В палате витал резкий запах медикаментов от которого, заходящий периодически, Джан вечно хмурился. Семнадцатая же, как и медсёстры уже свыклась с отвратительной вонью и игнорировала её. Первый день прополз улиткой, без особых событий кроме встречи с Йонг. Последующие же, тоже не отличились особой насыщенностью. Всё начиналось с пробуждения в десять, полного обследования и отвратительного завтрака, по вкусу напоминавшего старую высохшую кашу. Затем несколько часов свободного времени не заполненного ничем и тянущегося как жвачка и вот наконец — час посещений. Этого момента семнадцатая ждала как дня рождения, даты которого не помнила. Единственное разумное существо, ибо медсёстры уже таковых не напоминали, посещало беглянку изо дня в день с сведениями о внешнем мире.

   Встречу с подопытными перенесли на следующий месяц, которым оказался март. О времени и датах синеглазая узнавала из отчётов Йонга, который ещё долго смеялся с её реакции на то, что на дворе 2026-й. По непонятным обоим причинам, внутренние часы съехали на десять лет назад, с размытым восприятием месяцев. Свыкаться с пропущенным отрезком жизни было не сложно, ведь он входил в те утерянные воспоминания, над восстановлением которых врачи работали.

   За первые два дня девушка заметила, что на удивление высокая. Если в сравнении с Джан-Хо она была обычным человеком, то стоило персоналу больницы появиться, как за секунду мир перевернулся. Рост, который первоначально был приблизительно равен метру шестидесяти, резко оказался на тридцать сантиметров больше. Это вновь пошатнуло восприятие беглянки, заставляя её окончательно отречься от имени человека и принять прозвище «объект семнадцать».

   — Всё в порядке, ты не виновата во всём этом дерьме, — попытки Джана подбодрить не сильно помогали и ни с кем кроме него больная не говорила. Предположительно, это было связано с тем, что сам мужчина ростом два метра с хвостиком. Вполне возможно, что он воспринимался как свой среди чужих.

   — Знаешь, я тоже был подопытным, — когда на третий день Йонг сказал это, семнадцатая подняла на его бледное лицо пустой взгляд и с явным сарказмом ответила:

   — Да ладно, а я и не заметила… — и тишина возобновилась.

   На самом деле доктор прекрасно понимал, что говорит максимально очевидные вещи, которые не заметит лишь ребёнок. Всякий не знавший о ПЛОИР смотрел сверху вниз даже будучи ему по колено. Его седые в столь молодом возрасте волосы, огромный рост, бледная белая кожа и то что проявлялось когда он был в футболке, сами говорили за себя. Он даже будучи благодетелем оставался подопытным и мусором к которому сотня подозрений.

   Джан никогда не винил толпу скованную паранойей и инстинктом самосохранения. Будучи трезвыми и не утратившими рассудок, люди остерегались фалорагена и ряда других препаратов, которые текли по сосудам вместе с кровью. Это была не простая жидкость, а угроза. Их привязали к бомбе и бросили в общество, которое сочувствует, но всё ещё хочет жить. Седовласый не винил их и понимал, что поступал бы так же окажись на их месте.

   Но были те, кого природа обделила здравомыслием, кто от одного различия между ними и обычными людьми готовы ненавидеть себя. Увидев таких людей, Хо твёрдо решил примкнуть к ПЛОИР.

   — Я пробыл там пятнадцать лет. Когда другой корпус решил меня купить и доставить к себе машиной, произошла авария. Водитель погиб, а я с поломанными руками выполз на трассу, — завоевав внимание беглянки своим прошлым, тридцать первый понял, что её пугает. Синеглазую страшила неизвестность оставшаяся за спиной в которую есть риск кануть вновь.

   За час четвёртого дня мужчина смог рассказать всё что помнил о своём корпусе. Однако он и близко не стоял с тем из которого сбежала темноволосая. В тридцать третьем творили ужасные вещи.

   — Вообще когда меня перевозили началась эпидемия в моём родном корпусе. Выжило чертовски мало людей и снова в рассказах фигурировали некие Даниель, Натаниель и Кирой, — произнеся это, седовласый покинул палату и оставил семнадцатую в размышлениях.

   А между тем солнце не стремилось закатиться за горизонт и назойливо светило в окно, удерживая синеглазую на грани сна. Она множество раз сменяла положение то отворачиваясь, то кладя подушку на лицо, но заснуть не удавалось. Неизвестно, который час пробил, когда темноволосая сдалась и встав с койки, шатаясь дошла до зеркала. От недосыпания под глазами образовались тёмные круги, однако самой усталости не было. Кожа стала чуть бледнее, взгляд нечеловеческих глаз лишь поднимал в душе отвращение, да и вообще на вид беглянка не поправлялась, а медленно умирала.

   За несколько дней объятия прошлого стали крепче и отзывались звоном в голове грозясь вернуться. Собственная внешность не давала хороших подсказок, ведь Йонг уже не раз повторял что она пережила нечеловеческие страдания и о большем эти глаза и язык не говорили. В голове нередко всплывали имена и иногда даже номера, однако доступа к базе данных лаборатории не было, как и толку от всей этой информации.

   Спустя время темноволосую обещали отпустить во внешний мир, но под контролем одного из сотрудников ПЛОИР. Это одновременно и радовало и беспокоило. Беглянке предстояло сосуществовать с людьми которые не знали ничего кроме того, что она отличается. Конечно и самой семнадцатой это было известно.

   — Единственный толк от меня — информация, которую я забыла.

   В пятый день, Джан принёс девушке газеты за последние двадцать лет. Он хотел помочь ей привыкнуть к миру, в который скоро придётся войти. При сильном диссонансе с сложившимся обществом бедолага может совсем потерять себя, как когда-то произошло с старшей дочерью Йонга. Мужчина улыбнулся увидев как в синих глазах девушки загорелся интерес, а нос забавно нахмурился от запаха краски.

   — Держи, это поможет тебе понять что происходит, — и сказав это, мужчина ушёл, оставляя сорок свободных минут.

   Однако к изучению макулатуры беглянка приступила не сразу, четверть времени тратя на рассматривание противоположной стены. В голове было пусто и хотелось эту пустоту заполнить. Наконец, синеглазая открыла первую газету за две тысячи шестой год. На её страницах не было ничего особенного или полезного, так что девушка отложила её спустя пару страниц. Этот механизм повторился ещё несколько раз, пока семнадцатая не добралась до пятнадцатого года. Там стали появляться объявления о пропаже людей. С каждым месяцем этих квадратиков становилось всё больше и в шестнадцатом году под них был выделен целый блок на две страницы. От подобного зрелища стало не по себе.

   За полчаса оставшихся до повторного медосмотра подопытная изучила все газеты до семнадцатого года вдоль и поперек, однако так и не увидела своего или похожего лица в списках пропавших. Это подтолкнуло на мысль, что ей не к кому было возвращаться, что лишь больше омрачило, и без того, серую реальность. Наконец дверь открылась и свободное время истекло.

   По возвращению с медосмотра синеглазая плюнула на оставшуюся стопку бумаг и лицом вниз упала на кровать, чтобы по пробуждению обнаружить их аккуратно сложенными в шкафу. Сам уборщик, коим являлся Йонг, мирно дремал на стуле у окна.

   Подобное начало шестого дня сильно испугало беглянку, из-за чего та поспешно перевела взгляд на часы, чтобы убедиться в страшном, но в итоге лишь тихо вздохнула. Она не проспала.

   — Доброе утро, — хриплый голос раздавшийся в стороне возобновил чувство страха, ведь явно не принадлежал врачу. — Ну-ну, не пугайся ты так, — незнакомец которого разглядеть перепелиным зрением не удавалось подошёл к кровати, опираясь на её край. Это был человек ростом метр семьдесят с короткими рыжими кудрями и пустыми карими глазами. Он выглядел максимально обыкновенно и одновременно в сумме с событиями странно, как и оказавшийся в палате Йонг.

   — Меня зовут восьмой номер, но можешь звать меня Кайл. Тебе тоже стоит подобрать имя, ведь на многие жалуют подопытных после… — однако тут мужчина закалялся словно понимая, что сболтнул лишнего. — Впрочем это даже не так важно, как то, что в план вновь были внесены поправки, — эта фраза на самом деле несколько смутила беглянку, но на помощь в объяснении подоспел проснувшийся врач.

   — Ох, семнадцать, вы проснулись? Вообщем позвольте представить вам Кайла Оллер. Он — первый подопытный, которого выписали и пристроили к семье. Технически его нельзя включить в ваш план по встрече, ведь он вышел лет десять назад, да и принадлежал другому корпусу, однако его влияние на вас может быть полезным, — и после этих слов вошёл заведующий, который ругаясь вывел Йонга из палаты, оставляя синеглазую на попечение Оллера.

   Тот почти сразу подобрал тему для беседы, предлагая помощь с изучением газет. Возможно разговорится в процессе.

   — За январь семнадцатого пусто… — буркнул парень, протягивая руку к газете за март, поскольку февральскую уже забрала семнадцатая. — А есть какое-то имя, которое ты хотела бы использовать по отношению к себе? — начать из далека было лучшим решением для ситуации в которой оказался рыжик, ведь наконец подопечная заговорила.

   — Мне без разницы, — пусть ответ и был не особо информативным, но она хоть что-то произнесла.

   — Ну, надо определиться с фальшивым именем для создания документов, кроме того если к тебе будут обращаться и как «Анжелика», и как «Элайза», то может возникнуть неразбериха, — и вновь тихое «угу», от которого уже начинало тошнить. — Может Пегги? В мартовской тоже ничего особенного, — тишина возобновилась и лишь изредка останавливалась, когда подопытные пролистывали газеты.

   — А может Викки? — И снова не отвечая синеглазая взяла прессу за июнь, а потом за июль, сентябрь, ноябрь и закончила изучение данных за семнадцатый. Параллельно этому Кайл перебрал сотню имён, на которых в ответ ничего не звучало. Если сперва его раздражало, то теперь он смирился, не ожидая услышать хотя бы слово от девушки.

   — Январь восемнадцатого пуст. Лила? — и вновь молчание и шелест газет, — Сэм Линг… — внезапно прочитал Оллер в блоке пропавших, привлекая тем самым внимание семнадцатой. Девушка резко повернула в его сторону голову, после чего наклонила, исподлобья смотря в карие глаза собеседника.

   — Зачем вы это делаете? — этот вопрос грузом упал на лёгкие восьмого, заставляя невольно глубже вдохнуть. — И не ври о нелепой благодетели и доброте. Я отлично помню последние секунды побега и вижу последствия. Простым разговором меня не убедить, — синие глаза ничего не отражали то ли из-за неподвижности лица, то ли из-за своей странной формы. Тем не менее эта пустота пробралась в глубины души не позволяя лгать.

   — Мне тридцать шесть. Из них шестнадцать лет я провёл в лаборатории, десять под опекой одного из сотрудников ПЛОИР. Я не имею друзей, образования, интересов и всего, что свойственно обычному человеку. Но именно из-за возраста, я не могу начать с нуля. Меня буквально опустили до старшеклассника и бросили в середину жизни абсолютно пустым. Мне нечего делать и потому я решил занять оставшийся отрезок жизни работой. Не чтобы помочь, а чтобы не просыпаться ради бесцельного изучения взглядом потолка, — повисла тяжёлая пауза после которой девушка нарушила зрительный контакт и возобновила изучение газеты за февраль, оставив собеседника с распахнутой душой и сухим «ясно».

   Тем не менее, спустя минут двадцать, когда беглецы добрались до газет за май девятнадцатого, синеглазая вновь заговорила.

   — Сэм неплохой вариант кстати… — и когда Кайл обернулся, чтобы убедиться, что ему не показалось, девушка вновь замолчала до момента, пока не настала пора идти спать.

   Седьмой день не всегда конец недели. Порой это понедельник, порой, как сегодня, — четверг. Тем не менее если брать за точку отсчёта пробуждение — прошла неделя и, как полагается, в её конце наступил выходной. Интерпретация воскресения отличалась более-менее нормальным завтраком, который даже не вызвал рвотную реакцию. Затем девушку ждал главный сюрприз.