь хочется вломить — и за извечную привычку влипать в неприятности, а потом утаскивать с собой других, и за сами пакостные стишки, но вот только избиение местными громилами не кончилось бы простой затрещиной. Геральт заторопился во двор.
Ночная прохлада приняла в себя благодушно и, как распущенная девица, тут же забралась под тонкую рубаху. Геральт не успел натянуть что-то поверх того, в чем собирался спать, разве что в сапоги кое-как заскочить, и теперь зябко поводил плечами. Через минуту активных действий холод этот пройдет и забудется, но ведьмак все еще надеялся обойтись без них, даже поднял ладони в примирительном жесте.
— Сейчас я отведу его туда, где он сможет проспаться, и шума больше не будет. Даю слово.
Но детина имел в корне другое мнение и озвучил его, не церемонясь:
— Ентова богомерзкого дерьма нам тут не надобно, так что уж не обессудь, но твоего дружка мы сперва немножко понаучим, а потома пусть катится на все стороны. Или ты что, тоже из ентих?
Геральт гадко усмехнулся, но не успел ответить, поскольку из-за его спины уже высунулся незатыкаемый Лютик.
— Я протестую! Высокое искусство не может быть богомерзким! — пискнул он, крепко прижимая к себе лютню.
— Да чего зря языком треплешь, Мартын? — хриплым басом поинтересовался товарищ детины, усатый и рябой. — Заходи слева и того-самого...
Что именно "того" он договорить не успел, потому что ведьмак, чуть повернувшись на месте, резко ударил его локтем в лицо. Булькнув, усач согнулся и сплюнул выбитый зуб. Мартын, не дожидаясь, пока он поднимется, сам бросился на Геральта.
Завертелось. На подмогу к местным подбежала еще парочка осмелевших парней помоложе, они влетели в драку с шумом и задором, но столь же быстро притормозили, увидев, как Мартын отшатывается, прижимая к груди странно вывернутую руку, усач снова отхаркивает сгустки крови, а прибывший вместе с ним чернявый громила безуспешно пытается вырваться из хватки повалившего его ведьмака.
— Кто-нибудь еще желает научиться тому, как нужно себя вести, если хочешь остаться с целыми зубами? — пристально уставившись на подоспевших, спросил Геральт. Те переглянулись.
На этом моменте ночное происшествие могло и завершиться, но в дело вступил толстяк, до сих пор стоявший в сторонке и только нервно сжимавший тяжелую чугунную сковородку — скорее для самообороны, потому что вступать в драку он не рвался.
— Не ожидал от вас, мэтр Лютик, — скупо процедил он, опустив сковородку. — И того, что ваш друг вот так запросто положит всех моих вышибал, но уж от вас самого, с вашей репутацией, подобного... концерта!
Упомянутый просто не мог и даже не пытался смолчать.
— Уважаемый, — выступил он вперед и даже немного приосанился. Напрасно Геральт сжимал его плечо в предостерегающем жесте, творческую душу уже понесло. — Когда мы приехали, вы утверждали, что вам нравится мое искусство! А теперь отказываетесь от этих слов? Какая грубость! Еще и позволять своим вышибалам нападать на почтенных гостей!
— Ну все, хватит, — толстяк побагровел лицом и затопал. — Иди ты к дьяволу, поэт! Оба идите. Убирайтесь с моего постоялого двора!
***
Назвать утро добрым не повернулся бы язык и у самого отъявленного оптимиста. И это не только потому, что остаток ночи пришлось провести на конюшне, слушая сопение обиженного на всех и вся Лютика, а до этого долго и терпеливо объяснять ему же, почему внезапно ударившая в голову идея отказаться от женщин полностью несостоятельна и ведет в неприятности. Лютик не поверил, но надулся и обещал больше не разговаривать с Геральтом, "напрочь лишенным тонких чувств". Хватило его аж до самого рассвета.
Утро не было добрым еще и потому, что принесло с собой паршивый мелкий дождик. Лютик, едва продрав глаза, схватился за лютню и завел что-то заунывное, еще больше подливая масла в настроение погоды, а более практичный ведьмак натянул поглубже капюшон, чтоб не текло хотя бы на голову, и потащился на рынок за припасами. Дождик дождиком, но двери единственного в городишке постоялого двора для них наглухо захлопнулись, а новых контрактов никто предлагать не собирался, так что и торчать на месте более не имело смысла.
Внимание ведьмака привлекла криво накорябанная вывеска "махический антивареат". Судя по внешнему состоянию лавчонки, баснословной прибыли владельцу она не приносила, но встретить нечто подобное в такой захудалой дыре уже было удивительно. Из чистого любопытства перешагнув порог, Геральт погрузился в атмосферу столетней пыли, устаревших книг и маринованных лягушек.
— Чем интересуетесь, молодой человек? — вопросил из угла сгорбленный старичок. В своей линялой мантии он настолько сливался с обстановкой, что выдавал его только лиловый нос, на котором лежали мутные очки. — Может, предложить вам оберег от карманников или заговор от бессонницы? А может, — старичок понизил голос и прищурился, — настойку для поднятия мужской силы?
— Благодарю, почтенный, — Геральт еще раз окинул взглядом полки, ломящиеся от никому не нужного барахла, и повернулся к двери. — Я лишь полюбопытствовал, но если мне будет нужна настойка от бессонницы, обязательно вернусь.
— Погодите, — старичок подскочил с места и неожиданно быстро пересек комнату. — У меня есть кое-что совсем особенное! Только вчера мне принесли на продажу самую настоящую живую фею. Позвольте, я покажу!
Геральта охватило неприятное дежавю. Все время, пока старичок бегал в подсобку, нес оттуда высокую птичью клетку и путался в накрывавшем ее толстом полотне, он уже смутно знал, что именно увидит. Крылатое существо, называвшее себя Фэем, вцепилось ручонками в прутья.
— Это же ты! — пропищал фей, подпрыгивая на месте. — Ты был в лесу! Выпусти меня, а? Я готов исполнить любое твое желание!
Ведьмак нахмурился.
— Что ты сделал с моим товарищем? Лучше бы тебе отвечать честно, пока у меня хватает терпения.
— А если отвечу — выпустишь? — Геральт ответил таким тяжелым взглядом, что коротышка стушевался и заерзал. — Ничего я с ним не сделал. Просто маленькая невинная шутка. Не веришь? Эх... Понимаешь, я не просто фей. Дедуля мой был купидоном. Умел влюблять одним выстрелом из своего золотого лука, все как положено. Мне передались его способности, но не в полной мере, да и инструмент у меня... — Фэй не пойми откуда выудил крохотный дротик и продемонстрировал. Укол таким все равно, что укус комара, можно даже не заметить. — Словом, моя магия действует недолго, и через три дня твой товарищ уже не вспомнит ни о какой влюбленности.
— Три дня? — поразился ведьмак. — А отменить эти твои чары как-нибудь можно? — Получив отрицательный ответ, Геральт сквозь зубы выругался. — Прихлопнуть бы тебя за такие шутки!
Антиквар тихонько покашлял.
— Молодой человек, за столь грубые речи я бы выставил вас вон! Но я вижу, что товар вам интересен...
— Ну же, не будь зверем! — взмолился Фэй. — Ты же не позволишь, чтобы меня тут заморили голодом или отдали кошкам на растерзание? Уверен, ты не настолько бессердечен, а я-то, спасибо деду, разбираюсь в людях...
— Но я и не человек, — Геральт смерил взглядом фея. Мысленно подсчитал монеты, оставшиеся после покупки продовольствия и вздохнул.
***
Из лавки он вышел с клеткой в одной руке и пустым кошелем в другой.
— Не переживай, я могу наколдовать тебе золота, — пропищал Фэй, разминая крылышки на верхушке своей бывшей тюрьмы. — Только имей в виду, что через трое суток его не станет... Ну, точнее оно станет тем, чем было — каким-нибудь барахлом, которое я возьму для колдовства.
— Вот уж спасибо, обойдусь. Скажи лучше, откуда ты такой взялся? Ни разу не видел подобных существ.
— Конечно, не видел, — Фэй выпрямился и выпятил грудь. — Друг мой, я пришел из другого мира, потому что был избран для священной миссии: я должен найти новый дом для своего народа.
— Почему твоему народу нужен новый дом?
— Это долгая история, и ты не поймешь, потому что наверняка не знаешь, что такое "ядерное топливо". Но если ты такой любопытный... — не сумев устроиться на клетке, фей перелетел на плечо ведьмака и уселся, пища теперь в самое ухо. — Люди нашего мира продвинулись намного дальше, чем вашего. Они изобрели целую кучу удобных для себя, но кошмарных штуковин. Всякие батарейки, в которые они запихивают таких, как я, чтобы получать источник магии, интернет и липосакцию... Однажды они решили построить самый большой в мире ядерный реактор. Ты представляешь, что такое ядерный реактор и какая это ужасная затея?
Геральт не представлял, но Фэй и не дожидался ответа. Степенью болтливости он чрезвычайно напоминал Лютика, благо, хоть музыкальных инструментов при нем не имелось.
— Реактор взорвался, ба-а-бах! — продолжив, фей широко взмахнул руками, изображая масштабы взрыва, но при этом бесцеремонно заехав ведьмаку по уху. — Люди погибли, сама земля глубоко заражена. Даже наша магия начинает истаивать и больше не может защитить нас от этой напасти. В том мире больше невозможно жить! Владыки избрали меня, потому что я самый быстрый и первее всех сумею отыскать подходящее для нас место, иначе последних магических щитов просто не хватит, и радиация уничтожит все.
— Могу сказать тебе одно, — скосив глаза на плечо, ответил ведьмак. — В нашем мире не достает места даже для уже живущих в нем народов, на границах Брокилона люди неустанно воюют с дриадами, а в других местах — с остальными нелюдями и просто за компанию друг с другом. У нас нет твоих реакторов, но если вы придете сюда, здесь вас будет ждать то же самое: смерть. На твоем месте я бы поторопился убраться и, кто знает, может, ты и найдешь то, что ищешь.
— Я Избранный. Моя миссия просто не может закончиться провалом, понимаешь? Как и твоя. У тебя ведь тоже должна быть миссия, которая повлияет на судьбы всего мира. Я это вижу.
Геральт усмехнулся.
— Ты говоришь о предназначении? Я не верю в него, Фэй, и никогда не верил. А может, его просто нет в нашем мире, точно так же, как фей, чертей и королевской честности, но где-то вы, к примеру, существуете.
— Однако сам ты, смотрю, пытаешься быть честным.
— Ну я же не король.
Они помолчали совсем немного, пока рыночная площадь не осталась позади. Тогда Фэй выпрямился, подобрал крылышки, собираясь взлететь, и на прощание упрямо сказал:
— А все-таки, если ты избранный, тебе даже не обязательно об этом знать или верить в это. Ты все равно сделаешь то, что тебе предназначено. Хотел бы я взглянуть, что из этого получится в твоем случае, но мне и правда пора лететь дальше. Прощай, белоголовый.
— Будь здоров, Фэй.
Крылышки зажужжали, как мушиные, и фей грузно поднялся в воздух, сделал круг над улицей и полетел в сторону самой высокой крыши. Ведьмак потянул за повод меланхолично замершую кобылу.
— Шевелись, Плотва.