imbarazzo

Примечание

Соулмейт АУ, в котором один получает оргазм, когда второй смеется, взятый у https://twitter.com/shi_finiarel/status/1272538211915612160

Гокудера поправляет манжеты и подтягивает ослабившийся галстук — в его внешнем виде и поведении не должно быть ни единого изъяна; он собран и почти что спокоен, не имеет никакого права опозорить себя, Десятого и всю Вонголу, хотя руки и нервно подёргиваются в сторону пачки сигарет в нагрудном кармане. Савада кладёт ему руку на плечо и ободряюще улыбается — как умеет только он, тёплой доверительной улыбкой и медовым взглядом, которому не верить просто не получается, так что Гокудера пытается — слепо и безоговорочно, как верил все эти годы и ни разу не ошибался.

Когда в зал для совещаний наконец входит босс враждующей с ними семьи в компании двух своих людей, улыбка с лица Савады стирается, будто вообще никогда не трогала его губы, Гокудера предлагает присесть за стол — огромный и круглый, как из какого-то дешёвого криминального фильма. Перемирие сегодня нужно обеим семьям, даже если Вонгола в выигрышном положении — слишком много крови уже пролилось, это нужно остановить; поэтому Гокудера держит себя в руках, он не сорвётся и не даст слабину, давно уже не ребёнок, говорит твёрдо и напористо…

…пока с его губ на середине речи не слетает жалкий всхлип. Кто удивляется больше — присутствующие или он сам — не особо понятно, но Гокудера пытается замаскировать свою реакцию под кашель, смачивает горло водой и садится обратно за стол — так, на всякий случай — под подозрительные взгляды мафиози. Это может быть случайно и одноразово, этот придурок знает, куда и зачем они с Десятым отправились, не мог же он в самом деле…

Мог. Ещё как, блядь, мог — Гокудера тяжело сглатывает и старается не выдать себя шумными вздохами, но поднимающаяся в паху истома несколько отвлекает от работы; он перебирает листы в папке, будто ищет нужный сейчас отчёт, хотя прекрасно знает, что это четвёртая страница, сам же выкладывал их по порядку. От того, чтобы не ткнуть лист прямо в лицо мафиози, его останавливают только неловкое положение в штанах и невозможность встать из-за стола, вместо этого раскрытая папка скользит по столешнице на противоположную сторону.

— Думаете, мы не знаем, сколько у вас осталось людей и ресурсов? — рычит он, навалившись на стол локтями. — И что вам больше никто не поставляет оружие?

Мафиози смотрят в папку, переглядываются между собой, неприязненно шепчутся — не думали, что Вонгола соберёт столько информации; Гокудера прикрывает лицо ладонью и шипит сквозь плотно стиснутые зубы. Ёбаный Ямамото со своими вечными смехуёчками, он когда-нибудь вообще повзрослеет, он перестанет ржать постоянно с нихуя и доводить его в самые неподходящие моменты до…

Гокудера вгрызается зубами в ладонь и давит в себе постыдный и прозвучавший совершенно не к месту стон — натянутый внизу комок, взорвавшийся волной наслаждения, и влажность в брюках не дают ему поднять взгляд на присутствующих. Пиздец. Это ёбаный пиздец. Мафиози идут на попятную — обращаются к Десятому, словно (а может и правда) и не заметили ничего, мол, давай, оглашай условия перемирия. Условия у них прописаны на листе в папке. Папка — на другом конце стола. Гокудера отнимает от лица руку, расслабляет галстук — ему жарко и буквально нечем дышать, но не Десятому же лично вставать забирать документы, посмеялись и хватит — опять просто не смог сдержаться, придурок.

— Ты в порядке, Гокудера-кун? — раздаётся слишком, мать его, участливое и заботливое из-за плеча, он только собирается ответить, что в полном, всё просто охуенно, оргазм — заебись, жаль, не насладился по полной — как в паху снова наливается тяжесть и простреливает тягучим удовольствием. Он, блядь, во время секса такого не ощущал никогда, как ощущает сейчас — давится своими словами, краснеет (от гнева или жара) и боится даже открыть рот, потому что учащённое дыхание вырвется совершенно неуместными звуками.

— Сука, — шипит он на выдохе так, чтобы один только Савада расслышал, — он там что, сборник анекдотов нашёл? — Десятый едва слышно хмыкает в кулак, и Гокудера расценивает это почти как предательство.

— Он больной, что ли, не заразный? С таким Хранителем Вонголе… — Что именно Вонголе будет с ним — Гокудера не дослушивает, за оскорбление себя и своей семьи он закопает живьём, что бы он там сейчас ни чувствовал.

— Ебало завали! — руки непроизвольно тянутся уже не за сигаретами — за припрятанной там же коробочкой.

— Гокудера-кун, выйди. — И останавливает его только тихий и спокойный голос Десятого, так что он замирает, тупо вперившись в него — серьёзного и как будто злого — непонимающим взглядом. — Встань и выйди отсюда, если не в состоянии держать себя в руках, без твоих истерик разберёмся.

Савада босс едва ли год, ему нужно держать лицо и преподносить себя жёстким и беспринципным, чтобы боялись и уважали, и сейчас просто хотел дать ему возможность уйти — по-другому не мог. Не мог показать, что переживает и понимает, не мог спустить с рук такое поведение, вот и выгонял — на благо. И не чувствуй Гокудера, что сейчас кончит второй раз за две минуты — остался бы поспорить, это же такой удар по его репутации правой руки. Но Десятый не торопясь поднимается с места, забирает откинутую папку и всё внимание мафиози перетягивает на себя, так что с коротким и смиренным «Да, босс» приходится буквально вылететь в коридор.  

Вылететь — потому что сдерживаться у него больше не остаётся сил, потому что одному тупому уёбку сейчас очень смешно, потому что Гокудера сползает по стене под самой дверью и хрипит себе в кулак, прижимается затылком к холодной стене и кончает второй раз, ещё сильнее и чувствительней. Чтоб он, сука, отсасывал так же хорошо, как сейчас смеётся.

Дрожащими руками Гокудера набирает номер телефона этого уебана, пытаясь найти на этаже туалет и настраиваясь на продолжение. Если из-за него не получится вернуться на переговоры и перемирие сорвётся, Гокудера будет приходить к нему на каждый бейсбольный матч и громко и истерично ржать прямо с трибун. Туалет он, конечно, находит — а вот трубку никто не берёт, продолжая заливаться блядским смехом.

 

Все десять пропущенных звонков Ямамото замечает только на рекламной паузе, когда на неожиданно обнаруженном на итальянском телевидении японском канале наконец заканчивается какая-то глупая юмористическая передача. Ямамото нервно смеётся — и тут же прикрывает рот рукой; как-то он… забылся.

Ему пиздец.