Starless

Леви в ужасе наблюдал за тем, как пилот, летящий метрах в тридцати ниже, пытается остановить падение — часть купола запуталась в системе строп, образовав "галстук". Парень прокачивал крыло клевантой, силясь сорвать работающую часть.

Леви маневрировал, в надежде заставить свой параплан спуститься, сложил "уши", стараясь не думать о том, что его прием может обернуться бедой. Он должен был помочь, не дать потерявшему управление пилоту уйти в негатив. Леви чувствовал, что сам может сорваться, но для него важнее всего на свете было спасти этого парня.

Почему попавший в переплет пилот не дергал кольцо "запаски"? Леви понимал причину… Такое случалось редко, но все-таки. Вращение, перегрузка — пытаясь исправить ситуацию, некоторые спортсмены могли впасть в панику, потерять сознание… Даже опытные парапланеристы. Но… этот парень под бирюзовым крылом был не просто опытным, он был лучшим из лучших, Леви это знал. Совершенно точно знал!

Он не успевал! Не хватало скорости свала. Он ничем не мог помочь! И вот уже над ним самим бешено закручивалось крыло. На мгновение Леви оказался в невесомости, не чувствуя стропы, и параплан превратился в тряпку.

Нет! Этого не может быть! Это его стихия! Он должен бороться! Драться!

— Э-э-эрвин!!!

* * *

Sundown dazzling day

Gold through my eyes

But my eyes turned within

Only see

Starless and bible black...

Леви вынырнул из сна, судорожно сдерживая крик. Вскочил с кровати, бросился в уборную.

Он ненавидел эту свою слабость. Ненавидел — и ничего не мог сделать. Промокнув рот салфеткой, Леви тщательно вымыл раковину. Бросил взгляд в зеркало — лицо было чистым, волосы тоже.

Этот сон не повторялся давно. Очень давно. И… он изменился. Раньше Леви видел только себя, сражающегося со срывом крыла. Теперь в его сне появился кто-то еще. Другой параглайдер. Тот, которого Леви знал, кому хотел помочь.

Стоило рассказать об этом Ханджи? Нет. Не сейчас. Не теперь. Он только вернулся к нормальной жизни. К полетам. Она запретит ему летать, и тогда точно — конец.

Леви посмотрел в небольшое окошко, расположенное между душевой кабиной и раковиной. Ослепительный день минута за минутой умирал. Приближался закат. Его время.

* * *

Леви предпочитал обратный старт. Ему нравилось контролировать купол, видеть, как он оживает, поднимается над землей, словно наполняясь дыханием неба. Вот крыло натягивает стропы, стремясь к свободе. Шаг, еще шаг — и твое тело перестает быть рабом гравитации.

Небо крадет тебя у земли, и ты словно растворяешься в нем, становишься частичкой вечности. Летишь, отрешившись от всего, от земного притяжения, от груза земных проблем, от земной тьмы, от земных мыслей. Ты отдаешь себя небу в жертву. Но твоя жертва делает тебя счастливым.

Почти. Потому что приземление неизбежно.

Но пока ты летишь — ты свободен. Полет — настоящая жизнь. И ты стремишься к солнцу, ослепительно прекрасному, обреченному каждый день умирать на закате.

Леви именно так провожал солнце в последний путь. Кружа в небе, стараясь поймать хороший термик, подняться чуть выше, чтобы видеть его хоть на мгновение дольше. Солнце.

Он любил солнце. Очень. Хотя глядя на него — вечно бледного с темными кругами под глазами, трудно было в это поверить.

Он любил солнце утреннее, новорожденное, когда оно только поднималось там, на востоке, нехотя выползая из розовых кружев облаков. Он любил его в зените, когда оно, окруженное ярким, словно глазурью облитым небом, нещадно опаляло землю.

Но больше всего он любил закатное, умирающее солнце. Красный шар, зависающий в фиолетовом мареве, плывущий на свой погребальный костер.

Леви с тоской в сердце наблюдал, как багряное светило погружается в лазоревую гладь моря. Он не знал, почему в нем рождается эта тоска.

Вот шар застывает, словно танцуя на линии горизонта, потом слегка окунается и как будто подскакивает вверх, не желая расставаться с миром. И все-таки путь его неизбежен. Солнце должно умереть здесь, чтобы родиться где-то в другой точке планеты.

Ему казалось, что когда-то солнце было рядом с ним, или он был рядом с солнцем.

Леви никому никогда не говорил, что на закате его глаза становятся влажными. Вернее, может быть, говорил, только не помнил. Как не помнил и многое другое.

* * *

Ханджи объясняла, что это нормально, память не всегда возвращается полностью. Он ведь вернул многое из воспоминаний детства? Приют, дядю, летную школу, соревнования, победы. Он помнил курсантов, с которыми учился в летном училище. Помнил, как мотался по свету, прыгая то здесь, то там, пытаясь повторить рекорды Уиттола, Хьюлетта или Хамарда.

Друзей и девушки у него не было. Леви знал, что никогда ни с кем не сближался. Пожалуй, Ханджи и Моблит остались единственными по-настоящему близкими людьми после того, как…

Часть его жизни так и осталась в темноте. Ханджи пыталась работать с его воспоминаниями, но потом приняла решение оставить все как есть, не трогать. Она была врачом, психотерапевтом и травматологом, занималась восстановлением спортсменов после серьезных травм, работала в команде, с которой прыгал Леви. Собственно, так они и познакомились. Моблит — муж Ханджи, в прошлом тоже увлекался параглайдингом, потом стал остеопатом. Забавной они были парочкой.

Именно Ханджи и Моблит притащили Леви сюда в Олюдениз. Он отбрыкивался как мог. Потом решил все-таки их уважить, приехать на пару недель.

Его напрягало то, что это курорт, Турция. Представлялось, что турки очень шумные, привязчивые, и туристы не далеко от них ушли.

Но Олю околдовал его сразу. Это было волшебное место. Необыкновенное бирюзовое море, и небо, в котором с утра до вечера кружат парапланы. Мекка параглайдеров.

Леви словно попал в какой-то параллельный мир. Красивый, дивный, яркий. Это был не его мир, но он притягивал, звал за собой.

Это удивительное нежно-голубое море, плавно уходящее в лазурь глубины! Такого цвета моря Леви не видел нигде — а уж полетал он над морями-океанами изрядно — чаще именно там были хорошие базы для параглайдинга.

А вид, который открывался сверху! Изумительной красоты залив, отделенный белоснежной косой — называли «Мертвое море». Ханджи даже рассказала Леви красивую легенду о том, почему море мертвое.

Но Леви, конечно, больше интересовало небо.

Небо в Олю тоже было волшебным. Высоким, чистым и добрым. Оно словно говорило — давай, Леви! Вспомни, как нам хорошо было вместе.

И Леви решился.

* * *

Ice blue silver sky

Fades into grey

To a grey hope that oh years to be

Starless and bible black

Леви не прыгал года три с половиной. Не потому, что боялся снова сорваться, получить травму. Он боялся не почувствовать неба.

Первый полет он почти не запомнил — прыгал в тандеме. Инструктор не знал, что Леви далеко не новичок. Сразу после прыжка, когда он снял шлем внизу, к нему подошел один из пилотов. Майк. Леви с трудом его вспомнил, но… все-таки вспомнил, они когда-то были в одной команде. Сейчас Майк работал в местной компании — с утра до ночи они возили туристов на Бабадаг — отец-гора, вроде так переводилось название. Прыжки в тандеме были хорошим бизнесом. Майк предложил Леви поработать.

Через месяц Леви стал пилотом компании «Gravity».

Он начинал летать с рассветом, перерыв делал после полудня, возвращался к прыжкам вечером. Он поставил начальству условие — прыжок на закате он всегда совершал один. Ему пошли на встречу — любой каприз за ваши деньги.

Леви продолжал ходить на терапию к Ханджи. Но теперь ему было плевать, вспомнит он что-то еще или нет. Казалось, что вспоминать больше нечего.

Теперь у него было небо — ледяное, голубое, серебряное небо. Для него ничего не осталось в этом мире. Он ничего и не хотел больше.

* * *

— Добрый день. Вы к доктору Зоэ?

— Добрый. Да.

Незнакомый высокий мужчина поднялся навстречу. Леви показалось, что у него на мгновение потемнело в глазах, молотком стукнула боль в виске.

Этот парень был… Да уж, он реально был высокий. И красивый. И какой-то… солнечный. Не потому, что золотоволосый и с голубыми глазами. От него шел свет. И он словно притягивал. Точно как солнце.

Леви тряхнул головой, стараясь сбросить наваждение.

Мужчина сделал шаг и как будто заслонил небо. Леви почти всегда ощущал неловкость перед такими гигантами. Ему казалось, что он снова маленький мальчик, и дядя Кенни ругает его за недостаточно чисто вымытый пол.

— Она уехала, оставила вам записку. Вот.

Ханджи писала, что ее попросили осмотреть пациента в городе Каш — до Каша было часа полтора езды, красивый городок, не слишком туристический — они с Моблитом решили задержаться там на пару дней.

Леви молча сунул записку в карман. Ханджи могла и позвонить, ему не пришлось бы тащиться сюда. Впрочем — тащиться, было сильно сказано, он жил совсем рядом.

Высокий смотрел на Леви, словно ждал чего-то. Леви ухмыльнулся.

— Хм… Доктор Зоэ в своем репертуаре…

— Часто переносит сеансы?

— Терпеть не может звонить по телефону.

— Это точно. Вы давно ее знаете?

— Давненько.

Разговор не клеился. Леви вообще не очень умел «клеить» разговоры. А уж с такими как этот товарищ — подавно, но гигант явно был расположен к общению.

— Я тоже довольно давно знаком с ней и с Моблитом. Забавная пара.

Леви поднял брови — это была его любимая фразочка. Он так и называл друзей — забавная пара. Интересно, неужели они рассказывали о Леви этому…

— Я как-то назвал их так, они посмеялись, сказали, что не я один считаю их забавными. Эрвин. Эрвин Смит.

Он протянул руку. У него была большая сильная ладонь. Крепкая, мужская, с красивыми пальцами.

Леви не очень любил прикосновения. Обычно ему протягивали руку, но он не отвечал на жест, и тот, кто собирался обменяться с ним рукопожатием, чувствовал себя неловко. Этот незнакомец, казалось, не собирался сдаваться. Леви протянул руку. Великан улыбнулся.

— А вы, наверное, Леви Аккерман?

Черт, неужели Ханджи растрепала…

— Я просто слышал, как доктор Зоэ просила медсестру проверить, есть ли время до приема Леви Аккермана, чтобы впихнуть меня в график.

Леви понимал, что нужно что-то ответить, но не знал, что. Он реально не любил общаться.

Ему было весьма трудно летать в тандеме с туристами, приходилось все время с ними болтать, чтобы они не ударились в панику или не забылись в эйфории. Леви каждый раз заставлял себя выдавить хоть какие-то фразы, а потом Майк предложил ему вызубрить несколько вопросов и просто задавать по очереди, особенно не вслушиваясь в ответы.

— Они будут думать, что ты плохо говоришь по-английски, так что не парься, главное, делай больше фото и видео, удачная сессия — и у тебя еще полсотни баксов в кармане.

Леви не думал о деньгах. Он кое-что заработал, когда был в команде параглайдеров профи, потом получил страховку после травмы. Да ему и не на что было тратить…

Внезапно оказалось, что он и тот, кто назвал себя Эрвин Смит, идут по дороге к его дому. Гигант что-то рассказывал. У него был красивый голос, глубокий, бархатный. Леви было все равно, что он там говорит, но ему нравилось звучание речи. Тембр обволакивал, околдовывал… И было чувство, как будто он уже слышал его раньше. Когда-то давным-давно.

— Леви?

— Хм?

— Вы меня не слушали? Извините, я, наверное, кажусь вам навязчивым. Я прилетел пару дней назад. Никого тут не знаю. Как-то непривычно…

Леви подумал о том, что если человеку непривычно путешествовать одному, то нужно ехать на отдых в компании или сидеть дома.

— Дело в том, что у меня никого нет. Я… один.

Было странно слышать, что у этого красавчика ростом под метр девяносто никого нет. Что с ним не так?

Леви прекрасно знал, почему сам одинок — он был коротышка, некрасивый, бледный, вечный заморыш, жертва аборта, как «ласково» называл его Кенни. Правда, в те времена, когда он был в летном и занимался параглайдингом, на него все-таки обращали внимание девушки, и он им даже нравился. Леви вспомнил, сколько раз его пытались затащить в постель, и как потом бегали за ним, пытаясь туда вернуть. Хм… и не только девушки, кстати…

Но это все-равно не заставило его думать о том, что он интересен. После того, как Леви получил травму и забыл половину жизни, он вовсе перестал идти на контакт.

Главное же, почему он был одинок… Леви не любил людей. Совсем. И не особенно задавался вопросом, почему. Просто потому что.

Неудивительно, что он не находил себе подходящего собеседника или спутника.

Короче, Леви знал, что с ним не так. А что не так с этим Эрвином? Парень был как с рекламной картинки — наглаженные фирменные льняные брюки, рубашка явно не с турецкого базара. На шее болталась веревочка с подобием женской броши. В голове Леви вдруг всплыло — галстук-боло, именно так называется эта вещица. Откуда он мог это знать?

Эрвин смотрел на него внимательно. Леви вообще было странно такое пристальное разглядывание его невзрачной фигуры.

— Если вы не против, может, посидим где-нибудь, выпьем чаю?

Леви снова словно ударило молоточком в висок. Откуда этому парню известно, что Леви такой любитель чая? Нет, это точно Ханджи подослала этого якобы одиночку, надеясь… Впрочем, на что она могла надеяться? Что Леви подружится с этим очешуительным мужиком? С какого перепугу?

— Откуда вы знаете, что я люблю чай?

Ему хотелось все-таки поставить высокого в неловкое положение.

На секунду Леви представил, что делает это в прямом смысле. Да уж… С чего бы это ему в голову лезли такие мысли? Леви почувствовал, как его щеки опасно опалило.

— Я не знал, что вы любите чай. Просто предложил. Пить кофе в такое пекло — не лучшая идея, а пить что-то крепче — рано.

— А пиво?

— Пиво не пью я, мистер Аккерман.

Смит улыбнулся. Не застенчиво, не заискивая. Видимо, вспомнив что-то свое, личное.

Леви уже готовил отповедь, ему нужно было заставить этого парня понять, что «мистер Аккерман» вполне обходится без друзей и собеседников и в своем одиночестве чувствует себя весьма комфортно.

Он сделал несколько шагов и почувствовал, как его резко дергают за руку, оттаскивая с проезжей части. В то же мгновение по дороге пронесся раздолбанный грузовичок, за рулем которого сидел ошалевший турок. Незадачливый шоферюга еще погрозил в окно, выплюнув добрую порцию забористых местных ругательств.

А Леви был в объятиях Эрвина…

Тот держал его крепко, слишком крепко. Так как держат самого близкого, родного человека. Любимого человека. Леви дернулся, но Смит отпустил его не сразу.

— Леви…

Что он должен был сказать? Поблагодарить за то, что этот непонятный Эрвин Смит только что ему жизнь спас или, по крайней мере, избавил от койки в травматологии? Или возмутиться тем, что чужой человек посмел вторгнуться в его личное пространство?

Леви не помнил, чтобы у него когда-то так сильно стучало сердце. Если оно не прекратит, он коньки отбросит. Это было чертовски больно.

Он испугался. Не машины, выскочившей из-за угла. Нет.

Ему было слишком хорошо в объятиях Эрвина Смита. Слишком хорошо.

А он не привык к тому, что ему хорошо.

Леви почувствовал страх, липкий, холодный, гадкий страх. Словно он один в мрачном подземелье. Над ним нет неба. Неба вообще нет. И нет звезд. И это навсегда.

Леви молча повернулся и пошел к дому. Он давно уже не чувствовал себя так. Словно снова погрузился во тьму. Хорошо же успел он забыть эти ощущения… Мрак, всюду мрак и безысходность. И ничего не ждет нигде и никогда.

Ему казалось, что Смит идет за ним, но когда он повернулся, остановившись у двери домика, в котором снимал апартаменты, никого не увидел.

Увы. Был ли он разочарован?

Зайдя в квартирку, он прошел в ванную, открыл кран и опустил голову под холодную воду.

Леви был в ужасе от того, что рисовало ему его воображение.

Вот они со Смитом заходят в его скромное жилище, вот Леви срывает с великана этот галстук-боло, потом рубашку — через голову, чтобы сохранить пуговицы. Эрвин, стаскивает с Леви футболку, на ходу успевая приласкать своими большими теплыми руками его худую спину. Они жмутся друг к другу как подростки, впервые узнающие радости плотского…

Руки Леви дрожали. Все, что он представлял, было так реально. Он даже знал вкус губ Эрвина. И не только губ… У него был вкус малины и мяты, и немного лапсанг сушонга. Потому что Леви любил лапсанг сушонг.

Он не мог знать Смита раньше. В той жизни, которую он не помнил.

Нет. Не мог.

Он просто никогда бы не забыл Эрвина Смита.

* * *

Old friend charity

Cruel twisted smile

And the smile signals emptiness

For me…

Через час Леви сел на мотоцикл, ему нужно было добраться до базы к вечерней серии прыжков. Если все пойдет по плану, то он всего пару раз прыгнет в тандеме, а потом полетит сам.

Сегодня ему особенно хотелось полюбоваться на закат. Испытать знакомое удовольствие.

Леви подфартило. Клиентов было не много. Ему досталась в напарницы бойкая пухлая девчушка лет десяти. Блондинка с голубыми глазами. Леви подумал, что ему сегодня везет на голубоглазых и светловолосых… Девочка была из России. Ее мать не слишком переживала, что дочь может испугаться, Леви понял, что это уже не первый прыжок. Он редко был улыбчив с пассажирами, но глядя на эту пухлышку, чувствовал, что губы растягиваются.

Оказывается, есть люди, которые счастливы просто так. Просто потому, что они живут. Это было странно.

Леви понял, что завидует. Завидует этой непосредственности, искренности, умению получать удовольствие и радость от жизни. Этот маленький человечек, казалось, не знал горя и бед.

Интересно, а в жизни Эрвина Смита были какие-то беды? Он выглядел… Нет, Леви не мог передать, как выглядел светловолосый великан. Наверное, самым точным было определение — как картинка. Словно сошел со страниц глянцевого журнала — клише, но черт побери, правильное. Такое же правильное, как Эрвин Смит. Леви почему-то был уверен, что Смит во всем правильный.

Помощники помогали Леви разложить крыло, пока он закреплял на девочке рюкзак, параллельно жестами объясняя, что и как надо делать. Она только улыбалась и кивала.

— Ты в порядке? — спросил Леви.

Эту фразу она поняла.

— Я в порядке, спасибо, — и снова эта улыбка, белоснежные щербатые крупные передние зубы. Леви надел на девочку шлем.

— Ты счастлива?

— Ага! То есть… я счастлива, — она повторила фразу для него, на корявом английском, но могла бы и не повторять. Было ясно и так.

Внезапно Леви почувствовал, как это состояние проникает и в него. Втекает, как глоток хорошего чая, обволакивает как аромат лапсанг сушонга.

Он улыбнулся девчонке и развернул ее спиной к себе, чтобы пристегнуть ремни страховки.

Когда они поднялись над горой, кружась в восходящем потоке, Леви услышал ее заливистый смех.

И понял, что он тоже счастлив.

Он в небе. Он летит. Под ним самый прекрасный вид на земле — лазурное море, белоснежная коса, зелень уютного берега и выгоревшие холмы. Ласковое солнце спокойно катит к горизонту.

А где-то там внизу Эрвин Смит.

Солнце.

Леви сам не понимал, почему отказался от одиночного прыжка. Ему хотелось поскорее добраться до своей квартирки. Он… он чувствовал, что сегодня произойдет что-то очень важное.

— Леви?

Эрвин стоял у его мотоцикла.

Кровь Леви словно цунами прилила и наполнила тело пузырьками радости.

— Эрвин Смит. Пришло время выпить что-то покрепче?

Эрвин поднял пакет, в котором угадывался силуэт бутылки. Леви подумал, что мотор можно оставить и тут. Кивнул в сторону пляжа.

— Посидим на берегу? Можно, конечно, пойти в какое-нибудь приличное место…

— А здесь такие есть?

— Не поверишь, Смит, есть.

— Я не привередливый, вообще-то.

— Я вижу. Так что? — Леви поднял бровь.

— На берегу мне больше нравится.

— Что?

— Не понял? — Теперь брови Эрвина пришли в движение.

— Что именно тебе нравится на берегу?

Леви сам обалдел от того, как это прозвучало. Он вспомнил видение, посетившее его в квартире. Руки Эрвина на его спине.

— Ладно, пойдемте, мистер Смит.

Леви повел его почти к краю пляжа. Там было безлюдно и тихо. Музыку из ресторанов и отелей ветром относило в другую сторону.

Эрвин открыл бутылку — коньяк. Протянул Леви пузатый стеклянный бокал.

— Вот ты заморочился.

— Все для вас, мистер Аккерман.

— И шоколад есть?

— Горький, с начинкой из марципана.

У Леви засосало под ложечкой. Он точно помнил, что Ханджи не знала о его любви к марципану.

— Терпеть не могу марципан, — голос Леви был больше похож на хрип.

— Зря. Это вкусно. И помогает раскрыть букет. Есть еще молочный с фундуком.

Леви пригубил, тягучая терпкая жидкость обожгла губы.

— А как же тост? За знакомство? Или… за встречу?

Эрвин протягивал ему свой бокал. Леви чувствовал, что в его голове роятся тысячи вопросов, как мотыльки в банке бьются о черепную коробку, требуя, чтобы их выпустили.

Они соединили бокалы, глядя друг другу в глаза. Выпили. Смит протянул ему кусок шоколада с марципаном. Леви закрыл глаза смакуя.

— Здорово тут. Тихо. Море шумит. Небо такое… Почему-то не видно звезд.

— Надо подняться в горы, звезды хорошо видно там.

— А ночью вы не прыгаете? — Эрвин смотрел на него слишком пристально.

— Самоубийц маловато.

— Это хорошо.

Леви почувствовал, что в тоне Смита что-то изменилось. Он протянул бокал. Эрвин плеснул еще. Леви проглотил. Вскочил, подошел к кромке воды.

Море по вечерам часто волновалось. И сейчас волны разбивались о крупную белую гальку.

Леви почувствовал, что Эрвин стоит за его спиной. Так близко.

Это было совсем не нормально. И в то же время в этом было что-то удивительно правильное.

Леви заговорил, голос его все еще был глухим и хриплым:

— Тут нельзя так. Понимаешь… такая страна.

— Да ладно, а то я не видел, сколько тут парней ходят парочками.

— Для местных другие правила.

— И что нам могут сделать?

— Ну, тебе не знаю… А я потеряю работу, меня вышлют из страны.

— Для тебя это важно?

Леви понимал, что хочет спросить Эрвин — важнее ли для него то, что он чувствует сейчас, или для него важна эту никчемная пустая жизнь, радость которой только один-единственный полет на закате.

Он отклонился назад, прижимаясь к груди Эрвина.

Что он делает? Почему все это налетело и накатило вот так, внезапно? Еще утром ему не нужен был никто, ни друг, ни спутник, ни тем более партнер для секса. Он не думал об этом. Даже помыслить не мог!

И чем его так зацепил Смит? Ну не ростом же? И не тем, что вытащил его из-под колес грузовичка. И не ароматом лапсанг сушонга…

Подбородок Эрвина опустился на макушку Леви, крепкий торс прижался к его спине, рука обвила худую талию. Леви дрожал.

Хотелось спросить, почему он? Почему все вот так? Но так трудно было подобрать нужные слова.

Он снова был счастлив. Второй раз за сегодняшний день. Или третий. Или даже четвертый. Было ли с ним когда-то такое?

— Допьем коньяк или…

— Поедем ко мне. Пока я еще в состоянии вести мотоцикл.

Леви сам обалдел от своей смелости. Но, услышав тихий радостный смех Эрвина, понял, что все правильно. Все так и должно быть.

Так быстро в гору он, кажется, не заезжал никогда, хотя, казалось бы, с таким пассажиром как Эрвин его мотоциклу было не просто справиться.

Они быстро поднялись на второй этаж, Леви открыл дверь, впустил Эрвина, проверяя, не видит ли кто, впрочем, ему было плевать.

Дверь закрылась.

Они не налетели друг на друга, срывая одежду. Ничего похожего. Эрвин просто прижал Леви к стене, тяжело дыша. Его голова снова была точно на макушке Леви. Они стояли так несколько минут — казалось, вечность. Было хорошо, очень хорошо просто вот так стоять.

Леви боялся, что пошевелится, скажет что-то и все испортит. Почему медлил Смит — Леви не знал.

Наконец Эрвин чуть отодвинулся.

— Мне нужно принять душ или можно пойти прямо в спальню?

— Можем принять душ вместе.

Леви оторвался от стены и пошел в сторону ванной комнаты. Включил воду, подождал, пока температура станет вменяемой.

Когда он обернулся, на Эрвине уже не было рубашки. Леви взялся за край футболки, но Эрвин остановил его.

— Можно, это сделаю я? Я так давно…

Он осекся. Леви напрягся.

— Что ты давно?

— Давно ни с кем… То есть… Я хочу это сделать, и все. Хочу сам тебя раздеть.

— Еще скажи, что хочешь поставить меня под душ и помыть.

— А можно?

Леви не слишком любил долгий процесс мытья. Он обычно старался сделать это максимально быстро. Но в данной ситуации… Он просто не знал, как именно поступить. Одна часть его я кричала, чтобы он позволил Эрвину все. Другая…

Другая просто пряталась в ужасе, потому что все вот это было для Леви слишком. Он мог бы привыкнуть быть счастливым. И что делать потом, когда солнце зайдет и звезд на небе совсем не останется?

— Ты боишься меня, Леви?

Он боялся не его. Он боялся, того, что будет с ним, если Эрвин растворится в пространстве.

Эрвин подался вперед, сжимая Леви в объятиях, стаскивая с него сначала футболку, потом брюки, кое-как разделся сам. Он целовал шею Леви, его плечи, ключицы, грудь. У Леви кружилась голова. Он прижимался к мощному торсу Эрвина, стараясь не думать ни о чем, просто чувствовать, чувствовать…

Набраться счастья впрок, на много, много дней впрок.

Эрвин потащил его в кабинку, струи воды омывали их тела. Эрвин взял лицо Леви в свои ладони, поднял его. Они смотрели друг на друга словно вспоминая или… узнавая заново. Леви со стоном потянулся к Эрвину, нашел его губы…

В первый раз все было быстро, очень горячо, просто адово. Потом более спокойно, мучительно медленно, оттягивая удовольствие…

Они переместились в комнату, на кровать, на ковер и снова на кровать…

Леви представить себе не мог, что секс может быть вот таким, когда от желания и удовольствия сводит все внутри, когда ты балансируешь на грани боли и блаженства, когда после хочется сначала смеяться, а потом осознаешь, что ревешь как маленький.

Они лежали на ковре, перед распахнутой балконной дверью — за ней было небо, черное, глубокое, затягивающее… Леви прижимался спиной к Эрвину, тот крепко обнимал его обеими руками.

— О чем ты думаешь?

— А ты можешь думать? Тогда ты реально титан, Эрвин Смит.

— Не надо. Не говори так.

— Но ты на самом деле большой.

— Это просто ты маленький.

— Ну спасибо.

— Прости.

— Закрыли тему. И маленький я не везде.

— Я заметил.

— Может, уже будем спать?

— Ты предлагаешь мне остаться?

Леви вдруг понял, что еще никогда и ни с кем не проводил ночь. Ну, вернее, в той части жизни, которую он помнил отчетливо.

— Утром придется тебе пить чай. Кофе я не держу.

— Знаю.

— Откуда?

— Что?

Хотелось спросить, откуда Эрвин знает, что он, Леви, любит чай и горький шоколад с марципаном, почему так уверен, что у него не бывает кофе. Но еще больше ему хотелось просто лежать вот так. Всегда. И больше ничего.

Утром они пили лапсанг сушонг. Эрвин сбегал в лавку за свежими булочками.

Леви нужно было ехать на работу.

— Ты не боишься вот так летать?

— Нет.

— Хотел бы я попробовать.

Леви удивленно посмотрел на Смита. Почему-то он был уверен, что Эрвин имел отношение к параглайдингу. Может, потому, что встретил его на пороге кабинета Ханджи?

— Если хочешь, я могу договориться, прыгнешь.

— А можно с тобой?

— А с кем еще ты собрался прыгать?

— Ну, просто…

— Думаешь, такой коротышка как я не потянет такого гиганта как ты?

— Слушай, я не это имел в виду…

— Расслабься. Я уже давно не мальчик, чтобы переживать из-за каких-то сантиметров.

Эрвин, неожиданно фыркнув, заржал.

— Что?

— Да так, вспомнил как ты…

— Что я?

— То есть, не ты, просто… Ну, был у меня один знакомый парень, тоже корот… ну, не..

— Не гигант, да? И что? Вы с ним трахались?

— Нет, не в этом дело. Прости. Не надо было вспоминать.

— Нет, договаривай!

— Ну, его тоже доставали разговорами о размерах. Ну и он просто достал свой… свой пенис и…

— И побил рекорд?

— Угу, типа как ты.

— Ясно.

— Ничего тебе не ясно, Леви…

— Пролетели. Вечерний прыжок тебя устроит?

— Сколько это стоит?

— Сказал, пролетели!

— Нет, так не пойдет, я…

— Хватит. После шести приходи туда же, где ждал вчера.

— А до вечера?

— Ну, хочешь, оставайся тут. Но мне уже пора.

— Я, пожалуй, заскочу к себе… освежусь…

Леви быстро оделся. Эрвин стоял на балконе, смотрел в сторону моря.

— Красиво тут.

— Да. Как в раю. Тебя подкинуть куда-то?

— Нет, я сам. Леви…

— Что?

— Я люблю тебя.

Леви смотрел на Эрвина, не понимая, как может быть все это, как так стремительно вдруг рождается чувство. Но он понимал, что Эрвин говорит серьезно, потому… Просто потому, что он, Леви, тоже знал, что любит Эрвина, что это был не просто какой-то одноразовый секс, мимолетная встреча или курортный роман.

— Я тоже люблю тебя, Эрвин.

* * *

Вечером Эрвин пришел к конторе параглайдеров.

Леви договорился, что полетит с другом. Когда Эрвин залез в микроавтобус с остальными пассажирами, на него никто не обратил внимания. Правда, старший, который курировал прыжки, странно посмотрел на Леви, но промолчал. Возможно, опасался, что Леви на самом деле будет сложно в тандеме с таким великаном.

Эрвин радовался полету как маленький. Очень похож был на ту белокурую девчушку. Такой же счастливый смех, эмоции через край. Когда Леви предложил попробовать акробатику, Эрвин отказался, смутившись, объяснил, что иногда страдает от головной боли при таких нагрузках. Леви не настаивал. Он фотографировал Эрвина в разных ракурсах, наслаждаясь его видом.

Но где-то в глубине души все равно был страх. Все такой же липкий, склизкий страх. Разве мог такой как Эрвин всерьез заинтересоваться им, Леви? Ведь нет… Реально нет…

Но вот он, Эрвин, рядом. Счастливый, улыбающийся, необыкновенный…

Леви потянулся к нему губами.

— Первый поцелуй в небе. Загадывайте желание, мистер Смит!

Эрвин неожиданно помрачнел, отвернулся.

— Тебе плохо?

Смит молчал.

— Эрвин?

— Голова закружилась. Прости.

Ледяной ужас заструился по спине Леви. Что-то было не так. Совсем не так.

После приземления Эрвин сразу отошел в сторону. Леви бросил свое крыло помощникам, догнал Смита. Сначала он хотел узнать, что произошло, извиниться, если чем-то обидел. Потом разозлился — что он, собственно, такого сказал? Неужели Эрвин обиделся из-за поцелуя?

Леви уже готов был выстрелить парочкой нелицеприятных фраз, когда Эрвин обернулся. Он улыбался.

— Ты сильно занят завтра? Может, проведем день вместе?

— Оки. Только сначала ночь, идет?

Ночь была еще круче первой. И Леви почти забыл о своих страхах.

Но они не забыли о нем.

Уже на рассвете ему опять приснился сон. Падающий пилот, которого он не может спасти. Только теперь этот пилот повернул голову, и Леви увидел его лицо. Это был Эрвин.

Леви полоскал рот, избавляясь от горького привкуса желчи. Он не верил в то, что сны сбываются, скорее считал их частью прошлого. Но этот… Получалось, что ему, Леви, предстоит потерять Эрвина? Остаться одному?

— Леви, что случилось?

Он обернулся, испуганно посмотрел на мощную фигуру, стоящую в дверном проеме. Неожиданно для себя бросился к Эрвину, обнял.

— Леви… Ну что ты, Леви…

Ему хотелось кричать от отчаяния. Он не мог потерять Эрвина. Это было несправедливо! За всю свою жизнь он не встречал никого лучше, ближе, роднее.

— Пойдем в постель. Завтра будет долгий-долгий день.

* * *

День и правда был долгим. Они поехали по побережью, сначала на пляж Патара — километры песка, волны, и почти безлюдно — если отойти подальше. Потом пообедали в городке со смешным названием Калкан. Нашли милое кафе, прямо на берегу. Под столом развалилась огромная собака, которая мирно спала. Ели форель и салат. Пили, конечно же, чай.

Потом приехали на Капуташ — небольшой пляжик, под дорогой, в ущельице. Удивительное, райское место. Там они пробыли до заката. Плавали, кувыркались на волнах как дети.

Леви снова чувствовал, как его вместе с морской волной уносит счастье. Самое чистое, сверкающее, настоящее.

Они вернулись уже затемно. Снова долго стояли под душем.

Леви целовал Эрвина с каким-то непонятным ему самому исступлением. Ему хотелось запомнить вкус. Малина, мята, лапсанг сушонг. Эрвин.

И тихо под звездным небом они шептали друг другу о любви. Много раз.

Леви проснулся, когда солнце уже вовсю жарило. Эрвина рядом не было.

Он скорее всего снова пошел за завтраком. Леви поставил чайник, достал заварку.

Эрвин не пришел. Леви не знал, где он остановился. У него не было ни телефона, ни адреса.

Он быстро натянул футболку, шорты, и выбежал из квартиры.

* * *

Ханджи как раз освободилась и вышла из кабинета, с сигареткой в руках.

— Леви? Разве ты должен был прийти не завтра?

— Где Эрвин?

Ханджи поперхнулась.

— Кто?

— Эрвин Смит.

— Что? Леви ты… Ты сказал… Эрвин? Эрвин Смит?

— Да, Ханжи, да… Эрвин Смит, твой пациент, ну? Я встретил его тут, у твоего кабинета, несколько дней назад. Сегодня утром он исчез. Знаешь, где он может быть?

Лицо Ханджи вдруг стало белым.

— Леви… Эрвин… Эрвин погиб четыре года назад.

— Что?

Леви как-то сразу понял, что Ханджи не шутит. Она взяла его под руку, провела в кабинет, посадила в кресло. Сама встала к окну.

— Вы с ним были вместе в команде. Эрвин был лидером. Он подобрался вплотную к рекорду дальности. Вы с ним… сначала были как кошка с собакой. Потом… Только мы с Моблитом знали, что вы вместе. Не то чтобы вы прятались, просто не любили афишировать. Хотя… Эрвин хотел на тебе жениться, ну или… выйти за тебя, даже кольцо купил. Он хотел сделать тебе предложение сразу после поездки на соревнования в ЮАР.

Все прогнозы на полеты были благоприятными. Никто так и не понял, что случилось с вами. Другие пилоты видели, что сначала проблемы начались у Эрвина, а ты… ты хотел ему помочь.

Леви не шевелился и, кажется, даже не дышал.

— Ты получил не такие серьезные травмы. Эрвин погиб сразу. Но ты… Ты не знал, что он умер.

— Я же потерял память?

— Нет. Не в тот раз. Ты помнил все. Ты только не знал, что Эрвина больше нет. А когда узнал…

Леви чувствовал, как земля под ним начала вращаться все быстрее. Его окутывала мгла. Черная дыра. Библейский мрак.

— Я сказала тебе о смерти Эрвина. Мне казалось, что ты воспринял новость слишком… просто. Утром тебя нашли. Ты… выбросился из окна.

Эрвин разбился. Он был мертв уже четыре года. А Леви забыл о нем.

— Нет, я не мог…

— Ты сделал это сам. Мы проверяли камеры. Ты выжил. Только...Амнезия.

— Я не мог…

— Мы пытались помочь тебе вернуть память. Но… как только доходило до воспоминаний об Эрвине, ты закрывался, усиливались головные боли, ты… словно прятался в раковину. Я приняла решение оставить эту тему.

— Я не мог забыть Эрвина. Неужели ты не понимаешь?

— Ты забыл его, чтобы выжить, Леви.

— Ты считаешь, что я жил?

— Леви…

Ханджи села рядом с ним, обняла его голову, укачивая, словно младенца. Они сидели долго.

Леви еле дышал. Ему казалось, что сердце остановится. Возможно, это был лучший выход.

— Леви, ты… ты ведь ничего не сделаешь с собой?

Он поднял голову, посмотрел на подругу. Почему он должен что-то делать? Он конечно же ничего не сделает.

— Передавай привет Моблиту.

— Я не отпущу тебя, Леви!

— Все нормально. Я пойду домой.

— Леви, подожди!

— Все в порядке, Ханджи.

— Ты сказал, что видел Эрвина!

— Это был просто сон, Ханджи… я вчера выпил… пару бокалов коньяка, вот и… Пойду домой.

— Останься тут, пожалуйста, Леви!

— Я лучше пойду домой.

— Мы зайдем вечером.

— Да, конечно. Я отработаю смену и буду ждать вас на чай. Лапсанг сушонг.

В апартаментах было пусто. Скомканная постель пахла Эрвином.

Разве это могло быть правдой, что его уже давно нет, когда вся комната пропитана ароматом его тела?

* * *

Леви любил прыгать на закате. Последний раз увидеть солнце. Прикоснуться к нему рукой. Обратный старт. Хороший термик, который повезло словить.

Море сверкало, как фантастическая груда бриллиантов. Солнце зависло над горизонтом. Оно словно махало Леви рукой, приглашало полетать вместе.

Это было так просто, летать вместе с солнцем. Всего пара резких движений рукой.

Ты меня не обгонишь, солнце. Я успею. Я буду рядом.

Беспомощный кусок бирюзовой ткани взлетал все выше и выше, туда, к беззвездному небу…

* * *

— Леви? Просыпайся!

— М-м-м?

Он открыл глаза, с трудом понимая, где он и что он.

— Я закончил. Иду спать.

Леви смотрел на высокого строгого мужчину в красивой форме.

— Ты снова будешь караулить меня, сидя в этом кресле или все-таки ляжешь в нормальную постель?

— Если только в вашу.

Леви сам не ожидал, что скажет это вслух.

— Что?

Капитан Смит удивленно смотрел на него.

Что-то было не так. Леви осмотрелся — скромный кабинет, почему-то выглядевший так… винтажно, что ли. Старомодно. И лампа на столе — масляная лампа.

— Что с вами, мистер Аккерман? Вы здоровы?

Тон Эрвина был шутливым. Он всегда переходил на вы, когда шутил. Леви сглотнул. Сколько он спал?

— Ты уснул почти сразу после того, как сел в это кресло. Сегодня был не простой день. С новыми рекрутами всегда так вначале.

Леви понемногу приходил в себя, память возвращалась. Он в кабинете Смита. Они вместе служат в разведкорпусе, ведут охоту на титанов. Он, Леви, почти все время проводит с Эрвином, потому… Потому, что охраняет его. Сам. По собственной воле. А Смит думает, что это он охраняет Леви. Уголки его губ поднялись.

— Вспомнил?

— Почти.

Леви встал, сделал шаг и чуть не упал — ноги были словно набиты соломой.

Смит подскочил, чтобы поддержать его.

Рука Эрвина оказалась на талии Леви. Смит должен был бы сразу отдернуть руку, но почему-то не сделал этого. Они смотрели друг на друга. Глаза в глаза.

— Малина, мята и… лапсанг сушонг…

— Что? — Эрвин наклонился, навис над Леви.

— Так пахнут твои губы. Я помню. Такое нельзя забыть.

Леви поднял руки, заставляя Смита еще ниже опустить голову.

— Малина, мята и лапсанг сушонг…

— А ты пахнешь… небом, свободой, любовью…

Первый поцелуй был осторожным и неумелым. Они не могли пристроится друг к другу, им мешали носы, разница в росте. Потом Эрвин догадался прижать Леви к стене и чуть приподнять.

— Леви…

— Как же я люблю тебя, Эрвин Смит!

Эрвин смотрел на него удивленно, словно не понимая, потом улыбнулся.

— А я люблю тебя.

Они целовались в темном кабинете на базе разведкорпуса, которая находилась за одной из огромных, немыслимо огромных стен. Стены защищали их от ужасных монстров — титанов, пожирающих людей. Человечество было обречено. Надежда на победу казалась такой призрачной, что о ней почти не говорили, хотя Эрвин истово верил, что люди обретут свободу. Но даже зная, что каждый день может быть последним, эти двое — Леви и Эрвин — не променяли бы мир, в котором они вместе, ни на какой другой. Даже на самый светлый и радостный безмятежный мир, в котором один из них остался бы без другого.