— Тебя будут помнить, — шепчет, касаясь рукой шершавой коры. Под ней чувствуется пульс, дыхание — дерево живое, дерево будет жить так долго, как сможет, а жить оно будет вечно. — Тебя будут помнить веками.
Под рукой разливается тепло. Может, это была машинальная реакция на очередной импульс, а может и вовсе не было ничего и это просто самовнушение. Пальцы чуть сжимаются на дереве, но в ответ — пустота. Слишком маленькая потенциальная опасность.
— Ты помнишь? — Тонари посмеивается, садясь на пол и скрестив ноги. Возле корней дерева осталось темно-желтое пятнышко от Марты, но в самом помещении чисто. Потом все разрушится и останутся лишь корни. Женщина достает с пояса флягу, чуть ее трясет — алкоголя осталось немного, но на два больших глотка хватит.
— Ты помнишь, как я встретила тебя когда-то? Была мелкой девчонкой с недостижимыми надеждами, — смотрит на свою руку. Клеймо острова не зажило и вряд ли уберется когда-нибудь. — Мечтала, что ты, бессмертный, легенда всего мира, дьявол и ангел во плоти, спасёшь нас всех.
Тонари смеётся. Хрипло. Фуши ее не слышит — слишком занят распространением корней, а, может, тут от Фуши осталось только и только это дерево, а сам он где-нибудь на севере, откуда пришел…
— А в итоге что? Стала королевой острова, и спасать всех пришлось мне, — в голосе слышна тоска, — но я не жалею. Помню, как все радовались, когда дети смогли ходить по улице без страха быть убитыми.
Тонари склоняет голову, прикладывает флягу к губам. Улыбаться не может — слишком погружена в воспоминания, в свои легенды и сказания, в те сказки, что рассказывала сиротам; слишком поглощена кровавой волной прошлой жизни. Фуши был ее спасением… Да что уж там! Он спас весь мир одним своим появлением.
Так и видится: мальчик этот говорит, что выбрался сам, и ночь его белые волосы окрашивает в тусклые серебристые. Глаза жёлтые светятся, губы голубоватые, веревка цепляется за какие-то камни.
— Знаешь, Фуши, — чуть тише говорит, весь звук — в флягу, — тут и там я слышу сказания о беловолосом мальчике. Тебе поют песни. Ты знаешь об этом? Бон даже устроил недавно праздник в своем королевстве в честь тебя! — а потом задумывается, зажмурив глаза до пятен перед глазами. Потирает их, потом распахивает: вспомнила! — Готовились долго! Был приказ остановить все кузницы, мол, раскаленного железа в этот день не должно быть видно.
Смеётся. Снова.
И понимает, что практически не слышала смех Фуши.
Помнит только его улыбку — мягкую, ласковую, по-детски добрую и наивную. Может, Фуши всегда был ребенком? Скорее всего, ведь он такого многого в жизни не понял…
Делает глоток из фляги.
— За тебя, Бессмертный!
Выливает остатки на корни.
Одна из ветвей тянется к Тонари — та всё ещё сидит в изумлении — и обвивает плечи.
— Память о тебе будет храниться вечно.
В шелесте листьев то ли кажется, то ли и правда слышится:
— Спасибо...