Неожиданные встречи

То, что бывшие ученики средней Намимори того же года выпуска, что и Савада, решат собраться на встречу выпускников через десять лет — не представлял никто. Их раскидывали по классам каждый год по-разному и, в общем-то, одноклассниками была вся параллель, потому и собраться решили так же, выпуском, а не классом. Кто это затеял, да еще и предложил пригласить старшие выпуски — так и осталось загадкой, виновник затерялся еще на реализации плана, но в общем и целом предложение приняли радостно. Собирать выпускников средней школы — редкость, но почему бы и нет?

Именно таким риторическим вопросом ответил Савада на умоляющий, по-детски невинный взгляд своей невесты, когда та от Курокавы узнала про встречу. Лететь из Италии в Японию просто для того, чтобы переброситься парой взглядов с не очень любимыми одноклассниками (с любимыми он общался и так), да еще и когда дел немногим больше, чем по горло, мысль далеко не самая приятная, но Киоко радовалась и лучилась от счастья, и отказать Тсуна ей не мог. В их кругах слишком редко случаются такие вот мелкие радости.

Хранители поддержали не то чтобы охотно, и не то чтобы вообще поддержали, но ослушаться не посмели. Все-таки Савада босс уже не первый год и выработать привычку подчиняться они уже успели.

Так и заявились полным составом на нескольких тонированных BMW к заблаговременно снятому кафе. Тсуна был против. Мукуро настаивал на эффектном появлении. Привычку подчиняться беспрекословно выработали еще не все.

Так и заявились в невзрачное намиморское кафе. Гокудера придирчиво осмотрел немного скудный интерьер, живя в роскоши и в прямом смысле этого слова — замке, начинаешь отвыкать от таких мест. Но Намимори — маленький городок, а его жители совсем не богачи и куда уж им до роскошных ресторанов Палермо, так что приходилось сжимать зубы и терпеть то, что боссу придется провести здесь вечер. Не так уж и долго на самом деле. И если Киоко лучилась радостью и приветливостью, и Тсунаёши старался ей подражать, то толпа не очень дружелюбно настроенных мужчин бандитской наружности в строгих костюмах запугала до смерти сначала прохожих, а потом и привлекла к себе внимание всех присутствующих на вечере.

Мукуро настаивал на красной дорожке и лепестках роз. Тсуна был против.

Киоко поддерживающе улыбнулась, и Савада едва заметно кивнул. Мафия мафией, босс боссом, но эти люди еще десяток лет назад считали издевки над ним обыденностью. Никчемный Тсуна, глупый Тсуна, неспособный Тсуна, неудачник-Тсуна, Тсуна-дурак, но ни один из этих Тсун теперь не был им. Он — Десятый Босс Семьи Вонгола (или Нео Вонгола Примо, Реборн любит называть его так, хвастаться, что воспитал из неудачника человека, способного сравняться с Первым) и он не боится за себя, отнюдь. Он боится, что посмей кто-то бросить оскорбление сейчас, его драгоценная невеста будет переживать, и что Хранители просто так это не оставят. Все-таки, на самом-то деле, ни один из них не имел привычку беспрекословно подчиняться, когда дело касается их босса, и остановить их было бы проблематично. Попробуй останови Хаято, который одним своим презрительным взглядом и тянущимися к припрятанному динамиту пальцами не то, что врагов мог к месту пригвоздить, но и самого Десятого. Тсуна, в отличие от остальных, о том где припрятан динамит знал.

Савада ожидал многого, когда они входили в общий зал, но не того, что все восторженно-восхищенные взгляды обратятся на них и не будут сходить еще долго. Хоть сам он этого и не осознавал, но восхищаться было чем. Они вошли в зал простенького кафе будто на вручение Оскара, Киоко, ослепительно сияющая добрейшей улыбкой, в облегающем платье до колен и завитыми в локоны кудрями, рядом с женихом (этого, конечно, почти никто из присутствующих пока не знает). И если все заинтересованные мужские взгляды были направлены на неё, то женские, несомненно, адресовались Тсуне, непомерно презентабельному, статному и привлекающему к себе внимание. В дорогом костюме (Десятый не любил излишнюю показуху, но он был боссом, а положение обязывало), с неизменным легким бардаком на голове и взглядом уверенным, но теплым, не дрожащий ребенок, каким он уходил из этой школы, а уверенный в себе мужчина, не растерявший все еще частичку привычной доброты. Даже споткнись он сейчас или испугайся, выдав звонко свое извечное «Хи-и-и», никто бы и не подумал сопоставить с тем тряпкой-неудачником. Даже сам Тсуна.

На полшага позади за парой — верные Гокудера и Ямамото, с правой и левой стороны соответственно, всегда за плечом, собранные и готовые защитить, прикрыть собой в случае опасности. У каждого под костюмом по пистолету, а руки расслабленно в карманах брюк, показная неряшливость и расслабленность, но взгляд в этот момент изучающе скользит по всему помещению, вылавливая и запоминая все лица, осматривая на предмет возможной опасности. Профессиональная привычка — всегда наготове. Переведя взгляд с Тсуны на них, женская половина зала вдыхает пораженно и, кажется, не выдыхает вовсе.

Следом за ними, ближе к сестре, Рёхей, не делано-расслабленный, а такой и есть на самом деле, улыбается, вылавливая взглядом в толпе одну-единственную нужную ему девушку и даже не замечает направленных на него взглядов других. Сасагава умудряется даже в костюме выглядеть расхлябисто, но его шарма это не преуменьшает. С другой стороны — Ламбо (а никто не запрещал брать с собой друзей), скучающе осматривающийся вокруг — старческие вечеринки ему не интересны, ни симпатичных девочек, ни нормального движняка, может хоть еда ничего, потом до неё доберется. Он по обычаю прикрывает один глаз и зевает; девушки в зале начинают перешептываться.

Самый последний — Хибари, останавливается сразу у двери и приваливается к стене, сложив руки на груди. Толпа его раздражает. Толпа его бесит. И ползущие шепотки, в которых попеременно то один, то другой начинают его узнавать, лучше не делают. Он уйдет отсюда через несколько минут, не выдержав, как будто других дел мало, кроме как таскаться за Савадой по первому зову. Дальше и сам справится. Мукуро рядом нет. Во всяком случае — видимо. Он скрывается, прощупывает обстановку и не спешит выползать из своих иллюзий, здесь ему в своем виде все равно делать нечего, так хоть развлечется тайным подслушиванием чужих разговоров. Будет интересно передавать Саваде все, что о нем говорят бывшие одноклассники.

Они проходят вглубь зала, рассредоточиваясь вокруг босса, и один только Хаято по обычаю остается ровно за его правым плечом. Киоко радостно щебечет с бывшими подружками, и только когда одна из них удивленно спрашивает, кто это с ней пришел, Тсуна понимает, что его совсем не узнают. Одна из девушек, в прошлом любившая ставить ему подножки, пытается заигрывать, кокетливо улыбается, подходит ближе, чем позволяют правила приличия, и обводит языком губы после того, как кидает ему приторно-сладким голосом приветствие. Тсунаёши отходит от неё на шаг. Не побег, а тактическое отступление, уверяет себя он и замечает, что его Хранителей обступают точно такие же, и девушки, и мужчины в своем желании заручиться связями с такими с виду богатыми и влиятельными людьми. «А помнишь, — слышит он издалека, — мы в третьем классе сидели рядом», Ямамото в ответ на эту фразу добродушно улыбается и смеется, конечно он не помнит, сколько в его жизни мимо прошло таких же вот непримечательных пареньков, упомнишь всех, что ли. Тсуна и сам не помнит. Хотя в третьем классе был с ними же.

Киоко рядом ласково, но нарочито громко, наверняка, чтобы услышала стоящая рядом с ним барышня, отвечает на вопрос подружки: «Жених, Тсуна, вы что, его не помните?». И переговоры вокруг стихают, и все, кто услышал, в удивлении оборачиваются на него. На этот раз девушка, нахмурив брови, отступает на шаг назад.

— Тот самый неудачник-Тсуна?! — выкрикивает кто-то из толпы, и у Хаято нервно дергается глаз. Он сжимает кулаки и делает шаг в сторону самоубийцы, и другие Хранители поворачивают к ним головы, стреляя одним только убийственным взглядом. Где-то из-за плеча ехидно смеется Мукуро.

Тсунаёши предостерегающе кладет Урагану руку на предплечье, одним только прикосновением останавливая, не жестом даже и не взглядом. Гокудера стушевывается и только скалится. Он совсем уже не вспыльчивый, отнюдь. Будь он таким же, как раньше, то разнес бы уже в гневе все захудалое здание. Но сейчас он успокаивается, остановленный боссом, и Тсуна дает едва заметный знак рукой, чтобы остальные Хранители вернулись к своим делам. Ямамото возвращает на лицо дибильную улыбку и запоздало смеется на похабную шутку собеседника, которого он не помнит; Сасагава отворачивается обратно к своим бывшим товарищам по клубу и продолжает вдохновляющую речь, призванную поднять дух разочарованных в своей карьере не самых лучших боксёров. Ламбо возвращается к поглощению самых дорогих закусок, хотя не то чтобы он сильно отвлекался, так, приоткрыл один глаз и флегматично посмотрел в сторону босса, обычно Хранители справлялись и без его помощи. Хибари всё-таки покидает помещение. Десятый даже не сомневается в том, где сможет его позже найти. Сам он поворачивается к задавшему вопрос парню и решает всё же на него ответить.

— Ага, — Савада добродушно улыбается и почёсывает затылок, только глаза его — застывший янтарь — не трогает искра веселья, и он почти такой же, как и был десять лет назад, если не присматриваться, но все же одноклассники без подсказки не могут узнать в нем хлюпика, на котором-то и школьная форма мешком висела, что там костюм; который излучал всегда только неуверенность и слабость, а не силу и уважение. Он старается преподнести себя таким, каким его запомнили эти люди, а не какой он есть сейчас на самом деле, но не очень-то получается. Кто-то даже недоверчиво смеётся, но замолкает, когда его смех никто не поддерживает.

— Серьёзно, что ли? — вопрошает один из парней (его Тсуна знает хорошо, провести вместе довелось все три класса и не то чтобы оба были этому тогда особо рады) и наваливается на Десятого, по-братски закинув руку на плечо. Гокудера резко ощущает желание почесать кулаки о чью-то рожу. — У кого костюм стырил? Да еще и Киоко-чан захапал, паршивец, — почти добродушно хохочет он, и хвалёная гипер-интуиция здесь даже не нужна, чтобы понять, насколько фальшиво он звучит. И кидает на Саваду злобный, завистливый взгляд, думая, что тот не видит. Тсуна хихикает и пожимает плечами, мол, вот так вот само получилось.

Вешавшаяся ранее на него девушка отступает и скрывается в толпе, не столько из-за того, что он уже чей-то жених, сколько из-за того, что Никчёмный Тсуна, которого она всегда травила. Киоко бросает на него обеспокоенный взгляд, но Десятый отмахивается, «всё нормально, переживу, развлекайся» и старается незаметно отойти в самый темный угол, снимая с лица маску невинного дурачка. То тут, то там попеременно раздаются шепотки и скашиваются на него взгляды: это одноклассники рассказывают про него тем, кому не довелось попасть в один класс. Тсуну это почти успокаивает. На собраниях мафиози никто никогда не обсуждал так открыто, там плели интриги тайно и шпильки кололи много сильнее, там улыбались и признавали превосходство, а на следующий день посылали убийц к близким людям, там дышать было тяжело просто находясь среди тех людей. Это — детская забава, это — жалкая пародия на то, с чем он сталкивается каждый день, это — понятно и просто, и знаешь, чего ожидать от людей. Ни Саваду, ни его Хранителей, ни даже его невесту таким уже не запугать.

Одноклассники, как ни странно, быстро успокаиваются, забывают о нем очень скоро и принимаются, как это принято на встречах выпускников, хвастать, у кого лучше карьера и больше связей. Киоко рассказывает про доставшееся ему от дедушки наследство и Тсуна почти кожей ощущает (тут даже никакой шепчущий на ухо Мукуро не нужен), что они считают её алчной дурочкой, покусившейся на деньги, что готова даже за такого неудачника выскочить. Киоко наверняка это и сама понимает, но улыбается дружелюбно и отвечает на интересующие их вопросы, умело обходя или пропуская особо каверзные, в отличие от Рёхея, врать она за эти годы научилась неплохо.

Когда пока-еще-Сасагава отказывается выпить и поясняет это, лучась улыбкой, тем, что она в том положении, из которого выйдет не скоро, гости удивленно и несколько ошарашено косятся на Саваду. Почему-то в том, что он может заделать детей, многие сомневались. Гокудера рядом с ним бубнит нелицеприятные эпитеты, которые Десятый даже сейчас не решился бы повторить, и пытается уломать босса покинуть этот балаган. Тсуна ждет. Ожидает, пока Киоко перестанет выдерживать своих дурочек-подружек, какой и сама раньше была, и сама могла остаться, если бы не это всё, и пока наговорится с Курокавой.

Её хватает ненадолго.

Десятый отсылает своих Хранителей, когда они покидают опостылевшую им всем вечеринку, и предлагает невесте навестить родителей, раз уж они приехали. Заверяет обрадованную Киоко, что Рёхей обязательно к ним скоро присоединится, а пока у него дела, о которых он не рассказал даже Тсуне (Киоко хихикает, будучи полностью уверенной, что дела эти связаны с её подругой), но сам не может быть уверенным в том, захочет ли Сасагава вернуться в отчий дом с руками по локоть в крови после зачистки неугодной мафиозной семьи. Тсуна бы не сунулся в Японию в тяжелые для Вонголы дни, забрав всех Хранителей, только для того, чтобы свозить любимую встретиться с одноклассниками, но ей об этом лучше не знать, и Рёхею лучше успеть оттереть кровь и запах смерти с себя до того, как показаться семье.

Сам Савада после своего первого убийства до сих пор не может смотреть в глаза матери.