- С каких пор учеников с геройского факультета пускают к нам, простым смертным?
Денки думает, что ехидному лицу Шинсо подошел бы миллион Вольт. Он никогда не прекратит язвить, верно? Его _якобы_ самоуверенная поза будто стремится убедить других в крутости Хитоши, мол, да, я стою ниже в иерархии академии, но при необходимости могу наступить на твое горло или заставить тебя справляться с этой задачей самостоятельно.
"Если я ему отвечу, он может промыть мне мозги, но тогда разумнее было и не приходить», - дверь отрезает Каминари от путей побега. Впрочем, уходить ему не так уж и хочется.
Размеры синяков под глазами Шинсо явно превосходят желание Денки забыть об идее завалиться в комнату больного: не зря же тот набирался смелости перед зеркалом с видом побитой собаки.
И больного, кстати, буквально.
- Просили отнести тебе ужин, - Господи, самая глупая отмазка из всех возможных.
Рамен заполняет всю комнату аппетитным запахом, поэтому подкол Шинсо так и не прозвучит, хотя Каминари прекрасно знает, что ему не верят.
И это никого не волнует.
- Любишь острое? – Хитоши возится несколько секунд, выбираясь из пледа. Озноб подпитывался холодом в здании, а болезненным стал не только вид. В любой другой день исцеление оказалось бы очень кстати, но на выходных покидать кровать было бы преступлением.
Видимо, отсутствие Шинсо на завтраке не осталось без внимания, раз Каминари явился в чужой корпус и выяснил номер комнаты.
С чего вдруг такая забота?..
- Только если это не ножи, - Денки все никак не мог прижать свою задницу к месту и осматривал буквально каждую деталь интерьера. Не хватало еще критикующе ткнуть пальцем во что-то со словами: «Выкинь этот хлам немедленно, он привносит барокко в модерн!». Каминари, кстати, не расположен к критике абсолютно, в особенности когда дело касается других людей. В особенности Шинсо, который либо не воспринимал юмор, либо шутил слишком тонко: на той самой грани между интеллектуальными остротами и полным непониманием окружающих. Каминари просто любил выяснять что-то новое о человеке через изучение его вещей.
- Из-за таких каламбуров у тебя и нет друзей.
- У меня есть друзья, - возражает Каминари не так активно, как предполагал Шинсо, оттягивая в сторону шарик колыбели Ньютона, - Зачем тебе эта штука?
«Друзей настолько много, что ты решил лично меня накормить?»
- Помогает сконцентрироваться, - по какой-то причине Хитоши еще не возмущен наглым вторжением в личное пространство, не хотелось даже шлепнуть руки, которые тянулись к школьным тетрадям, - Что, списать захотел?
- Не-а, решил оценить твой почерк.
- И как, стоит позаниматься с трафаретом? – Шинсо усмехается, и на столик падает пара пакетиков со специями.
- Хрипишь так, будто тебе пятьдесят. И ты серьезно решил есть это? Пощади, не хочу тонуть в соплях.
Денки слишком много, он шумный, резкий, каким-то образом умудряется занять большую часть дивана и впихнуть лапшу в руки хозяина комнаты, будто не он в гостях, а гости у него.
Трещит ли голова у Хитоши? Да, мать его.
Делает ли Каминари хуже своей суетой? Возможно, но желания выдворять его вон у Шинсо нет. Что удивительно.
Он привык лечиться самостоятельно, топать ночью за таблетками от боли в горле, потому что не хотел напрягать мать. И это его вполне устраивало: нелицеприятная картина в виде покрасневшего носа и опухших глаз запомнилась только отражению. Зеркало чудом не трескалось в такие моменты.
Однако Денки никто сюда силой не тащил, о простуде упоминалось лишь подколами в его стиле и ненавязчивым вниманием. Надо быть последним мудаком, чтобы грубить в ответ на это.
- Тогда это все твое, - Каминари не успевает понять, как в его стакане оказывается двойная порция приправ, - Ну-ну, не бойся, от этого еще никто не умер.
- Я буду первым, - стонет Денки, воскрешая в памяти горящий рот после экспериментов с Табаско. Если чувствительных людей не пытают острой пищей, то человечество ничего не знает об истинных страданиях, - Ты знаешь, что я не ем такое?
- Ага.
- И тебе плевать?
- Абсолютно, - ладно, Хитоши бы не стал издеваться так откровенно: жгучесть приправы мог ощутить разве что младенец, но он не хотел упускать возможность полюбоваться на страдальческую мину.
- Если начну дышать огнем, то позови Бакуго, пусть позавидует, - Денки смешно жмурится, когда жует, через секунду его лицо вытягивается в удивлении, - Я ожидал подвоха, а это даже вкусно. Облажался.
- Подвох в том, что его не было, - изрекает Шинсо с видом мудреца. Почти Конфуций наших дней.
Если бы спросили, рад ли он компании гиперактивного собеседника, то категоричное «Нет, лучше бы сидел в тишине» обрубило бы вопрос на полуслове. Фишка в том, что его лицо говорило об обратном.
- Почему здесь так холодно? Удивительно, что не заболел весь класс, - горячий стакан Денки облепили его же пальцы, будто тянулись к последнему источнику тепла в мире. Хитоши бы отнесся к этому с сочувствием, не будь он равнодушен к низким температурам; вот на жару можно гневно плеваться, а зимой нацепил на себя куртку – и живи спокойно. Дома всегда найдутся какао, одеяло и какой-нибудь древний свитер – его утилизация откладывается на неопределенный срок из-за веяния ностальгии.
«Если не выглядеть неловким, то и вся ситуация не окажется таковой», - прокручивает в голове Хитоши, накидывая плед на чужие плечи. Нет, он не заботливый, мимолетное желание нельзя списать на заботу.
- Не хочу оказаться виноватым в твоей простуде, - он жмет плечами в ответ на непонимающе-благодарный взгляд, - Сомневаюсь, что ты будешь спокойно лечиться и не заразишь всю академию.
Для экстраверта Каминари болезнь была сродни концу света, тем более в детстве, когда его так и тянуло куда-то залезть или к кому-то пристать с очередной Гениальной Теорией. С возрастом отвратное самочувствие начало восприниматься с большим трагизмом: заболей Денки сейчас – он бы лежал и картинно вздыхал, пусть это и банальная мигрень. Может, на всякий случай взялся бы за завещание.
- Знаешь, уже темнеет. Не хочется идти обратно к себе.
- К чему ты это? – может, кому-то косить под недогадливого дурачка давалось с легкостью, но не Шинсо.
- Переночую здесь.
- Ты же знаешь, что перед сном комнаты проверяют? Или ты заранее продумал план, а мне сейчас бессовестно врешь?
Через несколько мгновений тишины и активного мыслительного процесса Денки его глупая (и чересчур милая) улыбка выбивает из Шинсо каждую из тех едких фразочек, которые уже висели в воздухе.
Естественно, все спланировано еще с обеда. Уговорить Момо было не так уж и трудно, правда, перед этим пришлось выслушать короткую нотацию о том, что ее причуда растрачивается зря и что Каминари безответственный ребенок. После этих слов Яойорозу с напутствиями удачи создала человеческую фигуру: она бы наверняка оказалась в гнилых помидорах после оценки судей, но для элементарного обмана вполне сойдет. Кто будет рассматривать лицо человека, лежащего под одеялом?..
Каминари проникся глубоким уважением к Момо еще с первых дней обучения. Позже он пришел к выводу, что она не только умнее большинства в школе, но еще и отличная подруга, которая отвесит тебе воображаемого пинка и все равно поможет с самой тупой идеей на свете.
- Черт с тобой, - Хитоши сдается без особого сопротивления. Он бы мог с легкостью включить свой привычный режим «неприступность и хамство», однако…
Компания и впрямь приятная. Каминари неуместно шутит, спрашивает, боится ли Шинсо щекотки, а потом сам от нее же и хохочет, когда ледяные пальцы тыкают его под ребра.
До отбоя они добираются до всей супергероики на свете и несколько часов пялятся в экран ноутбука, споря о репутации Бэтмена. Нейтральное мнение: статусом лучшего опекуна в мире должен обладать Альфред, а латексные костюмы в жизни бы дико скрипели и привлекали внимание врага за несколько кварталов.
Решение травить страшилки – не самое удачное для Каминари, который трясется от малейшего шороха и молча проклинает себя за то, что интерес куда сильнее. Шинсо бы направить такую бурную фантазию в написание сценариев для хоррор-фильмов вместо запугивания других по ночам – кассовые сборы обеспечат и его, и всю семью до конца дней.
- Я уйду раньше подъема, не волнуйся, - они лежат на разных краях кровати, но дыхание друг друга ощущается чересчур близко.
По какой-то причине беспокойство Шинсо насчет лишнего в комнате не подает признаков жизни. Каминари вертится с одного бока на другой, привыкая к жесткой постели – это даже не раздражает, а стянутый плед не хочется стащить обратно на себя.
Из бессвязного мычания Шинсо в ответ Денки успевает разобрать что-то вроде: «Можешь не торопиться» и довольно улыбается, потому что он, вообще-то, и не собирался.