В мастерской приятно пахло гипсовой пылью, красками и старой бумагой. В светлой комнате было умеренно захламлено, хотя сам хозяин называл это творческим беспорядком, а не бардаком ленивого и неаккуратного человека.
Хотя, видимо, большинство творческих людей таковы, но были и исключительные случаи, когда педантичность граничила с манией.
В общем все творческие люди со странностями, потому что творить, будучи слишком нормальным невозможно, нельзя создавать что-то новое, появляющееся в головах, или преображать окружающий мир под себя, если ты слишком адекватен.
В целом все творцы странные, а если в комнате несколько подобных людей, то обязательно родится спор.
– Прекрати баловаться, Анри, – мрачно произнес скульптор, вылепливая на заготовке объем из глины. Эта работа должна стать статуей в полный рост молодой девушки с каким-то зверьком на руках. Что забавно, потому как одежда вроде как не предусматривалась.
– Ну, а чем мне еще заняться, пока ты развлекаешься со своей древностью, Микки? – удивляется молодой человек, беря все подряд с полок, рассматривая со всех сторон, а затем возвращая, но уже на другое место. Само собой это не нравилось хозяину мастерской.
– Прекрати мне бардак устраивать?! – взревел яростно Микки, бросая в собеседника комок белой глины, удачно попадая в черную футболку с какими-то нелепыми, по мнению скульптора, надписями.
– Как будто у тебя до этого тут пахло цветочной свежестью, – закатил глаза француз, привередливо, чуть ли не кончиками пальцев убирая с одежды глину. К сожалению, от пятен это не спасало.
– Тоже мне белоручка, – фыркнул Микки, продолжая сосредоточенно вылепливать детали фигуры.
– Все-таки, не понимаю я тебя, лепка – это же скучно, – произнес Анри, отстав от стеллажа, заваленного какими-то заготовками, материалами и уже сделанными работами, и присел на подоконник, частично перекрывая свет. – Пачкаешься больше.
– Не понимаю тебя, фотография – это же скучно, – передразнил Микки, не глядя на товарища по искусству, который в этот момент крутил в руках свой фотоаппарат. – Просто снимок того, что есть.
– Я сохраняю память о моменте, – недовольно произнес Анри, подтягивая ноги, полностью помещаясь на широком подоконнике, по ходу скинув что-то на пол. – К тому же, это не просто момент, а обработанный моим взглядом, моим видением.
– У тебя есть еще ко мне вопросы? – отстраненно уточнил Микки, продолжая кружить испачканными руками по скульптуре. У него была дурная привычка работать голыми руками, оттого кожа была сухая и потрескавшаяся, не хуже, чем у его излюбленных статуй.
– Намек понял, ты тоже создаешь под себя реальность, – закатил глаза в очередной раз Анри, настраивая камеру, наводя объектив на ту самую этажерку, которую мучал пару мгновений назад.
Тихий щелчок. Закрылся и открылся объектив, запечатлев кадр.
Фотограф открыл снимок, придирчиво рассматривая. На первом плане было светлее, но уходя в глубь, тени становились сочнее и объемнее, не хуже рождающейся статуи. Немного засвеченное лицо бюста, но четкие линии вылепленных завитков волос, все вещи казались не просто трехмерными, а какими-то ощутимыми, засчет упавшего света.
Основная цветовая палитра была состояла из серо-белых оттенков и различных видов коричневого.
Немного портила его собственная тень, а потому Арни торопливо слез и с другого ракурса сделал снимок.
Теперь взгляд уходил несколько вглубь стеллажа, мало акцентируя внимания на его деревянном каркасе, больше цепляясь за детали.
Забавной мелочью оказался топор, который был на первом плане, но расплывался засчет внимания на центре композиции.
Поработать с цветокоррекцией и будет идеально.
Анри сделал еще несколько снимков, чтобы сохранить успех, хотя второй кадр из попыток снять этот бардак все еще казался самым лучшим.
– А зачем тебе топор? – задумчиво произнес фотограф, листая на экране снимки, сравнивая, вглядываясь в детали, окончательно решая, доволен ли он результатом.
– Пригодится, – просто отозвался Микки, принимая действия собеседника за фон. Все вокруг него – Хаос, а в Хаосе обязательно должно быть неконтролируемое движение. Анри был воплощением этого движения.
– Мне кажется, у тебя и мамонта найти можно, – фыркнул, посмеиваясь, фотограф, садясь обратно на излюбленное место, окончательно скинув обувь, чтобы удобно устроиться. Микки оторвался от своей работы, тяжело вздохнув, и поднялся, подходя к другому стеллажу, что-то пытаясь найти.
– Лови, – окликнул скульптор товарища, бросая ему в руки маленькую вещицу. Это была глиняная фигурка, похожая на забавных птичек-свистулек, только в форме… слона?
– Тебе точно было делать нечего, – рассмеялся Анри, рассматривая поделку. Все-таки его друг был мастером не только гигантов делать в полный рост, но и такие вот аккуратные маленькие вещи с проработанными деталями, вроде маленького хвостика с кисточкой, аккуратных бивней, мордочки с внимательным взглядом и, разумеется, хобота.
– Собирался делать что-то вроде серии фигурок, – пожал плечами Микки, возвращаясь к основной работе. – Но идея не пошла. Может, вернусь к этому. А может нет. Не знаю. Пока можешь забрать.
– Оставь, может вдохновение вернется, – улыбнулся Анри, отложив фигурку, вновь вооружаясь фотоаппаратом, направляя объектив на одухотворенного друга.
Тихий щелчок. Закрылся и открылся объектив, запечатлев кадр.
На снимке бледное лицо мужчины, на котором отпечаталась смесь одухотворенности, легкости и сосредоточенности. Тонкие черты лица, прямой уверенный взгляд, мазки белой глины на щеках и лбу. Поджатые губы, уголки которых едва приподняты, в скрытой улыбке от любви к собственному творчеству.
– Знаешь, что самое прекрасное? – спросил Анри, глядя на снимок. – Не скульптуры, не картины, не фотографии. Люди, которые занимаются любимым делом. Творцы, что видят мир иначе и делятся этим видением.
– Думаешь, это кому-то надо, кроме нас? – отозвался Микки.
– Кто знает, – пожал плечами Анри, уловив зов вдохновения, вновь направляя объектив на друга.
Тихий щелчок. Снимок.