Лань Цижэню не спалось. Ныл шрам на пятке, полученный еще в детстве, тянуло в правом, натруженном каллиграфией локте. Ветер на улице казался слишком громким, а луна в небе — чересчур яркой. Не будь паршивка так далеко, Лань Цижэнь обязательно бы принудил её тысячу, нет — две тысячи раз переписать правила о недопустимости нарушения сна адептов Гусу Лань и проявлении неуважения к старшим. И все равно, что луна бороздила небосвод задолго до рождения Лань Цижэня!
Хотя, конечно, застарелые болячки и внешние неудобства были всего лишь следствием. Причиной же являлось нечто другое. Некто другой. Язва желудка Лань Цижэня, тахикардия его сердца, тьма в глазах.
Причем тьма вполне буквальная. Ведь речь шла о Вэй Усяне, предпочитающем черные одежды и нестандартные методы совершенствования.
Лань Цижэнь перевернулся на правый бок, снимая давление на поджелудочную, и горестно вздохнул. Лань Ванцзи со своим мужем — мужем! — два дня назад вернулся в Облачные Глубины из полугодового путешествия. И теперь фигура в темном ханьфу скакала по территории клана, нарушала правила и портила здоровье достопочтенному Лань Цижэню своим громким смехом, бесстыдными речами и невероятными теориями использования энергии.
И пусть выбор племянника Лань Цижэнь, скрепя сердце, одобрил… Да и как он мог поступить иначе, помня, как слезы Ванцзи окропили черные камни пещеры безымянной горы в Илине; как кровь его дорогого мальчика жадно впитывала земля перед Храмом предков; слушая на протяжении тринадцати лет в такие же бессонные ночи зовущую мелодию циня. Как он мог? Но вот только смириться с выбором это не то же самое, что принять Вэй Усяня.
Вэй Усянь слишком сложный для понимания Лань Цижэня. Кто этот человек? Благородный герой, павший жертвой интриг? Обезумевший гений, откусивший кусок не по зубам? Беззаботный парнишка из Юньмэна — сын Цансэ-саньжэнь?
Мысли о Вэй Усяне медленно перетекли в воспоминания о собственной молодости Лань Цижэня, и головная боль начала отступать, позволяя сонливости затуманить разум дымкой давно ушедших дней.
Собака загавкала как нельзя некстати, мигом разбивая сладкую дрему. Лань Цижэнь подскочил и заозирался по сторонам, пытаясь сообразить, что происходит. Спустя несколько долгих мгновений он вспомнил, что днем в Облачные Глубины прибыли глава клана Цзян и глава клана Цзинь. Последний притащился со своей собакой-оборотнем.
«Балаган, а не клан, — досадливо подумал Лань Цижэнь, разглядывая расчерченный тенями веток потолок, — вот и зачем, спрашивается, правило о запрете содержания домашних животных? Тащат кого попало: кролики, ослы, темные заклинатели. А сейчас вот собаки! Стена Послушания для кого писана?»
Видимо, Стену ценил только Лань Цижэнь.
Разочарованный и разбуженный, он поднялся выпить воды. Налил чашечку, пригубил и уставился на ненавистную яркую луну. Псина главы Цзинь надрывалась не переставая. Укладываться обратно, прежде чем она успокоится, было делом бесполезным. Бесполезные дела Лань Цижэнь не любил. Он повязал налобную ленту, облачился в верхние одежды и, подхватив со стола стопку отчетов старших адептов о недавней Ночной охоте и меч, вышел на террасу.
И как раз вовремя. Мимо покоев, нарушая все нормы приличия своим внешним видом, пробежал старший племянник! За мертвенно-бледным растрепанным Лань Сичэнем, почти не отставая, спешил лекарь.
— Сичэнь! — гневно воскликнул Лань Цижэнь.
Но ответа не получил. Глава Лань даже взглядом родного дядюшку не удостоил, скрываясь вместе со своим спутником за деревьями.
Вот, что он и говорил — никому больше нет дела до Стены Послушания! Это все Вэй Усянь виноват!
Но червячок страха зашевелился в сердце. Только дело чрезвычайной опасности и важности могло заставить всегда собранного и почтительного Лань Сичэня проигнорировать родственника. Перед глазами алым вспыхнула память о нападении клана Вэнь, которое унесло жизнь брата и оставило Облачные Глубины в обгоревших руинах. А если и в этот раз что-то случилось? Клан-агрессор давно истлел, никого не осталось, но был человек, когда-то спасший его остатки, и, какое ужасное совпадение, он сейчас находился на территории Гусу Лань.
Лань Цижэнь замер, пораженный ужасной догадкой. Листы бумаги выпали из ослабевших пальцев и с оглушающим в ночной тишине шорохом рассыпались по полу. Ванцзи в опасности! Вэй Усянь навредил ему.
Стиснув меч, Лань Цижэнь помчался (не превышая, впрочем, допустимую скорость) к цзинши младшего племянника.
А ведь он знал. Знал! Ничего хорошего от Вэй Усяня ждать не стоит. Это не человек — змея на груди пригретая! А Ванцзи — дурак влюбленный — и не заметил за широкой улыбкой испорченную, коварную сущность Старейшины Илина.
Путь до цзинши показался Лань Цижэню бесконечным. Открывая дверь в покои, он внутреннее содрогался. Перед глазами вставали видения забрызганных кровью стен, бурые отпечатки рук на белоснежной ткани ширмы, тяжелый дух темной энергии. И самое страшное — безучастное мертвое лицо Лань Ванцзи.
Однако внутри было спокойно. Ярко горели свечи, курились палочки сандаловых благовоний, за ширмой, по которой в небо летели черные журавли, а не текла кровь, виднелись два высоких силуэта и слышался тихий захлебывающийся голос, рассказывающий что-то о: «Загавкала… Испугался… Сжалось…» Лань Циженю понадобилось время, чтобы распознать в хнычущих интонациях Вэй Усяня. Лань Сичэнь что-то спросил, Вэй Усянь всхлипнул.
Не в силах больше терпеть, Лань Цижэнь вошел в огороженную часть комнаты, и застыл, никем незамеченный — все внимание Лань Сичэня и лекаря было отдано двум телам на кровати. Лань Ванцзи был жив и вполне здоров. Племянник лежал на спине в небрежно запахнутых ночных одеждах, а на его бедрах восседал укутанный по шею в простынь Вэй Усянь. Он кусал сухие губы и большими влажными глазами, полными надежды, смотрел на лекаря.
— Вы сможете помочь?
— Посмотрим. Сильно застрял?
— Сильно, сильно, — закивал Вэй Усянь и скривился, когда Лань Ванцзи под ним глубоко вздохнул.
И Лань Цижэнь не придумал лучше момента, чтобы объявить о своем присутствии вопросом:
— Кто застрял?
Вэй Усянь взвизгнул и дернулся, светлые глаза Лань Ванцзи укоризненно обратились к дяде, Лань Сичэнь цветом лица сровнялся с листом бумаги и смотрел загнанно. Один лекарь остался невозмутим. Пожилой мужчина задумчиво пожевал губами и известил:
— Молодые люди перестарались с парным совершенствованием, что привело к… последствиям.
— И каким? — спросил Лань Цижэнь прежде, чем успел подумать.
И лекарь сполна удовлетворил его любопытство.
— Янский корень второго господина Лань потерялся в иньской пещере молодого господина Вэя.
Вэй Усянь, услыхав такую трактовку, весь покрылся красными пятнами и натянул простынь на полыхающие щеки.
В любой другой ситуации Лань Цижэнь бы изумился, что даже такого бесстыдника что-то может смутить, но он отчаянно боролся с кровью, поднимающейся по горлу. Теперь-то понятно, почему Ванцзи не поприветствовал дядю как полагается, а Сичэнь смотрит побитой собакой.
Пока Лань Цижэнь пытался не поддаться искажению ци от разворачивающейся картины, Лань Сичэнь осторожно предложил:
— Может, стоит добавить масла?
Вэй Усянь кинул на него мрачный взгляд и толкнул из-под простыни пустой сосуд, от которого по кровати поползли жирные пятна.
— Куда еще больше?
Лекарь, однако, предложением Цзэу-цзюня заинтересовался:
— Молодой господин Вэй может масла выпить… Тогда процесс пойдет с обратной стороны и нефритового дракона вынесет на мелководье.
— Да резать надо, — прервал их беседу Лань Цижэнь и положил ладонь на рукоять верного меча.
— Резать? — тонко переспросил Вэй Усянь. Лань Ванцзи сглотнул и потянулся закрыть руками самое дорогое. То самое, что сейчас и так находилось под защитой чужого тела.
Нужно было решить, где рубить. Самым логичным было между. Но тогда Ванцзи останется без наследников. Хотя… Лань Цижэнь присмотрелся к месту, где под тонкой тканью соединялись супруги — хотя они у него и так вряд ли будут. А еще в народе ходят слухи, что если животным удалить янский стебель, то они перестают испытывать влечение. Может и с Ванцзи поможет, и с его глаз спадет пелена одержимости Вэй Усянем? Нет. Племянника жалко.
Лань Цижэнь оценивающе прошелся взглядом по ерзающему на Ванцзи Вэй Усяню. Если примериться, приложить достаточно духовных сил, то Вэй Усянь даже ничего почувствует — распадется на половинки, и Лань Чжань получит свободу и от постыдного плена, и от бесстыдного общества Вэй Усяня.
Молчание затягивалось. Старейшина Илина затравленно наблюдал за пальцами Лань Цижэня, играющими с кисточкой на мече. Лекарь потянулся к принесенному свертку, запахло травами. Лань Сичэнь устало и совершенно не по-ланьски присел на низкий столик и подпер голову рукой. Устремив очи в окно, за которым уже занимался рассвет, глава Лань грустно вымолвил:
— Действительно, придется резать. Ванцзи, молодой господин Вэй, выбирайте…
— Вэй Ин, пусть лучше я, — решительно сказал Лань Ванцзи.
Губы Вэй Усяня задрожали, он потянулся к лицу мужа и икнул от подступающих слез.
— Нет, Лань Чжань. Лучше я. Я знаю, ты долго ждал, но клянусь, — он поднял три пальца к небесам, — я вернусь к тебе снова. Всегда, Лань Чжань…
Лань Ванцзи погладил Вэй Усяня по коленке, улыбнулся нежно. И твердо возразил:
— Я лишусь, но твой нефритовый стержень останется с тобой.
Голос Вэй Усяня неверяще задрожал и сорвался в конце:
— Что ты говоришь, Лань Чжань… Мы будем… Будем?
— Мм. Мы просто поменяемся.
— Хватит бессмысленной болтовни, — обрубил Лань Цижэнь. — Лань Ванцзи, ты уверен? Пути назад не будет.
— Извините, но такие радикальные методы… Сейчас я поставлю расслабляющие благовония, проведу акупунктурную терапию, — испуганно вмешался лекарь. Лань Цижэнь глянул на того недовольно, и мужчина притих, нервно сжимая свой сверток.
Племянник ободряющим поцелуем прикоснулся к кончикам пальцев Вэй Усяня и кивнул Лань Цижэню. Вэй Усянь потянулся сбросить простынь, чтоб дать больше пространства для маневра. Осуществить задуманное ему не удалось.
— Вэй Усянь!!! — оглушающий рык главы Цзян заставил Лань Цижэня вздрогнуть и выронить меч. Да сколько можно орать! Он ведь давно уже не мальчик, так часто пугаться!
Вэй Усянь, услышав крик бывшего шиди, напрягся всем телом. Раздалось звучное чпоканье, и мужчина повалился на грудь своего супруга, мелькнули белые ляжки, тут же, впрочем, ревниво укрытые от посторонних глаз Вторым Нефритом.
— Вэй Усянь, это ты вчера напоил Цзинь Лина «Улыбкой Императора», паршивец?!
Цзян Ваньиню, верно, такие слова как «правила» и «уважение» были вовсе незнакомы. Он ворвался в цзинши Ханьгуан-цзюня даже не испросив разрешения. На его плече болтался вниз головой похмельной глава Цзинь и пьяно икал.
«Юньмэн, — поджал губы Лань Цижэнь, — Все они там такие». Он с кряхтением наклонился поднять клинок, кажется, это больше не понадобится — Ванцзи свободен. Вэй Усянь тоже. Два бесстыдника.
Цзян Ваньинь продолжал распекать сводного братца, когда Лань Цижэнь, подхватив под локоток лекаря, покинул семейное гнездышко.
— Уважаемый, — обратился он к мужчине, — нет ли у вас какого сбора от бессонницы?
«Лань Чжань, а твое предложение меняться еще в силе?» — раздалось за спинами у мужчин.
— Если такое еще хоть раз случится, то я предпочту об этом никогда не узнать.
Лекарь посмотрел на Лань Цижэня с жалостью и приглашающе махнул в сторону аптекарского павильона.