— Ну, и? О чем ты хотел поговорить? — спросил Поттер, сложив руки на груди и устремив свой взгляд куда-то в сторону.

Джонни нервно вздохнул и потупил взгляд. Он рассматривал корни стоящего рядом дерева, скосив взор на беседку с виноградной лозой, где на скамье рядом лежала забытая кем-то книга. Джонни упорно смотрел куда угодно, только не на Поттера.

Наконец, когда напряжение достигло пика, а молчание затянулось, Уолтер поднял взгляд и упрямо посмотрел в глаза напротив. Он не мог сказать, что именно пытался увидеть в этой глубокой зелени; ему хотелось бы знать, что еще скрывает брат. Хотелось, конечно, стать ближе и изменить этого человека. Потому что иначе… они были разными. Абсолютно разными людьми. Джонни никогда не смог бы кого-то пытать, ударить, показать свою власть над кем-то, кто слабее. А Поттер мог. Он не был обременен совестью, гласом разума, жалостью. Только холодный расчет и равнодушие читались в глазах, будто застывшая корка пепла.

— Я… — он облизнул губы и сжал кулаки, собираясь с духом. Было сложно собрать мысли воедино. Все те храбрость и упрямство, которые были с ним до этого, отступили, оставив после себя лишь нервозность. — Я знаю твою историю, и знаю, что твои родители погибли в ту ночь… Но разве Джеймс Поттер жив?.. Почему о нем ничего не известно?

Гарри молчал и по-прежнему смотрел куда-то за плечо Джонни, не отрывая своего задумчивого взгляда. Уолтеру даже показалось, что брат его не слышал и хотел даже повторить, но понял, что уверенности больше нет, и вся смелость вновь улетучилась. Оставалось лишь надеяться, что Поттер все же слышал и ответит. Для Джонни это было важно. Он и сам не знал, почему именно, но ощущал эту зудящую потребность докопаться до ответа.

Гарри вздохнул, его рука дернулась, и над головами парней вспыхнул купол с голубым сиянием. Купол тотчас растворился, но Джонни ощущал его. Он недоуменно посмотрел на Поттера. В радиусе трех метров никого не было, лишь они одни стояли у беседки и разговаривали.

— Я тоже так думал, Джонни, — голос Принца был тихим, глухим, будто сорвавшимся. Гарри не смотрел на брата; было видно, что этот разговор для него не самый приятный. Поттер будто открывал душу, распахивал ее, позволял увидеть себя другого. Не того холодного и сдерживающего себя, а такого же мальчика, как и сам Джонни. — Когда он заявился ко мне, я… был удивлен? Да, наверное. Тогда я был ошарашен и растерян, зол. Всю жизнь думать, что твои родные погибли, слушать рассказы маггловских родственников о том, что те были пьяницами, что погибли из-за своей глупости. Потом, конечно, тетка рассказала правду, но от этого легче не стало. Я жил в одиночестве, в страхе, я не знал любви, не знал пощады. Меня некому было направлять, защищать и говорить, что все будет хорошо. Тогда я нуждался в этом. А когда объявился отец, мне это все было уже не нужно. Я не знаю, что он делал, пока прятался и где был. Советую никому не рассказывать о своем истинном происхождении и об отце, — серьёзно проговорил Гарри, посмотрев на Джонни. — Ни своему дружку Роузену, ни тем более Дамблдору. Эта тайна не только твоя. Рассказав кому-то, ты подставишь под удар себя, друзей и нас с Джеймсом. Никто не должен знать, что мы родственники.

Джонни вздрогнул и отвел взгляд; наступила неловкая тишина, нарушаемая лишь ветром и шелестом листьев.

— Я знаю, — глухо проронил он, закусив губу. — Но есть те, кто умеет читать мысли. Я… — он вздохнул, опустив взгляд. — Я как открытая книга.

— Если ты не уверен, что способен сохранить эту тайну, я мог бы помочь. Я даю тебе выбор, Джонни. Могу стереть память обо всем этом — ты забудешь, кто твой отец и что мы родственники, либо, — он прищурился, — либо я наложу на твои воспоминания специальный барьер, спрячу его от любых посторонних глаз. Если не знать, что искать, то никто не наткнется на это воспоминание. Но при особом рвении самый искусный легилимент может докопаться до этого воспоминания, проломить защиту, тем самым навредив тебе. Третий вариант — я беру с тебя Непреложный обет. Так никто не сможет, даже на допросе, выпытать эту информацию, а ты ни под какими действиями не сможешь выдать эту информацию. Даже легилимент не сможет ничего узнать, не подвергнув опасности себя и тебя, хотя даже так он все равно ничего не узнает. Решай, Джонни.

Уолтер открыл рот в изумлении — он не думал, что все настолько серьёзно. Поттер предлагал вполне щадящие варианты. Он мог сохранить ему это воспоминание, только рассказать кому-то Джонни не сможет. Никогда не сможет. Можно, было бы, конечно, стереть себе это воспоминание, что давило грузом, саднило и причиняло боль, но тогда он не будет видеть всей картины; тогда он будет ощущать эту брешь, эту пустоту снова и снова и будет искать ответ. А потом все заново. Можно было дать Непреложный обет, тогда Джонни защитит себя от любого внешнего воздействия на свой мозг. Но, кажется, хоть Джонни и мало знал о ментальной науке, легилимент увидит в сознании эту печать… Где-то он читал такое и не был уверен, что Поттер способен к этому. Пусть он и был умный, пусть и сильный, много знал о магии, но почему-то Джонни был уверен, что Поттер еще не дорос до точной науки — легилименции и оклюменции.

— Я выбираю… Непреложный обет, — выпалил Джонни, придя к единственному, на его взгляд, решению.

— Хорошо, — кивнул с готовностью Гарри. — Нелли!

Рядом с хлопком появился эльф, замотанный в наволочку с гербом Хогвартса. Домовик смотрел своими большими глазами на двух волшебников, не решаясь заговорить.

— Нелли, ты можешь засвидетельствовать Непреложный обет? — спросил перво-наперво Гарри.

— Нелли может, сэр, — пропищала она, прижав ушки. — Что Нелли должна сделать?

Поттер объяснил эльфу, что конкретно от нее требуется, и повернулся к брату, на лице которого отразилось беспокойство. Конечно, Джонни волновался, ведь раньше он не давал клятв или обетов.

Гарри взял руку Джонни в свою, холодными пальцами коснувшись запястья и взглядом говоря, что все хорошо. Уолтер наконец упрямо сжал губы и обхватил в ответ чужое запястье.

Их руки окутала золотая лента, которая, вспыхнув, впиталась в кожу. Ребята ничего даже не почувствовали, но Джонни с тех пор ощущал незримое давление и ответственность за тайну, к которой принадлежал сам.

Он понимал, что Гарри поступил правильно. Как бы сам Джонни ни относился к Поттеру, он не хотел забывать то, что совсем недавно обрел. Пока что он сам не знал, как к этому относиться. С одной стороны, было внутри что-то похожее на легкость и безмятежность, словно обретение себя полноценного, и он уже и не задумывался, что ждет его потом. С другой стороны, ему было тревожно, даже страшно. Брат был по другую сторону баррикад, в этом Джонни был уверен, и ему не хотелось потом биться с Поттером. Какими бы ни были их взаимоотношения, он не желал брату зла. Даже если зло — сам Гарри.

Идя по темному коридору школы, Уолтер бездумно рассматривал попадающиеся на пути картины, портреты, статуи. На душе было тяжко от мыслей, от невозможности с кем-то разделить свои тревоги. Он собирался на каникулы в Лондон, к родителям, к больной сестре. Но теперь… Он сам не знал, действительно ли он этого хочет? Мама ему врала, ни разу даже намеком не дала понять, что в семье есть такая тайна. А сейчас она жалела. Непонятно только, чего именно; его ли или то, что он вообще появился в ее жизни. Он верил в ее «люблю», верил, что он особенный, что сила в нем — это дар.

Нет, это было проклятье.

Ему до дрожи хотелось увидеть родных, которые родными, по сути, уже и не являлись, кроме мамы. Но ей он уже не мог доверять, как прежде. Отец, несмотря на слова поддержки, всегда смотрел косо, в уголках его глаз Джонни замечал брезгливость, отвращение, а через секунду отец снова смотрел с участием. Если раньше Джонни старался не придавать этому значения, то сейчас понял смысл. Как хорошо было, когда он не знал, но и неведение тоже не вызывало радости. Родители знали, даже сестра знала, а он нет.

За очередным поворотом показалась лестница; Джонни мог поклясться, что никогда раньше ее не видел. Он встал в проходе арки, осветив путь Люмосом; яркий огонек света едва ли разгонял темноту, но ведущая наверх лестница, тянущаяся спиралью куда-то в самый сумрак, растворялась где-то за высокой колонной. Джонни ступил ногой на каменную ступень, идущую вековой трещиной, замер на мгновение и, вздохнув, с твердой решимостью двинулся дальше.

Как-то кто-то из гриффиндорцев рассказывал, что в замке есть много тайных мест, которые могут открыться внезапно; будь то коридор, которого раньше никто не видел, или дверь, ведущая в неизвестность. Однажды, по рассказам близнецов Уизли, они зашли не за тот поворот и вышли в подземелья, хотя точно были уверены, что находились на пятом этаже. Джонни в эти сказки не особо верил, так как никогда не встречал в школе ничего странного. Кроме разве что кошки мистера Филча. Та каким-то волшебным образом умудрялась быть именно там, где находились нарушители порядка.

Спиралевидная каменная лестница тянулась все выше и выше, а когда Джонни уже подумал, что это какая-то ловушка, то заметил дверь. Он остановился на последней ступени, чтобы перевести дыхание и, посветив себе Люмосом, решил осмотреться более внимательно.

Это была башня, хотя пусть Джонни и не знал замок как свои пять пальцев, но в том коридоре он ходил практически каждый день. Никакой башни, а тем более лестницы, он никогда там не видел. Это было странно, пугающе, и вместе с тем завораживающе. Дверь была металлическая, без каких-либо замков или защитных чар, она была слегка приоткрыта и можно было заметить проблеск чего-то яркого. Уолтер прищурился и осторожно, на носочках, чтобы не нарушить эту вязкую тишину, подкрался к странной двери и приоткрыл ее получше, чтобы рассмотреть, что за ней.

Это был обычный кабинет: высокие книжные шкафы заполненные книгами, дубовый, покрытый светлым лаком, стол с волшебной лампой; у небольшого окошка стояло кожаное кресло с накинутым на него пледом. Все говорило о том, что этот кабинет кем-то используется, и складывалось впечатление, что хозяин совсем недавно вышел. В камине горел огонь, трепыхаясь от легкого сквозняка, на полу был расстелен пушистый ковер, а на маленьком столике стояла чернильница и лежала стопка пергаментов. Джонни смутился и не решился вторгаться в чужое владение, в конце концов, это было неэтично с моральной точки зрения. Кто бы тут ни был хозяином, он явно будет не в восторге от незваного гостя.

Потоптавшись на пороге, пребывая в смятении, Джонни все же поддался своему любопытству и прошел внутрь. В комнате было тепло и очень уютно; от камина шел жар, а мягкий ковер, казалось, мог захватить в свое мягкое безумие. Постояв в нерешительности с минуту, Джонни пришел к разумному решению, что если хозяин объявится, то он сразу же уйдёт. В конце концов, этот кто-то сам виноват, что оставил кабинет незапертым.

Первое, что сделал Джонни, это снял обувь и мантию; на нее уже налипла листва, поэтому Джонни просто оставил ее на комодике у входа. Ковер и правда был очень мягким и теплым, ноги будто утопали в коконе мягкого облачка. Осторожно присев на широкий стул, Джонни завороженно провел ладонью по гладкой столешнице, отмечая про себя, что за ней ухаживали. Не было тут потертостей, въевшейся грязи или трещин: стол будто был новый и совершенно чистый. За окном — Джонни понял, что оно было зачарованное — клубились тучи; они тянулись от самого леса, будто нагнетая своим присутствием и желая накрыть собой величественный замок. Зачарованным окно было потому, что на улице сейчас было солнце. Дождя не ожидалось в ближайшее время.

Посидев так еще немного, Уолтер встал и подошел к книжному шкафу. Тут были разные книги на разнообразные темы. Были философские рассуждения неких старых волшебников, были книги по боевой и защитной магии, по зельям, но не школьные, это, скорее, было что-то из расширенного курса, для более серьезного обучения, чем для дилетанта. Взяв с полки книгу по расширенной трансфигурации, Джонни прилег на диванчик, открыв книгу. Ему вдруг стало легко и беззаботно, он был один, и все проблемы отступили на второй план. Грузиться, по крайней мере этим, уже не хотелось.

Он не заметил, как уснул, а когда проснулся, за окном все так же неспешно надвигались тучи. Джонни сонно сощурился и провел рукой по лежавшей на груди книге. Медленно сев, Джонни ощутил, что голоден. Сколько он тут просидел, Джонни не знал, но ощущал себя отдохнувшим и выспавшимся. Было очень комфортно и уютно, он чувствовал себя намного лучше, чем последние три дня. Это придало сил и уверенности.

Собрав свои вещи, Джонни тоскливо обвёл взглядом кабинет; ему не хотелось с ним расставаться, понимая, что, возможно, он больше сюда не попадет. Если, конечно, снова не наткнется на странную спиралевидную лестницу.

В приподнятом настроении он спустился и вышел в том самом месте, откуда сюда и попал. Уверенный в том, что пробыл в том кабинете от силы часа два, и поняв, что время уже должно быть за полночь, он очень осторожно выглянул в коридор; пустынно, лишь сквозняк отскакивал с воем от толстых каменных стен. Стояла оглушающая довлеющая над коридором тишина. Не голосов, ни шаркающих шагов старого смотрителя, ни тихих шепотков портретов. Джонни осмотрелся; на стенах висели портреты, но они не шевелились, замерев с молчаливым укором смотря перед собой, будто на них наложили Петрификус.

Выйдя в коридор, почти крадучись, Джонни свернул к лестницам, чтобы поскорее добраться до спальни. Он редко гулял ночами по школе, но в такие моменты остро ощущал прилив адреналина, потому что рисковал нарваться на Филча или кого-то из профессоров. На старост было не так страшно наткнуться, особенно если это были гриффиндорцы — да, конечно, ему бы дали какое-нибудь наказание, но выдавать не стали бы. Многие ведь грешили прогулками в неурочное время, поэтому старосты в большинстве случаев закрывали на это глаза. Единственное, о чем они просили, это не попадаться им на глаза. Тогда и они будут делать вид, что ничего не заметили.

До башни Джонни добрался без приключений, даже парочек, что обычно жмутся в темных нишах, он не повстречал, чему несказанно удивился. В такое время — в одиннадцать часов — обычно в тенях школы прятались старшекурсники, ищущие уединения.

Портрет Полной дамы был пустым; к этому Джонни уже привык, так как она часто в такое время уходила к кому-нибудь в гости, но и остальные портреты пустовали. По его телу прошел холодок. Неуверенно подойдя ближе к портрету, он коснулся места стыка, попытавшись открыть вход. Даже произнесенный пароль не помог. Волнение накатило волной, и Уолтер пошел к лестницам, чтобы разузнать хоть у кого-то, что произошло с портретами. Без Полной дамы попасть в гостиную было невозможно.

Получасовое скитание по пустой школе уже вызывало нехилую панику. Ни профессоров, ни школьников, ни старого смотрителя. Даже привидений не было. Будто за те несколько часов, что Джонни отсиживался в кабинете, на Хогвартс напали и похитили всех его обитателей. Именно такие мысли и проходили ему в голову. В те кабинеты, где требовался пароль, он попасть не мог. Даже горгульи не отзывались, замерев в скалящейся позе. Уолтер сел на каменные ступени, обхватив голову руками, и начал раскачиваться из стороны в сторону. Из-за накрывшей его паники и ужаса мыслить трезво и рационально не получалось. Он пытался — честно пытался — успокоиться и попытаться найти всему объяснение и выход. Но не мог. Под властью страха ему казалось, что он обречен, что замурован тут навсегда. Выходы были запечатаны, окна непробиваемы, а Большой зал был настолько пугающим своей пустотой и мраком, что Джонни даже входить туда не решался.

Сколько он так пробыл, Джонни и сам не ведал, медленно бредя по коридору, бездумно смотря перед собой. Он искал хоть какой-то намек на выход; каждый камень, выступ, скол, даже трещины, но выхода не было.

Наконец, когда Джонни окончательно разуверился в собственных силах, он собирался войти в любой открытый класс, чтобы поспать, так как был убежден, что наутро все это странное колдовство развеется. Дойдя уже почти до спуска в подземелья, намереваясь свернуть в сторону хаффлпаффского факультета, он услышал приглушенные шаги, а затем и маленький всполох света. Обрадовавшись, пусть и не веря до конца, он двинулся в ту сторону, откуда исходил ребристый свет. Он обрадовался бы сейчас даже Волдеморту, так как одиночество и пустота вокруг давили.

Из-за поворота показалась фигура в мантии, с палочкой в руках. Внутри все затрепетало, и Джонни, наплевав на все приличия, едва не кинулся на шею его спасителя. Даже если тот оказался тут по такой же неведомой случайности, то вместе искать выход было бы намного легче.

— Уолтер, задушишь, — хохотнул знакомый голос, и Джонни отстранился, с недоумением посмотрев на Поттера.

— Сейчас я рад даже тебе, — вздохнул тот, немного расслабившись. — Как ты меня нашел?

— Если знать, где искать, то и найти не сложно, — пожал Гарри плечами и посмурнел. — Как ты вообще тут оказался?

Джонни заколебался на мгновение и пожевал губу, будто решая, стоит ли вообще рассказывать.

— Ну… После нашего разговора я вернулся в школу, — начал рассказ Джонни, посмотрев на Поттера. — Я был уставший и разбитый, мне хотелось побыть одному. В том коридоре, где всегда хожу, я увидел лестницу, ну, и поднялся. Там был пустой кабинет с камином и книгами, я расслабился, задремал, а когда вышел обратно в коридор, то… вот, — он махнул рукой и замолчал, с подозрением посмотрев на Гарри. — Так ты знаешь, что происходит и как отсюда выбраться?

— Знаю, — кивнул Гарри, горько усмехнувшись. — Это магия Хогвартса. «В Хогвартсе тот, кто просит помощи, всегда её получает», помнишь? Ну вот, ты так отчаянно желал побыть один, что школа поняла тебя буквально. Пожелай обратного — и вернешься к шуму, к профессорам.

— Так просто?.. — изумился Джонни и хлопнул себя по лбу. — А я до этого даже не додумался, почему-то. Накрутил себя, — выдохнул он облегченно. — Так давай уйдем? Я, если честно, так устал и голоден, что больше не хочу сидеть тут в одиночестве. Это страшно, на самом деле, — посетовал он. — Кстати, так вот куда ты пропал тогда, тебя все искали.

— Да, только говорить об этом никому нельзя, — строго проговорил Гарри, нахмурившись. — Иначе если будут пропадать студенты, это очень обеспокоит персонал и директора. Это… Очень полезные чары, когда хочется побыть одному и побродить по Хогвартсу. Если тут будут студенты, то и смысла в уединении не будет. Думаю, что эти чары именно для этого и задумывались. Ты понимаешь?

— Понимаю, — буркнул Джонни.

— Пойдем посидим маленько, — махнул Поттер в сторону пустого класса. — А потом отправимся обратно. Я сказал, что найду тебя, так сделаем вид, что я всё ищу. Иначе будет подозрительно, что нашел я тебя так быстро, в то время, когда даже по карте директор не может отыскать тебя.

— А как долго меня не было? — с волнением спросил Джонни, проходя в класс.

— Пять часов.

Гриффиндорцы замолчали, сев за одну из парт. Гарри блуждал рассеянным взглядом по классу. Джонни понимал, что лучше, если он появится в поле зрения директора сейчас. Потому что потом будет только хуже.

— Тебе придется придумать легенду, Джонни. Что-то сказать, чтобы Дамблдор поверил.

— Зачем мне ему вообще врать? — раздраженно вспыхну Уолтер. — Директор…

— Джонни! — повысил голос Гарри и навис над братом; глаза его полыхали изумрудным пламенем. — Это не шутки! Если Дамблдор узнает о нашей родственной связи, это станет угрозой для тебя, меня и нашего отца. Ты думаешь, что директор такой непогрешимый? Такой уютно светлый? Нелепо яркий и чудаковатый? Это все обманка, чтобы отвести взгляд.

— При чем тут… — попытался возразить Джонни.

— Когда он узнает, где ты прятался — уверен, он знает не все тайны Хогвартса — он не поленится выпытать, из-за чего и по какой именно причине ты оказался там, попытается залезть в твою голову. Конечно, то, что я скрыл Непреложным обетом, не даст гарантии, что он не докопается хитростью, ложью; в конце концов, он может просто прошерстить твои воспоминания. Все. Особенно уделив внимание нашим с тобой разговорам, твоему особенному дневнику. Он может внушить тебе что угодно. А там и дойти до логичного…

— Ладно, я понял тебя, — махнул обреченно Джонни, понимая обоснованность слов Принца. — Я просто не привык врать… Да и ладно магглам, а тут директор. Он может почуять ложь.

— Может, — кивнул согласно Гарри. — Я помогу тебе. Давай пока обсудим план.

* * *

Потолок с вязью множества трещин, хрустальная люстра, повисшая на длинной цепи и раскачивающаяся из стороны в сторону. Он сидит на полу и плачет громко, с надрывом, тянет ручки к мужчине в помятой кофте. Тот морщится, смотрит со страхом, отступает в глубь темного помещения.

Женщина в черном платье и ажурном платке, нос ее крючковатый, глаза черные, губы выкрашены в ярко-красный. Женщина машет перед его лицом яркой погремушкой да все приговаривает:

— На рассвете сон растает, дитя, — шепот звонкий, глаза страшные. Ветер ерошит ее одежду.

Страшный дом с провалившимся полом, отстающими от стен обоями и осыпающейся кладкой кирпича, бетон под ногами крошится, пылью взлетает в воздух; тут прелый воздух, наполненный пылью и грязью. Он стоит в центре полуразрушенной комнаты, где, кроме прочего мусора, стоит кресло-качалка. Она качается, скрипит, а в тени темной комнаты ему чудится все тот же шепот. Мальчик дрожит, зажмуривается, сжимает крохотные кулачки. А потом все заканчивается так же резко, как началось. Ветер стихает, мрак рассеивается, а кресло-качалка, покачнувшись, останавливается. Он выбегает из страшного дома.

Болото вязкое, глинистое, пузырится, его ноги тонут в этой жиже. Он упрямо бежит, сдирая руки и ноги об колючие ветви. В голове пульсирует, страх сковывает — адреналин растекается по венам раскаленной ртутью. Он оглядывается, лишь на мгновение останавливаясь, и с новой силой старается перебраться через болото. Черный силуэт следует за ним неотступно, но держится на небольшом расстоянии, будто давая ему возможность убежать.

Он сидит напротив мутного зеркала, грязное отражение смотрит в ответ. Его безмолвный собеседник раскладывает на полу карты — обычные, маггловские. Туза он кладет перед собой, а короля напротив Гарри.

— Какой твой следующий ход?

Поттер проснулся резко, буквально подскакивая на постели. Дыхание его потяжелело, горло сводило спазмом. Эти сны участились, смешались с воспоминаниями. Если в детстве он видел смерть родителей в разной вариации, то теперь он видел странные образы, они накладывались на знакомых ему людей. А сам он — тот мальчик из снов — был страшнее любого знакомого ему лица. Тот Гарри был чистым воплощением тьмы: взгляд холодный, расчетливый, движения резкие, а улыбка похожа на оскал. Конечно, Поттер и сам видел себя порой таким в зеркале, но все же пока что у него были человеческие чувства, обычные потребности.

Слабость… — с презрением отозвался внутренний голос.

Гарри вздохнул, потерев лицо руками. До завтрака оставалось полчаса, и он решил потратить это время на размышления о том, в какую все-таки задницу он попал. Если в детстве все выглядело как-то намного проще и в то же время сложно, то сейчас этот клубок неприятностей просто таки давил грузом на плечи. Он понимал, что снова может замкнуться в себе, утопая в своих кошмарах, разрушая себя. Да, этой перспективе обрадуется лишь один человек — Том Риддл, который часто ругал его из-за его «слабостей», считая, что это может стать в будущем угрозой. Но сам Гарри не желал становиться бездушным монстром, быть ведомым своими амбициями и извращенным представлениями о мире. Ему было необходимо оставаться с трезвым рассудком. Иначе он погубил бы все, к чему так долго шел. В его планах были вещи, которые помогут в будущем наладить обстановку в мире. Он почти добрался до разгадки…

Какой твой следующий ход?

На соседней постели завозился Рон; столь халатно относящийся к своей безопасности, он не задергивал полог, как другие, не навешивал чар. Он доверчиво полагал, что находится в безопасности.

Так было нельзя.

Невилл и Джонни подходили к этому вопросу более серьезно и защищали свои границы. Лишь пару раз Джонни проявил неосторожность, уснув с раскрытыми шторами. Гарри склонился над тумбочкой, снимая защитные чары, достал из недр аккуратно сложенных пергаментов один и положил его перед собой. Очень кстати отец поделился тайной о том самом пергаменте, который оказался картой. До этого времени Поттер не проверял ее, потому что она была без надобности — лишь раз воспользовался, когда искал брата.

— Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость!

На куске пожелтевшего пергамента раскинулись чернильные коридоры, кабинеты, классы. Отразились обитатели школы и ее окрестностей. Точка с именем Дамблдора находилась в кабинете, и тот расхаживал по нему, будто что-то обдумывал серьёзное. Точка с Северусом Снейпом находилась в своих покоях — вероятно, тот спал. Пробежав взглядом по карте, Гарри замер, заметив точку, которой совершенно точно быть в Хогвартсе не должно было. По его телу прошел холодок, а к горлу подступила тошнота, и липкий ужас сковал его легкие. У парадного входа стоял тот, чье имя боялись произнести вслух, тот, кому подражал в свое время Том.

Гриндевальд.

* * *

Гарри накинул мантию-невидимку и быстро вышел из башни. Все еще держа в руках карту, он, едва не врезаясь во все предметы по пути, несся к главному входу, куда двигалась точка с Альбусом Дамблдором. Очень нехорошее предчувствие едва не душило его. И дело было даже не в том, что в школу нагрянул бывший Темный Лорд, а в том, что у них с Дамблдором были какие-то дела, и Гарри даже не сомневался, что внезапное появление этого мага было делом рук директора. Вот только зачем?

Поттер практически влетел в главный холл да так и замер в стороне. У дверей стоял мужчина в черном костюме и легком пальто. На преступника, который еще вчера был пленником Нурмегарда, он похож не был. Чистые и ухоженные волосы спадали золотыми прядями на плечи, глаза мага горели серебряной плавленой ртутью, а в руках он держал трость и слегка на нее опирался. Не успел Гарри рассмотреть ближе, как послышались шаги, и на импровизированной сцене появился еще один участник безумия. Принц Гриффиндора был сейчас как никогда уверен, что это абсолютно точно сон. Плод его больного воображения. Дамблдор с улыбкой встретил своего давнего врага. Хотя, если проанализировать, то Гарри общался с Томом. Но с поправкой: он не сажал Риддла в тюрьму, а тот случай на Хэллоуине — и вовсе не его вина. Там вообще не было понятно до конца, что же произошло.

Альбус что-то проговорил негромко собеседнику, рукой гостеприимно махнув в сторону темного коридора. Гриндевальд улыбнулся и с удовольствием принял приглашение. Будто не было между ними войны и ссор, будто соперники смирились и решили играть по одним правилам и на одной стороне. Гарри проводил их с раскрытым ртом, едва не выдав себя шарканьем туфлей. Это было настолько странно и сюрреалистично, что просто походило на бред. Мало того, что в школе преподавала Амбридж, то и дело сующая свой нос куда не следует, так теперь в школу заявился сам Гриндевальд. И пока что Поттер не был уверен, что это к хорошему.

Нужно было обо всем сообщить Тому. Срочно.

* * *

— Грин… — Рон успел лишь зажать рукой рот, прежде чем договорил. Он широко распахнутыми от неверия глазами смотрел на мрачного Поттера. — Гарри… ты уверен? Разве тот не сидит в Нумергарде? Столько лет…

— Рон, я видел лично, как директор проводил его в свой кабинет. Сейчас его нет в школе, и я понятия не имею, что нам делать с этой информацией. Непонятно, хорошо ли его появление или это роковая ошибка. Это не тот человек, кто будет играть по чьим-то нотам и приказам. Вероятно, Дамблдор хотел заручиться поддержкой такого союзника. Но… Мне кажется, что нам это все еще ой как аукнется. Долбаный интриган Дамблдор. Не умеет он честно играть.

— Ты серьёзно надеялся, что он сложит полномочия и уйдет на пенсию? — иронично высказался Драко, хотя в его глазах стояли такие же страх и удивление. — Всем известно, что в прошлом они были любовниками.

— Драко, если ты когда-нибудь посадишь меня в Азкабан, я клянусь, что как только выйду, то найду и убью тебя. Не надейся на сотрудничество, — проговорил серьезно Гарри и хищно улыбнулся. Все поняли, что это была шутка, что их лидер пытается разрядить обстановку. — Пока что нам ничего не известно и толком не понятны мотивы старого интригана. Но я надеюсь, что он не всерьез думает, будто Гриндевальд будет выступать на его стороне. Он не похож на человека, кто живет былыми чувствами.

— Хорошо бы, если тот отомстит за свой проигрыш и убьет Дамблдора. Нам меньше возни, — вклинился Блейз, нервно барабаня пальцами по столешнице.

— Да, но его самого кто устранит? — фыркнул Малфой. — И не волнуйся, Гарри. Если будет выбор, в тюрьму тебя отправлять или на казнь, то я сам пущу в тебя Аваду, — вернул он нервную ухмылку своему парню.

— Ну да, как же, — проговорил Гарри, улыбнувшись. — Вот что — пока наблюдаем, а я сообщу Тому об этом. Не в коем случае не засматривайтесь на Дамблдора, вообще ведите себя естественно. Мы ничего не знаем. Но будьте настороже. Мне не ясен мотив директора, да и мотив Гриндевальда.

— Выжидаем? — спросил Нотт, хмуря брови.

— Выжидаем!

* * *

Снег валил хлопьями, засыпав площадку перед Хогвартсом; на парапетах скопились сугробики, а старый завхоз мистер Филч скрупулезно махал лопатой. Впрочем, ему в подмогу всегда на отработку посылали разных учеников, так что тот не особо утруждался, скидывая это неблагодарное занятие на нарушителей порядка. Ветер гнал тучи, и становилось заметно холоднее; дождь со снегом никак не способствовали настрою учеников. И этот день окрасился в еще более серые краски. Гарри Поттер умудрился попасть на отработку к Амбридж.

Находясь в мрачном расположении духа, как правило, из-за блуждающего неподалеку Гриндевальда, из-за ссоры с Малфоем — с ним они ссорились чаще, чем мирились. Впрочем, Поттер был ничуть не против таких примирений. Иногда сам делал первый шаг. А еще поспособствовал этому давний уговор с Томом; участвовать в его странном эксперименте, о котором он толком не знал, нужно было в рождественские каникулы. Риддл даже через письма фонил этим предвкушением чего-то загадочного и опасного. А ускорил он свое обещание из-за, чтоб его, Гриндевальда. Мол, если придется еще и с ним бороться, времени на заминку у нас нет. Никто не знал, когда грянет война. Но что она грянет, в этом сомнений не было ни у кого. Разве что Хаффлпафф придерживался нейтралитета.

Один лишь Седрик Диггори проявил интерес и горячо просился под крыло Гарри. Поттеру это было только на руку, он уже потихоньку вербовал людей. Из-за его громкого имени и репутации к нему с охотой шли очень многие. Гарри никому не говорил, под чьими знаменами он стоит, всегда отвечая расплывчато: «Я на своей стороне». Правда, все же те, кто был за Дамблдора, шли за Гарри с твердой уверенностью, что тот на стороне директора, а слизеринцы, что также посещали собрания, якобы перешли на сторону света. Переубеждать ребят в обратном Гарри не пытался. Главное, что они пойдут за Ним, а не за директором или Волдемортом. Хотя отчасти Гарри все же был на стороне Тома, потому что оба преследовали одинаковые цели, а соперничать было глупо. Разве что Гарри не входил в круг Пожирателей, метку не носил и вообще был практически на равных с Риддлом.

Мрачный и совершенно недовольный этой отработкой — первой в его учебной жизни отработкой — он шел к кабинету Амбридж, как на казнь. Он уже был наслышан, что делает эта ведьма. Кровавое перо вместо наказания было гениальным способом запугать школьников. Но только она не трогала детей влиятельных семей, а вот получить в свои руки самого Гарри Поттера, который ни с кем из профессоров в конфликте замечен ни разу не был, было ее пресвятой и навязчивой идеей. Так как она старалась изводить Поттера со всем своим упрямством и усердием и едва не расцвела, когда смогла вычесть с него баллы и назначить отработку.

В кабинет он вошел, даже не стучась. К черту церемонии, она даже не была настоящим профессором. Скорее, как обозначил ее сам Гарри, она была министерской крысой. Этакий разведчик в юбке, который очень желал подпортить репутацию Дамблдора. В этом они с «прекрасной» дамой были солидарны, оба хотели сместить его с должности, правда, чего она добивалась деспотичным режимом, который развернула в стенах Хогвартса, Гарри отчаянно не понимал, но раздражала она его сильнее, чем даже тот же Дамблдор.

— Мистер Поттер, — сладко улыбнулась женщина в розовом жакете за столом. Стены были выкрашены в такой же приторно-розовый цвет, а в маленьких рамочках, которых тут было сотни, были помещены портреты разных кошек. Они противно мяукали, пищали, и это раздражало еще больше. — Проходи, садись, пожалуйста.

Ее обманчиво дружелюбный взгляд и сладкий голос внушали большее недоверие и сомненияе в ее адекватности, нежели она бы высказывалась более жестко. Гарри ничего не оставалось, как сесть на твердый стул и с ответной доброжелательностью воззриться на профессора.

— Профессор Амбридж, все же не понимаю, чем я успел так провиниться перед вами? То, что я не разделяю вашего видения на обучение, не подразумевает, что я ваш враг.

— Что вы, мистер Поттер, — натурально изумилась та, хохотнув. — Мы просто с вами немного поговорим, — ее глаза сверкнули в свете свечей. — Расскажите-ка мне, мистер Поттер. Почему вы считаете, что министерство выбрало неправильную тактику преподавания?

— Потому, что в любом учебном заведении должна быть не только теория, но и практика. Мадам, вы сами учились по той же системе? А если бы в ваше время таковая была, стали бы вы министерским работником, не имея за душой никакого опыта, а лишь поверхностные знания бытовых чар? Я не в коем роде не упрекаю вас, вероятно, вы знаете лучше, что нужно юным умам. Но давайте начистоту: будь такое образование в вашу юность, вы бы непременно взбунтовались бы. К слову, я все еще не понимаю, в чем я виноват перед вами, что сижу сейчас здесь, — более требовательно подметил Гарри.

— Вы не правы, Гарри, — улыбнулась та, хотя было заметно, какой яростью наполнились ее глаза. — Я бы училась прилежно и уж тем более не стала бы высказывать такие дерзкие речи министерскому инспектору, — пожурила Амбридж Поттера. — Чаю, может? — вернула она своему лицу непринужденную улыбку.

— Нет, профессор, я уже ужинал, — поджал губы Гарри.

— Что ж, тогда приступим к отработке, — вздохнула профессор, доставая из ящика стола перо и пододвинула к нему пергамент. — Пишите, мистер Поттер.

— Что писать? — осторожно спросил Гарри, беря в руки перо и уже от соприкосновения с ним ощутил темную магию.

— Я никогда не должен лгать, — промурлыкала Амбридж, хищно сверкнув глазами. — Ровно сто раз.

Гарри заторможенно кивнул, посмотрев на перо, и крепко сжал его пальцами, невербально меняя структуру магии. Сложность была в том, что это отнимало много сил, как если бы он делал это же палочкой, но доставать ее он не решился, иначе с этой чокнутой сталось бы придумать что похлеще. Мило улыбнувшись профессору, он коснулся кончиком пера пергамента и неторопливо, крайне осторожно, начал писать слова.

На чистом белоснежном листе проступили кроваво-красные буквы, но сам Гарри не ощущал боли, зато не успевшая даже среагировать Амбридж, заметно дернулась и посмотрела на него. Пока Амбридж была занята собственной самоуверенностью, Гарри не поленился выложиться на полную мощь, чтобы связать проворную учительницу и перенастроить перо на нее. На его губах проступила гадкая улыбка, адресованная вспыхнувшей учительнице. Инспектор лично убедилась, что перо работает как надо. Гарри с удовольствием, медленно и садистски выводил одну и ту же фразу.

«Грязь».