С этой ночью что-то не так.
Только такой вывод напрашивается после второго (ли?) часа размышлений; пока цифры на будильнике у кровати сменялись одна за другой, Уилл беспрерывно пялился в потолок. Пялится и сейчас. Спать хочется на грани с невыносимым — тренировки жёсткие, патруль затянулся до позднего вечера, всё тело ноет беспрерывно. Уилл понимает — нужно отдохнуть. На утро он ощутит себя уставшим ещё сильнее, и смотреть в глаза Акире — вечная с ним проблема — будет сложно.
Но в голову лезут воспоминания из детства и четырёхлетней давности — это: очевидная слабость, непробиваемая глупость, собственная беспомощность, абсолютная бесполезность и паника-паника-паника. Простой ребёнок, не способный хоть как-то помочь близким, из кожи вон лезет, старается быть рядом по мере сил, но в итоге
рушит всё.
В горле ком.
Вырезать бы эти фрагменты, как ножницами режут киноленты, но ведь тогда он вновь станет бесполезным?
Слабым.
Изменилось ли что-то вообще?
Уилл понимает — нужно отдохнуть.
.
.
.
Уилл тяжело вздыхает — поднимается с кровати и выходит в гостиную.
Бесполезно.
Надо проветриться.
Гаст просыпается резко, в холодном поту и с застрявшим в горле криком. Дышать не получается — лёгкие в иглах и отдаются болью при каждой попытке. Хватается за шею, но делает только хуже, и теперь не кажется — уверен, что
задыхается.
Отпускает далеко не сразу. В ушах ещё звенит; потряхивает не только руки — всё тело бьёт мелкой дрожью, и приходится судорожно сжать пальцы, делая глубокий вдох — получается паршиво и не с первого раза.
Кричать уже не хочется, зато тянет курить. Много курить.
Он никогда к этому не привыкнет.
Рена не разбудить даже из дроби, поэтому Гаст не переживает об опасности быть замеченным — выскальзывает из комнаты и гостиной, чтобы уже через несколько минут оказаться на крыше. Воздух ночью холодный, и на этот раз тело дрожит не от очередных кошмаров и ощущения крови на руках и во рту.
Приятно.
Но на языке всё ещё мерзкий привкус — фантомный, и Гаст спешит достать из кармана толстовки пачку, зажать сигарету зубами и щёлкнуть зажигалкой — никотин лучше железа и пыли.
— Надеюсь, ты не планируешь дымить здесь на постоянной основе.
Недовольный голос со стороны какого-то куста неподалёку пугает, и Гаст едва ли не давится в затяжке.
— Уилл? — он медленно обходит растение и, удивлённо вскидывая брови, ожидаемо сталкивается с хмурым взглядом снизу. — Ты что тут делаешь в такой час?
— Не твоё дело, — Уилл отводит глаза обратно к цветам рядом и мягко гладит кончик листа — в темноте почти чёрный.
Гаст лишь неловко улыбается. Это было вполне очевидно, и более невероятно скорее услышать честный и искренний ответ. Впрочем, с растениями он очень даже искреннен.
Уилл не видит, но слышит, как Адлер отходит к скамейке позади и б у к в а л ь н о падает на неё; затягивается, выпускает дым в воздух — дыхание едва заметно дрожит.
Откуда такая внимательность — непонятно. Уиллу не нравится.
Состояние Адлера не нравится тоже.
Уровень тревоги почти на нуле, растения и свежий воздух помогают быстро успокоиться практически всегда, а на крыше их, благо, в достатке. Навязчивые мысли отступили минут десять назад, сейчас главная задача — подышать ещё немного, встать и пойти спать. Завтра обучение, тяжёлые тренировки, патруль, и это не забывая о присмотре за Акирой, — куча работы.
Гаст Адлер в планы не входил и входить не должен.
— А сам-то? — Уилл Спраут, ты беспросветный кретин.
Гаст в очередной раз почти давится дымом и растерянно смотрит в спину Уилла, который до сих пор сидит около куста и теребит пальцами листья. Честно? Скорее представлялось, что он сбежит сразу, не стерпев неприятной компании.
Но — в а у — он остаётся на месте и, что более важно, начинает диалог сам.
Это ведь точно реальность?
Першение в горле после глубокой затяжки и до сих пор подрагивающие пальцы говорят, что, кажется, да.
Гаст отвечает после неприлично долгой паузы:
— Дурной сон, — он слабо усмехается, прикрывая глаза, и коротким движением стряхивает пепел в мусорку рядом. — Решил немного проветриться.
— Кошмар? — Уилл отвечает мгновенно, словно боится что-то упустить. Возможно, желание пообщаться, как нормальные люди, которое появилось чёрт знает откуда. Впервые, в п е р в ы е Адлер кажется не опасным преступником, не волком в овечьей шкуре, а
человеком.
Живым человеком.
Гаст распахивает глаза, с н о в а растерянно смотрит на Уилла — теперь вместо того, чтобы увидеть его спину, натыкается на пристальный взгляд, брошенный через плечо. В горле ком, и сглотнуть неожиданно тяжело, словно находится под прицелом. С Уиллом всегда так. Каждый раз ловить его взгляд — это как напороться на острый скальпель, с поразительной лёгкостью вскрывающий грудную клетку; оказываешься под давлением и любой неосторожный шаг подобен взрыву мины.
Но сейчас Уилл просто смотрит. Не колет, не режет, не пригвождает к месту.
Всего лишь
просто смотрит.
Словно действительно хочет п о н я т ь.
А Гаст уже ничего не понимает — эта ночь абсурдна и явно выходит за рамки.
Спонтанность всегда была ему близка.
— Ага, — и замолкает сразу, не планируя продолжать. Вот только пристальный взгляд никуда не девается, и Гаст догадывается — Уилл ждёт. Почему-то, выдыхая дым, теперь ощущается небольшая лёгкость. Можно ли сказать, что хотя бы на эти несколько минут им удалось забыть о своих предрассудках? Хочется верить. — О прошлом. Только подумал, что избавился от него и начал сначала, но оно предследует даже здесь.
Уилл отводит взгляд и молчит какое-то время.
— Ты не можешь избавиться от прошлого. Без него перестанешь быть тем, кем являешься сейчас.
Кому говорит: Адлеру или себе — непонятно. Вероятно, успокоить пытается обоих — сам, до сих пор преследуемый старыми призраками, старается сбежать-сбежать-сбежать, как можно дальше.
Бесполезно ведь, да? Порой Уилл завидует Акире — хочется так же легко отпустить то, что было.
Но они о б а — не Акира. Так же — не получится.
— Пока не примешь его, оно будет продолжать напоминать о себе.
— Эй, Уилл. Ты боишься?
«Ты боишься меня?»
«Ты боишься прошлого?»
«Ты боишься м е н я п р о ш л о г о?»
.
.
.
— Да.
Уилл тут же поднимается и уходит с крыши, и у Гаста вырывается тяжёлый вздох. Конечно, удивительно, что этот разговор вообще состоялся, но впервые показалось, что они могут говорить, как обычные люди. Впервые они смогли поймать момент, когда необязательно шипеть, рычать и сбегать. И ему понравилось — Уилл не плохой человек, Гаст это з н а е т.
Но Уилл боится.
Это был первый раз, но хочется, чтобы он не стал последним.
— Эй.
Гаст поворачивается на голос и едва успевает поймать свободной рукой банку с... зелёным чаем?
— Но я хотя бы пытаюсь что-то с этим страхом сделать, — Уилл скрещивает руки на груди и снова смотрит непривычно спокойно.
«Тебе бы тоже не помешало, придурок.»
— Ты прав, — Гаст по-доброму усмехается и, затушив сигарету, с тихим шипением открывает банку. Вдруг замечает —
дрожь прошла.
«Спасибо.»
Призраки и зелёный чай