Холод пронизывал до костей, волнами накрывая ослабленное тело, которое инстинктивно сжималось, в отчаянной попытке сохранить те крохи тепла, что еще жили в нем. Ветер, ледяной, как мертвое дыхание, окутывал, кусал. Его дыхание еще было живым, облачками пара вырываясь изо рта. Он думал, что это ненадолго. Кутаясь в куртку, дыша на свои руки, он сидел практически неподвижно – затаившийся в ожидании еды. Крысы, наученные горьким опытом, уже не показывались на глаза, не лезли сами в руки, как это было в первые дни его пребывания здесь. Но он был терпелив – рано или поздно твари сочтут его мертвым и нападут. Нужно только дождаться.
Левая рука не шевелилась, отмороженная до костей, до посинения – до гниения. Он уже давно не чувствовал ее. Это мешало ему успешно ловить еду. Он упустил уже трех крыс за последние сутки, и голод раздражающе сворачивал внутренности в узел, еще сильнее ослаблял его. Кашель то и дело пытался прорваться наружу, но пока ему удавалось побороть его. Он ведь не хотел спугнуть свою еду, верно?
Он не помнил, как попал сюда, и сколько уже был здесь. Но он помнил оружие, стреляющее льдом – именно оно сделало его руку мертвой – и человека, бросившего его здесь. Снарт. Это имя было холодным – таким же обжигающе холодным, как ветер, обдувающий его тело – но он повторял его снова и снова, шепотом, мысленно, выкрикивал в пустоту. Это имя – этот человек – вызывало в нем жгучее, болезненное и полыхающее чувство ненависти.
Ненависть согревала. Она – единственное, что спасало его разум от холода, который сковал его тело. Она единственная помогала ему выжить.
Краем глаза уловив движение, он замирал, прятал дыхание и ждал. Крыса, осмелевшая от его неподвижности, бросалась вперед – и он рвался навстречу, до боли напрягая одеревеневшие мышцы, перехватывая добычу на полпути и, привычным движением пальцев, сворачивая ее шею. В кустах раздался писк и шуршание бегущих прочь крыс – но он не обратил внимания на это. Торжество от пойманной добычи согревало его тоже. Теплое – восхитительно теплое тельце в его руках дергалось в предсмертных судорогах, и он хрипло выкашливает смешок.
Раньше, поймав крысу, он сдирал с нее кожу, очищал от шерсти – но сейчас у него не хватило бы сил на это. Он просто вгрызается в грязное, зловонное тело и зубами рвет его на куски. Еще теплая кровь попадает на язык, и он восторженно воет, глотая ее. Когда-то у него были силы, чтобы дойти до реки и вдоволь напиться – но не сейчас. Порой он жалеет, что не остался там, но возле воды было еще холоднее. Мясо твердое, жилистое и склизкое – жуется с трудом. Он сплевывает осколки костей и слишком большие ошметки шерсти на землю. Комки свернувшейся крови прилипают к языку и небу – он сплюнул бы и их тоже, но был слишком поглощен пиршеством. Он старался съесть тварь как можно скорее – пока мясо еще теплое, пока оно не стало куском льда – каким был он. Должно быть, если твари однажды доберутся до него, они обломают свои клыки. Эта мысль наполнила его злорадством – и это чувство дает совсем мало тепла, недостаточно для него. Крыса кончается до обидного быстро, но он доволен – совсем скоро он почувствует насыщение и, возможно, даже сможет встать. Он надеялся на это – кровь была плохой заменой воде.
Каждая секунда его жизни – это борьба разума, преисполненного ненавистью, и тела, жаждущего лишь смерти. Он помнил, что раньше у него была зажигалка – она давала тепло и пламя – но он выкинул ее еще в самом начале своего пребывания здесь, разозленный тем, что ее тепло было недостаточным, а огонь – не хотел распространяться дальше. Сейчас ему пригодились бы и эти крохи, но его тело не шевелилось, окоченевшее – и на поиски совсем не было сил. Возможно, он сможет найти ее, когда крыса дойдет до желудка и немного согреет его.
Надежда и ненависть. Эти чувства давали ему жить, вопреки всему. И у обеих было одно имя.
Снарт.
Он ненавидел это имя. Он любил его. Он хотел выбраться отсюда и убить того, кто оставил его здесь – одного, среди холода и боли – и поблагодарить его. За ненависть. За надежду.
Он закашлялся, надрывно, как будто пытаясь выплюнуть свои легкие, и его тело задергалось в судорогах. Боль и холод переполняли его, и каждый из них пытался отвоевать как можно больше. Но там где был холод – не было боли. А там, где угнездилась боль – не было места холоду. Это шаткое равновесие установилось уже давно – он не знал насколько, но как будто бы вечность назад – и оно же рано или поздно незаметно убьет его.
В своей смерти он уже не сомневался.
Похолодеют ли ветра, поумнеют ли крысы – но что-то послужит концом для его дней – и он почти ждал этого мига. Он верил – у него не было иного выбора, кроме как верить – что в смерти не будет холода. И даже если его вера ошибочна… он будет верить. Пока ему не докажут обратного.
О, это случится довольно скоро, не правда ли?
Очередной сгусток крови застрял в горле, и он повернул голову, чтобы сплюнуть его – но во рту не нашлось лишней слюны, достаточной для этого. Он криво улыбнулся, болезненным рывком переворачивая себя на бок – тело больно придавило руку, но пришлось терпеть, пока он не соберет достаточно сил, чтобы вытащить ее. Мерзлая земля холодила оголенные участки кожи. Дышать становилось все труднее.
Он не успел понять, когда его тело стало чуть менее мертвым, но заметив, он не стал торопиться. Медленно раскачиваясь, он плавно перевернулся на грудь и, уперев ладони в землю, осторожно встал на колени. Тело, нехотя, но исполняло приказы мозга, и кровь забегала по жилам быстрее. Он не смог сдержать улыбки. Опираясь на дерево, он поднялся и сделал пробный – как будто бы первый – шаг вперед. Ноги тут же пронзили колючие иголки боли, но для него это означало лишь одно – там, где есть боль, нет холода. Хрипло выдохнув, он сделал новый шаг – и еще один – ступая все увереннее, держась все прямее. Что-то злое взревело в его груди, диким пламенем обнимая заледеневшее сердце.
Шум реки был соблазнительно близко – и когда она, наконец, появилась в его поле зрения, он не смог удержаться на ногах. Упав – больно – на колени, он был вынужден ползти остаток пути. Встать вновь сил уже не было. Холод – гораздо более сильный, чем там, откуда он пришел – сковывал движения, уговаривал сдаться на его милость, но он упорно продвигался вперед.
От воды заболели зубы, и горло сковало льдом, но он продолжал пить, стараясь держать воду во рту как можно дольше, чтобы она хоть немного согрелась, прежде чем попасть в желудок. Этого было мало, но выбора все равно не было.
– Мик Рори.
Голос – холодный, обжигающе ледяной – за его спиной отвлек от питья, и он обернулся. Между деревьев стояла тень.
– Вы пойдете со мной.
Его губы искривил оскал. Тень пыталась приказывать ему?
– Мы поможем вам убить тех, кто бросил вас здесь.
Снарт!
Ненависть всколыхнулась, придавая сил, и он медленно поднялся на ноги. Тень смотрела на него – ожидая ответа? Он кивнул.
Он не знал, кто эта тень. Он не знал, как она нашла его и почему не пришла раньше. Но если она действительно поможет ему выплеснуть наружу тот огонь ненависти, что живет в нем… Он сделает все, что она попросит.