Они были детьми Дома.
Они прибыли сюда в разном возрасте, кому было пять, кому-то девять, а кому-то пошел и второй десяток. Но все они были в этом Доме всегда.
Знаете, быть может, воспитанники Дома были правы, говоря, что «Наружность» и «Дом» — вовсе не один и тот же мир, один не содержит в себе другой и никто из них не является больше или меньше другого. Иначе как можно объяснить то, как менялись они, уходя из Дома? Сфинкс, мудрый и внимательный, чьими руками всегда были его пронзительные глаза, для Наружности был лишь калекой с таинственной болезнью, лишившей его волос. Слепой, Хозяин Дома, не смог бы ходить без трости и собаки-поводыря. А Табаки с его историями, пуговицами, ожерельями из ореховых скорлупок и песнями вовсе не существовал.
Возможно, именно поэтому никто из воспитателей Дома так и не смог понять его обитателей. В чужой храм со своей верой не ходят, и они, взрослые, принося с собой в Дом частичку Наружности, не могли увидеть того, что видели воспитанники старого интерната. Кто-то и вправду был близок к истине, но это можно сравнить с космонавтом, который почти долетел до Луны, желая добраться на своей старой ракете до Солнца. Даже им не суждено было понять, ведь они слишком долго жили в ином мире. Рациональном, сухом, где каждый с рождения играет во взрослого. Дом таких не впускает.
Говоря «Дом», что имеет ввиду человек? Здание, расположенное на окраине города в месте, что пренебрежительно называют Расческами? Или же нечто большее, отдельный мир, вовсе не ограниченный серым зданием с исписанными стенами и рисунками на заборе? Ведь Лес, грязный городишко, куда залетают неудачливые прыгуны, сотни кругов и реальностей… все они являются частью Дома. И, зная это, нельзя больше воспринимать всерьез документы и старые бумаги, в которых пишут, что Дому не больше ста лет.
Они были здесь всегда. Дети, что приходили и уходили, при этом всегда оставаясь здесь. И они будут здесь даже после того, как на месте снесенного старого трехэтажного здания поставят новый зубец, тянущийся вверх, как и все прочие, стоящие рядом с ним. Быть может, люди будут смотреть порой на этот зубец и вспоминать о том, что когда-то здесь стояло уродливое серое здание, приют для неугодных Наружности. Быть может, бывшие воспитанники Дома будут приходить на могилу своей бывшей обители и думать о том, что будет слышно лишь ему, Дому. Они будут думать о тех, кто ушел на Ту Сторону, думать о них как о мертвых, а уходя, замечать в темных углах блеск знакомых глаз. Ведь те, кто был принят Домом, никогда его не покинут.
Они были пешками в играх Дома и были его богами. Они были воспитанниками и учителями. Они были всем, и в конце концов слились со своим обиталищем в единое целое, прожив под его крылом слишком долго, чтобы покидать его.
Хранитель Времени улыбнется, вертя в руках старые ржавые шестеренки от часов, что давно перестали идти. Хозяин Дома равнодушно постучит игральными кубиками в длинных бледных пальцах и швырнет их на стол. Безрукий мудрец, наблюдающий за ними, будет пристально смотреть в грязное окно. Красный Дракон принесет им кофе и накроет одеялом уснувшую Старую Птицу, придерживающую руками кактус в горшке. Какой гранью кубиков повернется Дом на этот раз?