– Привет! 

Элджей подскочил на сиденье и чернильница, которую он опрометчиво поставил на колено, опрокинулась, оставив на его серых брюках и на полу характерные темные пятна. Девчонка в дверях тоже подпрыгнула от неожиданности и ойкнула. 

– Прости, я тебя отвлекла, мне... так жаль... – она вошла в купе и достала палочку. – Можно я?.. 

Элайджа лишь покачал головой и повел ладонью над испачканным коленом. Он привык хранить палочку в рукаве, чтобы не приходилось лишний раз рыться в карманах. Чернила, тонкой струйкой отделившись от ткани, отправились обратно в пузырек, который Камски тут же закрыл и снова поставил на сиденье. Девчонка смотрела на это, приоткрыв рот от удивления. 

– Я даже заклинания такого не знаю... – тихо произнесла она. 

Элайджа пожал плечами и поднял на нее взгляд. 

– Ты хотела что-то? – поинтересовался он.
– Да! – закивала девочка, оглядываясь по сторонам. – Ну, знаешь, купе... ехать вместе... 

Элджей широким жестом указал на пустующее место напротив себя. Зачем спрашивать, если здесь очевидно не занято? У него не было толпы желающих делить с ним купе. Девочка вздохнула, села напротив и, сложив руки на коленях, посмотрела в окно. Элджей вернулся к книге, в которой по случайности оставил чернильное пятно на странице. Ничего, случается, хорошо, что это не книга отца. Счищать чернила с бумаги, не повреждая при этом текст, он пока не научился. А иначе пришлось бы срочно везде рыться и искать средства, как это сделать. 

– Элайджа? – на сей раз осторожнее спросила девочка спустя некоторое время. 

Элджей снова поднял взгляд. 

– А... что ты делаешь? 
«Изучаю составы зелий для второго курса и анализирую ингредиенты, а ты знала, что редкую слюну акромантула можно заменить обычной свежей паутиной, и эффект отвара от этого не изменится?» – подумал Элайджа. 
– Читаю, – вслух сказал он и снова вернулся к книге. 
– Ты очень много читаешь... а что там? 
«Если знать специфику каждого ингредиента, можно сварить зелье, не зная точного состава», – подумал Элайджа, но вместо этого просто передал ей свиток пергамента, в котором делал записи. 

Девочка, на удивление, с видимым интересом заглянула в свиток, и некоторое время ничего не говорила, бегая глазами по бисерным строчкам, выведенным наскоро тонким пером. Элджей снова уткнулся в книгу, но то и дело косился на нее, ожидая, скажет она еще что-нибудь об этом или нет. 

– Это очень здорово! – вдруг воскликнула она, еще немного покрутила свиток в руках и вернула владельцу. – Я вот никак не могу запомнить, почему нельзя помешивать зелье в разные стороны. 
«Вообще-то, можно, но смотря какой отвар» – подумал Элайджа. 
– Спроси Манфреда, когда у нас будет урок, – пожал плечами он, убирая свиток в сумку. 

Девчонка еще немного помолчала. Элджей никак не мог сосредоточиться на тексте. 
– А что?.. – хотел было спросить он, раз за разом прокручивая в голове строчку: «А что нравится тебе?», но осекся. 
– Ингрид! – дверь купе распахнулась и внутрь заглянули еще несколько человек. – Мы тебя... ох, мерлинова борода! Что ты забыла в этом... в этом месте? 
– Мы разговаривали, – она показала на пальцах какой-то короткий отрезок. – Чуть-чуть. Элайджа очень... 
– Идем отсюда, вдруг чего подхватишь, – одна из подруг взяла Ингрид под локоть и потащила за собой. – В вагоне полно места. 
– Но я... 
– Проклятое купе, Ингрид, ты забыла? – с усмешкой шепнула ей подруга. 
«Может, ты просто отстанешь от нее, а?» – подумал Элайджа, но вместо этого резко тряхнул рукой, так что палочка, спрятанная в рукаве, скользнула в ладонь. 
– Может, мне правда кого-нибудь проклясть, чтобы вы все заткнулись, наконец, и не мешали мне читать? – тихо спросил он, даже не глядя на дверь. 

В купе стало тихо куда быстрее, чем он мог предположить.

***

За лето Элджей осознал и принял для себя две вещи: колдовать это очень круто, но особенно круто, когда знаешь контр-заклятья. Этому он научился в момент, когда еще не владеющий своими магическими силами Эллиот в попытке достать с дерева сбежавшую от него туда соседскую кошку по случайности превратил ее лапы в пучки водорослей. Слез было море, но все решилось буквально в один момент, когда заметивший происходящее отец легким движением палочки вернул кошку в норму, а младшего сына – в адекватное психическое состояние. 

В школе у него, наконец, появилась возможность испробовать то заклинание, на которое он засматривался в течение последних полутора месяцев, и оно действительно решило все его оставшиеся проблемы со страхом перед случайным колдовством и его последствиями. Теперь Элайджа, если вдруг что-то шло не так, как ему было необходимо, мог запросто вернуть все обратно, и никто бы даже не заметил, что он в чем-то налажал. 

Учиться стало легче. Элджей мог позволить себе время от времени расслабиться, не штудировал учебники целиком, а посвящал много времени тому, чтобы читать и изучать то, что особенно интересовало его в школьной библиотеке. С однокурсниками он по-прежнему не общался, а вооруженный нейтралитет, как он это называл – а иначе тот факт, что ученики попросту начали его побаиваться – его более чем устраивал. Слухами Хогвартс полнится, и Элджей время от времени улавливал краем уха куски сплетен. По крайней мере до того момента, пока не был ни с того, ни с сего в очередной раз вызван в кабинет Андерсона, который после прошлогоднего экзамена как-то подостыл к тому, чтобы докапываться до студента. 

– Я никогда толком не умел различать, где правда, а где просто выдумка, – как-то отстраненно начал профессор, косо посматривая на студента, пока тот с самым невозмутимым видом внимательно изучал какое-то неведомое багровое пупырчатое существо в квадратном аквариуме на столе. – Камски? 
– Я вас слушаю, профессор, – кивнул тот, не отрывая взгляда от ядовитой бубонной чешуйницы. 
– Ты в последнее время никому ничем не угрожал? – нахмурившись, напрямую спросил Андерсон. 

Элайджа отвлекся от диковинной зверушки, весьма серьезно задумался и покачал головой. Нет, точно не угрожал. 

– На прошлой неделе я наложил заклятье на двух студентов своего курса, – без зазрения совести сообщил он. – Но это не угроза. Я просил их не трогать мои конспекты. 

Профессор опустился на стул и на секунду спрятал лицо в ладонях. 

– Камски, ты в курсе, что принято сначала просить, а только потом накладывать заклятье? – спросил он после тяжелого вздоха. 
«Надо было вообще не просить» – подумал Элайджа. 
– Так намного действеннее, – вслух произнес он абсолютно ровным тоном. – К тому же, я сразу вернул все, как было. 
– На первый раз прощаю, но впредь не распространяйся об этом, особенно преподавателям, – Андерсон постучал себя пальцем по лбу, как бы намекая. – И в запретную секцию библиотеки ты не ходил? 
– Запретную секцию? – Элджей непонимающе склонил голову. 

Профессор на минуту отвернулся, внимательно изучая пейзаж за окном. 

– Хорошо, Камски, просто запомни, – в конце концов, произнес он. – Запретная секция на то и запретная, что в нее нельзя ходить. Никак. Ни днем, ни ночью, ни под воздействием каких-либо заклинаний, ты понял? Свободен. 
«Запретная. Секция. Библиотеки.» – подумал Элджей. 
– Разумеется, профессор, – сказал он, закрывая за собой тяжелую дверь кабинета. 

Именно. Запретная секция. Место, где хранятся книги намного более ценные, чем в основном крыле. Эта мысль буквально окрыляла. Элайдже потребовалось несколько дней, чтобы узнать о ней все, что только возможно, начиная от того, что литература там действительно на порядок серьезнее, до того, что допускают туда только некоторых старшекурсников, и то по письменному разрешению преподавателя. 

Спрашивать об этом у Андерсона было нельзя, хотя уж от него-то явно можно было хоть чего-то добиться. У Элджея оставался только один вариант. Заранее подготовив тему реферата, обозначив ее как «Сильнейшие органические яды и способы вывести их из организма», он, в конце концов, стоял перед столом Манфреда, искренне надеясь, что удача улыбнется ему в этот день. 

Профессор изучил предоставленное ему заявление и задумчиво покачал головой. По большому счету, ему было далеко наплевать, чем занимаются окружающие, в частности – студенты. Он был хорошим учителем, но плохим педагогом. Но даже он, спустя пару минут, вернул пергамент на стол и отодвинул от себя, жестом будто бы возвращая его Элайдже. 

– Вы же понимаете, что я не подпишу? – прищурившись, спросил он. 
«Вот, черт!» – подумал Элджей. 
– Но почему, профессор? – с самым что ни на есть невинным видом произнес он. – Материалов для этой темы нет в основной секции, я все просмотрел. 

Манфред вздохнул, потер пальцами уставшие глаза и задумчиво закатал рукава своей багряной мантии. Поговаривали, что директор Стерн просила его этого не делать, по крайней мере, при студентах, но тот ее просьбы игнорировал. Обращаться к нему, на самом деле, было неплохой идеей. Он никогда не выступал особым противником темных искусств, да и сам не мог похвастаться, судя по слухам, идеальным прошлым. О том, как он попал в школу и чем занимался раньше, история благополучно умалчивала, но сплетни разнились от того, что он был целителем-беженцем из Германии, до того, что он сам претендовал на место одного из самых опасных волшебников всей страны. Никакие из них, разумеется, не подтверждались, и вряд ли хоть что-то из этого было правдой. Элджей невольно засмотрелся на покрывающие его руки волшебные татуировки, узоры на которых будто постоянно перемещались и гипнотизировали зрителя. 

– Мальчик мой, – голос профессора вывел его из подкатывающего оцепенения. – Конечно, идея с тем, чтобы подкупить меня темой своего реферата, безусловно, очаровательна. Но я не первый день вас учу. Может показаться, что я не обращаю на жизнь студентов никакого внимания, но не стоит настолько меня недооценивать. 

Впервые за все время, что Элайджа провел в школе, ему вдруг стало перед кем-то стыдно. Манфред смотрел на него и будто бы насквозь видел. 

– Я очень надеюсь, что сейчас вами движет любопытство, – продолжал тем временем тот. – Но постарайтесь не делать того, о чем потом можете пожалеть. Даже если это наспех брошенное проклятье в ответ на чьи-то оскорбления. 

Элджей почувствовал, что краснеет. Профессор Манфред вообще декан Слизерина! Откуда он может знать о том, что происходит в пределах гостиной другого факультета? Или в голове самого Элайджи... 

– Поэтому нет, мистер Камски, я не подпишу эту бумагу, – профессор, в конце концов, только покачал головой. – Вы пока слишком молоды для того, чтобы по настоящему оценить те знания, которые находятся в этой секции. 
«И почему для каких-то знаний нужно состариться?» – подумал про себя Элайджа. 
– Потому что вы пока не сможете должным образом применить их, – ответил на его вопрос Манфред и усмехнулся. – У вас все на лице написано, мистер Камски. Не удивляйтесь. 
Элджей забрал листок пергамента и сунул его в карман. Его последняя надежда рухнула. Идти с этим к своему декану уж точно было бесполезно, да и другие преподаватели вряд ли оценили бы его стремление добраться до этих книжек. И не важно, для чего они были ему нужны. 

– Мистер Камски, – вдруг окликнул его Манфред, когда Элджей уже стоял у двери. 

Тот обернулся. 

– Мой вам совет: не позволяйте никому запрещать вам делать то, что вы действительно хотите, – в глазах профессора плясали шальные огоньки. – Вы же знаете, что любопытство – не порок, верно? 
«Конечно, профессор» – подумал Элайджа, кивнул и вышел из кабинета.

***

Пробраться в запретную секцию среди ночи оказалось безумно сложной задачей. Нельзя было использовать свет, иначе заметят, передвигаться приходилось наощупь. Он освоил парочку отпугивающих заклятий, но каждые несколько метров пути приходилось накладывать их заново – это занимало кучу времени. Но, в конце концов, спустя порядка сорока минут коротких перебежек между пустыми классами, труды окупились. От каждого лишнего звука сердцебиение Элайджи ускорялось так, что он шептал еще парочку защитных заклинаний, даже будучи в курсе, что от такого их количества его уже вряд ли кто-то заметит. Скрипучая решетка, отделяющая стандартную секцию библиотеки от запретной, отворилась, впуская его внутрь. 

Все было бы куда проще, знай Элджей, что ему нужно. Но он понятия не имел, сам факт нахождения здесь уже приводил его в дикий восторг. Он глазел на полки снизу вверх, бегло просматривая названия книг при тусклом свете волшебной палочки. Здесь были книги по алхимии, которую он пока не изучал, и книги по зельеварению, о которых даже никогда не слышал. Не все было действительно тесно связано с темными искусствами, некоторые из учебников явно помещались сюда по каким-то личным, непонятным причинам. Элджей едва вспоминал, что ему все еще следует накладывать защитную магию, чтобы не попасться в самый последний момент. 

Его привлекла секция продвинутой трансфигурации. Элайджа вообще питал к этой части магического искусства весьма трепетные чувства, считая, что превращение одного предмета в другой это та самая особая наука, не подвластная никому, кроме природы и, собственно, волшебников. Снизу он мог видеть только первые три полки, дальше ни его роста, ни света палочки уже не хватало, и названия фолиантов тонули в темноте библиотеки. Стараясь быть бесшумным, как мышь, Элджей осторожно придвинул лестницу к шкафу, поднявшись на несколько ступенек. Некоторые из книг приходилось выдвигать, чтобы разобрать, что написано на обложке, другие были прикованы к полкам тяжелыми цепями. В конце концов, его взгляд зацепился за один из потертых корешков. Фолианту было, по меньшей мере, лет двести, по крайней мере, страницы его едва ли не рассыпались в руках, и приходилось быть максимально аккуратным, чтобы случайно не вырвать одну из них. На обложке выцветшими чернилами было написано: «Истоки трансфигурации в проклятьях древности». Сочетание слов «истоки» и «проклятья» особенно нравилось Элджею. Он готов был всю ночь простоять на лестнице, вчитываясь в мелкие, едва различимые строчки. 

– Аларте Аскендаре! 

Элайджу будто подбросило вверх потоком воздуха. Подлетев еще на полметра, он не сумел уцепиться за лестницу и грохнулся на пол, хорошенько приложившись копчиком. Книга, которую он держал в руках, на капли не пострадала, попросту зависнув в воздухе, а после медленно вернувшись на свою полку. Элджей потирал ладонью затылок – не то чтобы он умудрился разбить голову, но при падении весьма неудачно ударился и теперь не совсем понимал, где конкретно и что у него болит. Он даже не сразу осознал, что случилось, пока чья-то рука не схватила его за ворот мантии и не вытащила из под крохотного купола защитной магии. 

– Мерлиновы кальсоны! Камски, почему именно ты?! 

Элайджа кое-как поднялся на ноги, не без помощи твердой руки Андерсона, стоящего теперь рядом с видом сурового тюремного надзирателя. Было даже не совсем обидно. Нет, само собой, обидно, конечно, раз он сумел сюда добраться, и провалился в самый последний момент, но при всем этом Элджей понимал – обставить профессора Андерсона ему пока было не по зубам. 

– Минус пятьдесят очков Равенкло за твою выходку! – бушевал тем временем Андерсон. – Я же сказал, секция запретная! У тебя мания на слово «запретная», Камски? 
«Хуяния» – хмуро подумал Элджей. 
– Простите, профессор, – вслух проговорил он, глядя в пол и совершенно не чувствуя за собой никакой вины в этот момент. 
– Вот так запросто взять и простить?! – горько усмехнулся Андерсон. – Во-первых, твой отец будет счастлив получить письмо по поводу твоего поведения. Во-вторых, чистка уток в больничном крыле... 
– За что ты с ним так строго, Хэнк, мальчик всего лишь интересуется литературой. 

Элджей оторопело перевел взгляд. Профессор Андерсон был не один. Возле дальнего шкафа, задумчиво заложив руки за спину, стоял Манфред, из-под лиловой мантии которого виднелись шелковые пижамные штаны. Глаза у него также блестели теми самым шальными огоньками и будто улыбались Элайдже, говоря: «неужели ты думал, что это так просто сойдет тебе с рук?». 

– Это еще не строго, – буркнул в ответ Андерсон. – То ли я не знаю, что ты делаешь со своими студентами за провинности, Карл. 
– Мистер Камски проявил чрезвычайное любопытство, – все также загадочно улыбаясь произнес Манфред. – Все мы время от времени нарушаем школьные правила. Разве они не для этого созданы? 

Элайдже было странно слышать это от него. Очевидно ведь, что Манфред самолично сдал его, так почему он теперь его защищает? 

– Просто он был неосторожен и недостаточно подготовлен, – задумчиво продолжил профессор, глядя на полки с книгами. – Хорошо еще, что не активировал воющие чары, например, с помощью манящего заклинания... 
«Спасибо, профессор, я учту» – подумал про себя Элджей. 
– А ты не поощряй его лишний раз, а-то подумает еще, что нарушать правила это в порядке вещей, – вздохнул Андерсон. 
«А разве нет?» – снова подумал Элайджа. 
– Не подумаю, профессор, – вслух произнес он в попытке покаяться. 

Андерсон тяжело вздохнул и снова посмотрел на студента. Не умел он быть по-настоящему строгим. 

– Ладно, на первый раз письмо и чистка уток отменяются, – в конце концов, махнул рукой он. – А сейчас марш в спальню. И чтобы после отбоя я тебя больше в коридорах не видел. Ты меня понял, Камски? 
«Разумеется, я буду предусмотрительнее» – подумал Элджей. 
– Да, профессор, – снова произнес он вслух, не поднимая взгляд. 

Следующая подобная этому сцена разыгралась после Хэллоуина. 

– Камски! Тебе библиотекарь подмешал любовное зелье в тыквенный сок?! – воскликнул Андерсон, держа за руку отводящего глаза Элайджу. 

Вообще-то, он бывал тут не второй раз, а четвертый, но профессору об этом знать было не обязательно. Просто сегодня он настолько задумался, что по неосторожности зажег палочку чересчур ярко и забыл о защитных заклятьях, коих стало в полтора раза больше, чем раньше. Андерсон буквально поймал его с поличным за чтением той самой книги об истоках трансфигурации, уже на последней ее трети. 

– Что сегодня скажешь в свое оправдание? – сурово спросил профессор, не отпуская руку студента. 
«Извинюсь, что снова заставил вас нервничать, профессор» – подумал Элайджа. 
– Что хочу дочитать книгу, – тихо пробубнил он себе под нос. 

Андерсон раскрыл было рот и замер, даже руку Элджея отпустил, так что тот теперь растирал ноющее предплечье. 

– Что, прости?.. 
– Я хочу дочитать эту книгу, – уже более уверенным и громким голосом произнес Элджей, поднимая глаза. – А вы мне мешаете. 

Профессор был ошарашен. Вряд ли ему когда-нибудь отвечали подобным образом. 

– Минус семьдесят очков Равенкло, – в конце концов, тихо произнес он, и в его тоне было что-то, чего Элджей никак не мог понять. – Завтра я буду разговаривать с твоим деканом и директором. Быстро в спальню, и чтобы глаза мои тебя не видели раньше, чем на моем занятии. 

Элайджа злился. Злился на Андерсона, который наказывал его ни за что, всего лишь за попытку прочесть книгу, которая ему понравилась. Злился на себя за то, что был слишком неосторожен – а ведь Манфред его предупреждал. Злился на весь мир за то, что не может просто брать и делать то, что хочется. 

– Так вы не дадите мне дочитать? – спросил он с вызовом, которого сам от себя не ожидал. 
– Разумеется, нет, Камски, – Андерсон даже не усмехнулся. – Я думал, ты понимаешь, как следовало бы себя вести. И что если я пойду навстречу, ты больше не станешь меня подводить. Но, разумеется, ты всего лишь очередной избалованный... 

Он не договорил. 

«Кто же я, профессор?» – с подступившей к горлу горечью подумал Элайджа. Но спрашивать не стал, боясь услышать ответ.

***

Разумеется, Элджей получил выговор, к тому же, не один, но письма от родителей почему-то так и не получил. То ли руководство школы решило ничего им не сообщать, то ли сову сдуло порывом позднего осеннего ветра. Идею с тем, чтобы вернуться в библиотеку, он забросил, к тому же, теперь даже в стандартной секции он постоянно находился под наблюдением. Никто не стоял у него над душой, разумеется, только вот за ближайшим шкафом то и дело маячила морда здоровенной собаки, не пойми откуда взявшейся тут, и периодически пугала своим присутствием случайно натыкающихся на нее студентов. 

– Говорят, тебя наказали, – послышался за спиной тонкий голос. 

Элджей подскочил на стуле и обернулся. Почему все вокруг так любят эти внезапные появления и попытки с ним заговорить? Позади стояла та самая девчонка из купе, как же ее... Ирвен? Геррет? 

– Можно я присяду? – спросила она, тут же выдвигая соседний стул. 

Элайджа не проявил энтузиазма к ее идее, но возразить все равно не успел. Удобно устроившись рядом, девчонка осмотрелась и заговорщически наклонилась к нему. 

– А что ты искал в запретной секции? – шепнула она, будто их тут могли подслушать. 

Ну, вообще-то, и правда могли. 

– Я читал, – буркнул в ответ Элайджа, пытаясь вернуться к домашнему заданию. 
– Просто читал?.. – удивленно переспросила девчонка. 
– Я не практикую темную магию, если ты об этом хотела спросить, – вздохнул Элджей. 

Ему показалось, или она расстроилась после его слов? 

– Если будешь здесь сидеть, умрешь ранней и мучительной смертью, – совершенно спокойно произнес Элджей, перелистывая учебник на следующий параграф. 
– Ты правда проклинаешь студентов? – охнула девчонка. 
– Нет, но они так думают, – он улыбнулся одними уголками губ. 
– А тебе это, я смотрю, даже нравится. 

А почему бы и нет? Элайджа только пожал плечами, но на самом деле, ему и правда нравилось. Он привык, ему не нравилось разговаривать с людьми о ерунде, а когда его побаивались – то не трогали. 

Неподалеку послышалось приглушенное сопение. Элджей откинулся на спинку стула и заглянул за край ближайшего книжного шкафа, встретившись с пристальным тяжелым взглядом собачьих глаз. Он уже привык к этому животному, оно его мало смущало. Девчонка же вдруг с энтузиазмом повернулась на стуле, наклонилась и протянула руки. 

– Сумо! Иди сюда!

 Пес поднял голову, поднялся и медленно, как огромный мохнатый крейсер, выплыл из-за шкафа целиком. Элайджа раньше не обращал внимания на его размеры, ровно до тех пор, пока чужой бок едва не снес его вместе со стулом, столом и покоящимися на нем учебниками. Девчонка от собаки была в полном восторге – чесала за ухом, гладила по макушке и даже позволила положить слюнявую морду себе на колени. 

– Хороший мальчик, – с улыбкой произнесла она, почесывая лохматое чудовище по загривку. 
– Вы знакомы? – фыркнул Элайджа, который к собакам относился весьма скептически, как и ко всему живому, что очевидно уступало ему в интеллекте. 
– Это пес профессора Андерсона, – ответила девчонка, не переставая гладить собаку. – Говорят, ему лет больше, чем самому профессору, хотя, это не правда. Я в детстве с родителями пару раз у него дома бывала, папа работал в отделе магических происшествий и общался с мракоборцами. 

Он так и знал, что это инициатива профессора. Краем уха Элджей слышал, что тот порывался приставить к нему своего патронуса, но директор Стерн уговорила его не тратить силы и здоровье. Сильно же Элайджа задел его за живое. Девчонка тем временем достала из сумки припасенную с обеда булочку, которой Сумо теперь старательно чавкал. 

О том, что Андерсон бывший аврор, знала, пожалуй, вся школа. А вот что сподвигло его оставить пост и уйти преподавать было тайной. Никто толком не мог ответить на этот вопрос. Говорили, что его сильно ранили и даже лишили части магических сил – что, разумеется, не было правдой, так как Андерсон мог дать фору не только студентам, но и большинству преподавателей. Ходили слухи, что он стал бояться этой работы, и даже, что кто-то из темных магов убил его семью, и с тех пор профессор сам не свой и отказывается возвращаться на службу. 

Элайджу эти вещи не особенно интересовали. 

– Кто разрешил кормить животных в библиотеке?! – послышался вдалеке надрывный голос, и девчонка тут же сунула Сумо остатки булки, мгновенно исчезнувшей в его необъятной пасти. 
– Кажется, мне пора, – хихикнула она. – Если что, вали все на меня. 

Пес проводил ее печальным взглядом и снова ушел прятаться за шкаф. Элджей тоже взглянул в последний раз на спину однокурсницы, вздохнул и вернулся к конспекту. И чего она так стремится с ним общаться? Больная, что ли? И как, интересно, ее все-таки зовут...

***

Свои вторые Рождественские каникулы Элджей все же решил провести дома. Как оказалось, родители были в курсе происходящего в школе, но особенных эмоций по этому поводу не проявляли. Отец даже пошутил, что Элайджа не был бы его сыном, если бы не попытался хоть раз пролезть в запретную секцию школьной библиотеки. Можно было вздохнуть спокойно – выговор отменяется. 

В доме по-настоящему пахло Рождеством. Элайджа даже оставил на время все свои книги, проводя большую часть времени с братом, который по поводу его приезда был, пожалуй, счастливее всех остальных членов семьи вместе взятых. Целыми днями он расспрашивал Элджея о Хогвартсе, о факультетах, о занятиях и профессорах, и крайне настойчиво канючил, чтобы старший братишка что-нибудь ему наколдовал. Много времени Элайджа потратил на то, чтобы объяснить ему, что колдовать вне стен школы ему категорически запрещено. Эллиот, конечно, горестно вздыхал, но спустя некоторое время снова возвращался к тому, чтобы начать капать ему на мозг. 

Элджей, конечно, был в общении весьма своеобразен, если можно так выразиться, но противиться младшему брату в подобных случаях было выше его сил. Эллиот был единственным, кто способен был хоть как-то на него повлиять. В конце концов, стена сопротивления была сломлена очередным взглядом печальных голубых глаз. 

Элайджа не очень много знал о том, каким образом министерство отслеживало возможность школьников колдовать, но примерно об этом догадывался. Разумеется, никто не заморачивался тем, чтобы следить, что за магию творят школьники, и тем более, чтобы накладывать чары на каждого из них, еще и снимать потом в день их семнадцатилетия – да таких чар, в общем-то, и в природе-то не существовало, дабы не нарушать личностные границы магов. А потому, им был сделан определенный вывод, что магия, какой бы она ни была, должна была исходить не от него, а как минимум рядом с ним. 

Утром сочельника, взяв Эллиота за руку и велев быть тише воды, Элджей взял палочку и направился в сторону кухни. Миссис Камски никогда не доверяла рождественских блюд даже собственному мужу, так что волшебство бытовой магии творилось в их доме целые сутки без перерыва. Вот и сейчас, поднявшись раньше остальных, она, тихонько что-то напевая, следила за тем, как крошится в мелкие кубики свежий картофель, фаршируется индейка и закипает на огне ароматный суп. Элджей, удачно спрятавшись за диваном в гостиной, откуда прекрасно прослеживалось все, происходящее на кухне, достал палочку из-под домашнего свитера и приложил палец к губам. Эллиот, глядя на него во все глаза, кивнул, устроившись на полу рядом. 

Он потратил полночи на то, чтобы из целой кучи заклятий выбрать то, которое он покажет брату. Что-нибудь яркое, то, что сможет по настоящему его впечатлить. Элайджа выглянул из-за дивана в последний раз, чтобы убедиться, что мама сейчас в их сторону не смотрит, он глубоко вдохнул, для сосредоточенности, прошептал заклинание и взмахнул палочкой. Сноп крохотных алых искр вырвался из ее кончика и замер в воздухе, принимая причудливые формы, чтобы в конце концов прекратиться в крохотную ящерку, которую Эллиот с замиранием сердца посадил к себе на ладонь. Ящерка взглянула на него сияющими красными глазками, взобралась по руке на плечо и вспыхнула таким же снопом искр, рассыпавшись в воздухе, как сказочная рождественская игрушка. 

– Вау! – восхищенным шепотом произнес он, во все глаза глядя на брата. – Вас этому учили? 
– Не совсем, – подмигнул ему Элайджа. – Но со временем научишься, это не так трудно. 
«Всего лишь продвинутый курс трансфигурации и немного экспромта» – тут же подумал он. 

На самом деле, волнение не отпускало его в последующие несколько часов. Эллиот, конечно, больше не просил его колдовать, но Элджей не был до конца уверен в своей теории, потому прислушивался к каждому звуку в доме, любой из которых мог быть шуршанием крыльев совы из министерства за окном. Но совы не было. Либо он оказался прав, либо комиссия по наблюдению за несовершеннолетними магами в праздники не работала. 

Так или иначе, но к вечеру он окончательно успокоился. Если по его душу не пришли сразу, вряд ли кому-то придет в голову делать это в ближайшие дни. Вероятно, если верить его теории, количество магии в их доме было так велико, что никто не обратил внимание на простенькое заклятье, к тому же, вполне обоснованное в праздничный день. Мало ли кто в семье волшебников мог устроить маленький салют. Может, тот же Эллиот, пока не владеющий в полной мере своими способностями? 

Элайджа даже не представлял, на сколько он будет рад сидеть с семьей за одним столом. Подобные вещи обычно были пропитаны какой-то серьезностью, напыщенностью, свойственной только церемониям и званым обедам, но именно в Рождество все было иначе. Даже мистер Камски, имеющий обыкновение прятаться за газетой или вести нудные никого не интересующие рассказы о работе, подкрепляя их такими же скучными шуточками на непонятные никому темы, словно бы преображался в этот день, смеялся и устраивал за столом целое представление, состоящее из хлопушек, фейерверков и воплей миссис Камски о том, чтобы он прекратил сорить конфетти в салат с фасолью. Эти дни Элайджа любил больше всего в своей жизни, пожалуй, даже больше, чем новые знания или удавшиеся заклятья. 

– Так как Элайджа благополучно пропустил День благодарения, – произнесла мама прежде, чем приступить к ужину. – Предлагаю нам всем сейчас поблагодарить духов Рождества за все хорошее, что произошло за этот год. 
– У меня еще не накопилось благодарностей с ноября, – насупился Эллиот, силящийся придумать что-нибудь поинтереснее. 
– Ты можешь повторить предыдущие, дорогой, – кивнула миссис Камски, посмотрев на старшего сына. – Элайджа? 

Элджей вжал голову в плечи. Он понятия не имел, за что он может поблагодарить несуществующих (и он мог это доказать!) духов Рождества, и был в этом еще хуже Эллиота, который при желании выдумал бы благодарностей на целую получасовую речь. 

– Спасибо за праздник, – нехотя произнес он, глядя в свою тарелку. – И за легкие задания на экзаменах... 
«... не то, что у Андерсона в прошлом году...» 
– … и за прекрасных людей, с которыми я учусь... 
«... которые предусмотрительно ко мне не лезут...» 
– … и за то, что в этом году я приехал домой на каникулы. 

Он замолчал, и за столом повисла тишина. Первым ее разорвал мистер Камски, огласив комнату несколькими широкими громкими хлопками, что определенно значило, что всем тут неплохо бы поаплодировать Элджею за его откровения. 

– Прекрасный повод для благодарности, сынок, – сказал он и, прочистив горло, выпрямился. – Я хочу поблагодарить духов Рождества за прекрасную возможность провести этот вечер с моей семьей, а не на очередной глупом вызове! И еще, за впечатляющие достижения моих детей и за повод ими гордиться. 

Элайджу от его слов слегка передернуло, так что хлопал он вяло, едва слышно. Отец всегда говорил о достижениях, о баллах, о чести и гордости семьи Камски, в чем Элджей уж точно ни капли не смыслил. Все, что он понимал – это то, что если однажды он принесет оценку ниже «превосходно» – очень расстроит родителей. Особенно папу. 

Миссис Камски была куда как более многословной. Она благодарила духов за счастье и здоровье ее семьи, за то, что ее мальчики стали еще на год старше, за тепло в доме и еще за целую кучу вещей – Элайджа был безумно рад, что хотя бы она не благодарила их за его хорошие оценки. В конце концов, это его баллы, и это его, а не каких-то там духов, надо за них благодарить – если вообще надо. В конце концов, очередь дошла до Эллиота. Тот все еще мялся, думая, что бы такое ему сказать. 

– Дорогие духи Рождества! – наконец, произнес он, обращаясь почему-то то ли к центру стола, то ли вовсе к потолку, на котором качалась огромная тяжелая люстра со свечами. – Я уже недавно говорил спасибо, и у меня не очень много всего накопилось. Но я забыл сказать вам спасибо за дынное мороженое! 
«Можно я тоже скажу спасибо за дынное мороженое?» – подумал Элайджа, лениво крутя в пальцах блестящую вилку. 
– И за то, что Элджей приехал на Рождество в этом году! – воодушевленно воскликнул Эллиот. – И за его очень классную магию! 

Вилка со звоном упала на тарелку, и вокруг повисла тишина. Эллиот, конечно, не хотел ничего плохого, и Элайджа даже злиться на него сейчас не мог. Зато мог злиться на себя за то, что повелся на уговоры. А еще мог бояться поднять глаза на отца. Он прекрасно знал, что тот сейчас смотрит на него исподлобья, как смотрят иногда поверх очков, не отрывая взгляда. И также прекрасно знал, на сколько крупно он влип. 

– Думаю, духи Рождества нас услышали и очень довольны! – воскликнула миссис Камски, чтобы разорвать это гнетущее молчание. 
– Ты умница, Элли, только вот дынное мороженое откладывается на завтра. Элиас, дорогой, я приготовила твой любимый заливной язык!.. 

Вряд ли мама так сильно хотела спасти Элджея в данной ситуации, а вот спасти семейный праздник – очень хотела. Она весело смеялась, шутила, стараясь развеселить всех присутствующих, суетилась вокруг стола, разливала горячий чай по кружкам. Только вот мистер Камски за весь вечер так фактически ничего и не сказал, и на сей раз не улыбался и не рассказывал глупых историй, и не взрывал забавные рождественские хлопушки, разбрасывая по столу конфетти. Эллиот тихонько улыбался матери, но все остальное время смотрел в свою тарелку, комкая лежащую на коленях салфетку. 

В конце концов, ужин все же кончился. Элайджа хотел этого, как повод прекратить этот балаган и отправиться, наконец, в свою комнату. Но, в то же время, он прекрасно знал, что отец не станет откладывать их разговор на утро. Он никогда не откладывал подобные разговоры. 

– Ты знаешь, насколько глупо ты поступил?! – свистящим шепотом воскликнул он, затаскивая Элджея за локоть в пустую комнату. – Колдовать вне школы категорически запрещено, тебя могут исключить за подобное! 
– Я знаю, пап, – Элайджа нервно заламывал пальцы и смотрел в сторону. 
– Чем ты вообще думал? Ладно Эллиот, но ты, Элайджа, ты уже не ребенок! Хорошо еще, что мы не живем среди магглов, как многие, иначе все министерство бы уже знало... 
«Никому в министерстве нет до нас дела, пап» – подумал Элджей. 
– Я все просчитал, – тихо произнес он вслух. – Никто бы ничего не узнал, мама в этот момент колдовала, и... 

Хлопок. Щеку на мгновение обожгло, будто огнем, и Элайджа, не ожидая удара, по инерции шагнул назад и недоуменно прижал ладонь к лицу. Отец только что ударил его. Отец дал ему пощечину. Всего лишь за то, что он сотворил крохотное заклинание, о котором за пределами их дома не узнает ни одна живая душа... 

– Если тебя исключат, это будет огромным позором для всей семьи, – строгим ледяным тоном произнес мистер Камски. – Ты теперь отвечаешь не только за себя, Элайджа, будь ответственнее. Я надеюсь, что на работе я не получу выговора за твое баловство. 

Это было больно. Нет, даже не щека, щека это глупости, мелочи. Но то, что отец поднял на него руку – вот что было по настоящему болезненным. От этого даже слезы на глаза наворачивались. Элайджа был обижен и зол. Выговор на работе? Ответственность? Семья? Он хочет нести ответственность только за себя! 

– Сколько галлеонов ты поставил на меня в этот раз? – также тихо, не поднимая взгляд, спросил он. 
– Что?! – мистер Камски удивленно вскинул брови. 
– Сколько галлеонов? – уже громче, дрожащим голосом повторил Элджей. – На то, что я буду лучшим учеником? 

Еще одна пощечина. Это было не просто предсказуемо, это было очевидно. Элайджа знал, что он получит второй удар, но в душе надеялся, что нет. И надежда рухнула. 

– Иди в свою комнату, – холодно сказал отец. 

Эллиот за прикрытой дверью тихонько плакал. Элайджа слышал это, проходя мимо по коридору, остановился и тихо вошел, даже не стуча. Мальчишка, видимо, счет себя виноватым в том, что брату так влетело. Ну, в чем-то он действительно был виноват, но Элджей по прежнему не злился. В конце концов, тот короткий момент восторга на лице Эллиота, когда он держал ящерку на своей ладони, принес ему настоящее счастье. Элайджа опустился на край кровати, ожидая, выберется братишка из-под одеяла, которым накрылся с головой, или нет. 

– Прости меня, – в конце концов, тот шмыгнул носом, но одеяло с головы не снял. – Это была наша тайна, а я ее нарушил. Ты же очень на меня злишься?.. 
«Ты ни в чем не виноват, Эл» – подумал Элайджа. 
– Нет, – коротко ответил он, и положил ладонь на голову брата, так тщательно упрятанную под одеялом. – Папа тебя сильно наказал?.. 
«Да еще как» – еще раз подумал Элайджа, чувствуя, как ноют обе щеки. 
– Нет. 

Эллиот выбрался, наконец, из-под одеяла и, стараясь не смотреть на брата, как можно быстрее свернулся клубком у него на коленях, обнимая его, как получится. Элджей погладил его торчащие черные волосы. 

«Не хочу видеть их всех, только тебя, Эл» – подумал Элайджа. 
– С Рождеством, – тихо произнес он вслух, слыша, как братишка в очередной раз шмыгает носом, уткнувшись лицом в его свитер.

***

– Ты в порядке?.. 

Элджей поднял взгляд от страницы блокнота, в котором усиленно строчил что-то мелким почерком, то и дело обмакивая кончик пера в чернильницу. Некоторое время назад он завел его, записывая туда свои наблюдения, а также то, что сумел вычитать в запретной секции – просто чтобы не забыть. Эти наблюдения обрастали заметками и какими-то символами на полях, анализом и тому подобной чепухой, в которой, пожалуй, только Элайджа и разбирался. 

Та самая однокурсница присела рядом, согнув колени, перед креслом, и смотрела на него теперь снизу вверх как-то обеспокоенно, нервно. 

«Как я вообще могу быть в порядке, ты когда-нибудь бывала в моей шкуре?» – с горечью и отчаянием подумал Элджей. 

С момента Рождественских каникул прошло почти два месяца, а он получил из дома только одно письмо – корявым неуверенным почерком Эллиота, рассказывающего, как он успел соскучиться, и что происходит в доме, когда Элайджи там нет. 

– Зачем тебе? – вслух спросил Элджей и снова спрятался за своим блокнотом. – В порядке. 

«Закон Гампа – искусственное ограничение, созданное для соблюдения баланса в обращении» – записал он. – «Но ограничения можно обойти, если разложить исключения на составляющие». 

– На тебе лица нет, – вот же прилипчивая девчонка. 
– Есть, – вздохнул Элайджа. – Иначе я бы тебя не видел и с тобой не разговаривал. 

Однокурсница тихо хихикнула. Элджей не шутил, но его слова ее рассмешили. 

«Люди странные» – также мелким почерком на полях записал Элайджа. – «Если разложить человека на составляющие, получится набор органических веществ и магия». 

– Ингрид, что ты делаешь? – задорно спросил кто-то еще, кого Элджей за своим блокнотом не видел и видеть не хотел. 

А, точно, Ингрид. Ее зовут Ингрид. 

– Ничего, – ответила девчонка, обернувшись. – Скоро приду!

 И снова повернулась к Элайдже. 

– Если что-то случится, можешь со мной поговорить, – настойчиво сказала она. – Мы же на одном курсе учимся, Элайджа. 
«Можем поговорить...» – подумал Элджей. 
– Угу, – также, не отрываясь от блокнота, буркнул он. 

Приставучая. Ингрид поднялась, поправила юбку и куда-то ушла. Элайджа высунул нос из-за блокнота и едва не опрокинул чернильницу себе на брюки. 

«Ингрид» – записал он рядом на полях, чтобы больше не забыть.

***

Время летело очень быстро. Мистер Перкинс перестал подменять профессора Манфреда на уроках, без объяснения причин покинув свой пост школьного целителя перед самым окончанием учебного года. Теперь его место изредка занимала пожилая сгорбленная профессор Штраус, читающая лекции по древним рунам, но ее познания в зельях были воистину ужасны. Манфреда подобная халатность нервировала, и он все чаще стал привозить сына с собой в школу. Он с искренним восторгом позволял полуторагодовалому Лео совать нос и руки во все склянки без разбора, попутно зачем-то рассказывая об ингредиентах, так, что никто из студентов не сомневался – этот парень научится варить какой-нибудь Феликс Фелицис раньше, чем произнесет свое первое заклинание. Слухи, как всегда, опережали события: оказалось, что профессор за минувшее время успел развестись, и все то время, что маленький Леонард не проводил с ним на занятиях, ему приходилось оставаться с домовым эльфом Манфредов или же отправляться к своей немагической матери в Уэльс. 

Разумеется, экзамены Элайджа сдал блестяще, случай с его колдовством вне школы давно забылся, и все вернулось в привычное русло. Летом он развлекался тем, что вместе с Эллиотом испытывал подаренный ему на день рождения долгожданный домашний набор для зелий, состоящий из небольшого котла на полтора литра, магических весов, сообщающих, сколько унций не хватает до необходимого количества того или иного ингредиента, крохотной стеклянной пипетки, штатива с горелкой для регулировки пламени и немногочисленного набора колб и бутылочек. Так как колдовать Элджей не мог, зельеварение стало его основным развлечением, тем более, что братишка активно помогал, соглашаясь чистить шелуху с орехов, нарезать корешки и заниматься тому подобной рутинной работой в обмен на то, что Элайджа вслух комментировал все, что делает. Летом он часто чувствовал себя одиноко, и Эллиот спасал его от этого чувства. 

Кроме прочего, Элджея очень спасала гербология. С этим предметом у него были противоречивые взаимоотношения, и он бы вовсе не желал появляться в теплицах и копаться в земле, если бы не его резкая потребность в целой куче ингредиентов, многие из которых приходилось выращивать самому. Миссис Камски предоставила ему в личное пользование целый кусок сада с небольшой теплицей, и Элайджа, превозмогая всю свою нелюбовь ко всему, что может пачкаться, колоться, истекать ядовитым и не очень соком и совершать еще кучу нелицеприятных вещей, заворачивал рукава и с упорством пересаживал редкие травы, ростки которых приобрел на тщательно собираемые карманные деньги в Косом переулке. Как результат: его тележка с вещами, подготовленными к третьему году обучения в Хогвартсе, напоминала собой пожитки старого фермера, увенчанные стопками книг, еще большим, чем обычно, количеством свитков пергамента, и несколькими горшками с растениями. 

Его блокнот пополнился несколькими дюжинами листов, и, что самое важное, помог сделать определенный вывод: для того, чтобы понять, как работает магия, не углубляясь при этом в книги, эту магию нужно повернуть вспять или же разложить на составные части. Элайджа вынашивал план все лето. Для начала. Ему нужно было достаточно места, чтобы заниматься магией во внеурочное время. Первый месяц учебы он едва не провалил, посвящая все свое время тому, чтобы научиться крайне сложной магии незримого расширения. Труды сполна окупились – под кроватью у него теперь можно было сполна развернуться, чтобы туда поместились все его горшки с тем, что нельзя было сорвать в теплицах или попросить у Манфреда. Обнаруженная в паре коридоров от гостиной Равенкло неиспользуемая кладовка со швабрами теперь тщательно им запиралась, так как на старом ящике, служащем ему столом, располагался целый филиал зельевара-любителя. Все это нужно было для того, чтобы в любой момент иметь возможность сварить необходимую микстуру или сыворотку, к примеру, устраняющую последствия магии. Но самое интересное скрывалось не в этом. 

Элджей больше не порывался проникнуть в библиотеку. Вместо этого, используя свой старый способ передвижения по школе после отбоя, он просто бродил по коридорам, отыскивая все магическое, чтобы разобраться, как это работает. Разумеется, больше всего его интересовали вещи глобальные, такие как, допустим, потолок Большого зала или магическое зеркало, висящее рядом с ним в холле. Но на них Элайджа пока не покушался. В конце концов, он не последний год здесь учится. 

Он так увлекся своими экспериментами, что не заметил, как началась зима. Последние несколько недель его крайне занимал вопрос школьных статуй и пустых доспехов. Те со скрипом поворачивали головы, следя за учениками, и на них даже его магия не действовала – видимо, потому что они не являлись живыми существами. В очередной раз вернувшись в гостиную под утро после нескольких десятков неудачных попыток сделать с немыми стражами Хогвартса хоть что-нибудь (хотя бы оставить на них царапину!) Элджей, потирая уставшие глаза, наконец, снял всю свою кучу защитных чар, собираясь подремать оставшиеся три часа перед началом занятий. Он так редко смотрел на себя в зеркало, что понятия не имел, насколько глубоки мешки под его глазами. 

– Где ты был? 

Элайджа резко обернулся и поднял палочку, едва не выкрикнув заклятье, но замер на месте. Ингрид сидела в кресле у камина, завернувшись в плед, и, кажется, дожидалась именно его. Она не ругалась. Вопрос ее был задан скорее из любопытства, нежели с каким-то упреком. 

– Ты постоянно ночами пропадаешь, – с каким-то нездоровым энтузиазмом сообщила она. – Если ты об этом спросишь, то да, я за тобой следила! 

Элджей вздохнул и, наконец, убрал палочку. Точно больная. Следит за ним, и даже не дернулась, когда он едва ее не заколдовал, так и сидела себе спокойно в пледе, будто ничего не происходит. 

– Так где ты был? – снова спросила Ингрид. Элджей открыл было рот, чтобы сообщить, что это не ее дело, а заодно пригрозить проклятьем в случае, если она проболтается, но вместо этого почему-то опустился на диван напротив и посмотрел в огонь в камине. Над ним, весело булькая, висел в воздухе металлический кофейник. Судя по кружке в руках Ингрид, она тут времени зря не теряла. 

– Пытался понять, что за магия наложена на школьные доспехи, – выдохнул Элайджа, впервые рассказав кому-то о том, чем занимается ночами. 

Оказалось, все не так страшно. 

– И как, понял? – с интересом спросила девчонка. 
– Нет, – Элджей покачал головой. – У меня есть еще пара идей, но на сегодня достаточно. 
– Я хочу с тобой! 

Он перевел взгляд от огня на сияющие глаза Ингрид. 

– Хочешь ночью бродить по школе, чтобы и к тебе Андерсон какую-нибудь болонку приставил? – прищурившись, спросил он. 
– Мне скучно, Элайджа! – воскликнула Ингрид, наклоняясь вперед так, что плед едва не свалился на пол. – Ты даже не представляешь, насколько! А ты такой необычный, такой... занимаешься такими интересными вещами! Я очень хочу с тобой, даже если до седьмого курса потом буду чистить кубки в холле! 

У Элджея от ее слов дрогнуло сердце. Никто никогда не говорил ему, что он занимается чем-то интересным. Опасным, глупым, безрассудным, нудным – да, но не интересным. Конечно, в первую очередь любой человек в подобном деле казался ему обузой, но хотя бы раз, почему не взять ее с собой? Может, разочаруется еще и перестанет так настаивать и приставать к нему то и дело с расспросами. Или не разочаруется, и у него будет напарник, может быть, даже, будет друг... 

– Спускайся завтра в полночь, – сказал он, и Ингрид радостно подскочила в кресле, едва пискнув. – Только так, чтобы тебя не видели. 

Она пришла. Когда Элджей на цыпочках спустился в гостиную, Ингрид уже сидела на спинке дивана и увлеченно что-то читала, болтая ногами. Было забавно видеть ее без формы, в простых маггловских джинсах и теплой пижамной кофте в глупую желто-розовую полоску. Элайджа улыбнулся уголками губ – как бы там ни было, а ему все еще было приятно, что она проявила ко всему этому такой интерес. 

– Стой тут, – сказал он, как только Ингрид подскочила, бросила книгу на диван и даже собиралась что-то сказать, но так и застыла с открытым ртом. 

Элджей быстро и уверенно накладывал защитные чары небольшим куполом в пару метров, а она смотрела на все это, широко раскрыв глаза. Спустя несколько минут он кивнул в знак того, что они могут идти. 

– Это потрясающе! – свистящим шепотом произнесла Ингрид. – Как у тебя в голове помещается столько формул?! 
– Я накладываю эти заклятья каждый день, – тихо произнес Элайджа, но ощутил явный прилив гордости. 

Они довольно быстро добрались до нужного места. Элджей мучил бедный доспех в холле возле Большого зала последние шесть дней. Как только они остановились, тот со скрипом повернул голову в их сторону, темнота под забралом изучила их и, не обнаружив ничего опасного, вернула шлем в исходное положение. 

– Ты пытаешься его заколдовать? – шепотом спросила Ингрид. 

Элайджа кивнул и достал блокнот, который за неимением карманов таскал, сунув под ремень брюк. Он выписывал туда все заклятья, которые уже успел использовать, и ни одно пока не дало никакого эффекта. Ингрид аккуратно попыталась заглянуть ему под руку. 

– Разве это не трансфигурация? – тихонько спросила она. 
– Их ни во что не обращали, это просто доспех, – Элджей отодвинулся, ему не нравилось, когда кто-то лишний раз совал нос в его записи. 
– И что? – спросила девчонка. – Ты же в курсе, что это не обязательно. 
– Я уже трижды пробовал, на него не действуют контрзаклятья, он продолжает двигаться! – Значит, так какое-то другое заклинание, но я уверена, что это именно... 

На другом конце холла послышались шаги. Элджей тут же замолчал, ладонью зажав рот Ингрид, и едва ли дышать не перестал. Около минуты они стояли так, не двигаясь. Элайджа уже понял, что сам Хогвартс оборудован десятками подобных заклятий, и некоторые из них внутри работают слабо или не работают вообще. В конце концов, убедившись в том, что ему просто показалось, он выдохнул и отпустил однокурсницу, которая, кажется, вообще не парилась по поводу подобного обращения. 

– Чего тогда сама не попробуешь? – хмуро прошептал Элайджа. 
– Потому что я не умею, – выдохнула Ингрид. – На всем нашем курсе только ты все это можешь. Ты не замечал? 

Он не замечал. И вообще, это звучало глупо. Он просто читает книги, он просто делает то, что ему нравится, и вокруг целая куча по-настоящему талантливых людей. А он даже не мог выбрать дополнительные предметы в конце второго года, потому что понятия не имел, чем еще он хочет заниматься! 

– Мне его что, развеять что ли? – также тихо прошипел Элджей. 
– А ты можешь?! 
– Вообще-то, нет, – вздохнул он, снова роясь в блокноте. – Это очень сложная магия, у меня пока не все получается. 

Ингрид, кажется, даже этот факт впечатлил. 

– Ладно, попробую так, – он завернул рукава свитера и снова поднял голову на доспех. – Но мне кажется, что ничего из этого не выйдет. 

И, едва разборчиво шепнув пару слов, произнес заклинание. Ингрид едва ли не подпрыгивала на месте от нетерпения, Элджей опустил палочку. Ничего не произошло. Он знал, что не произойдет, было глупым подумать, что школьные стражи были трансфигурированы таким простым образом, еще и из чего-то другого. Не были же те, кто их создавал, столь опрометчивы, чтобы применить такую банальную... 

Доспех пошевелился еще раз, повернул голову в одну сторону, в другую и вдруг, громко лязгнув металлом, шагнул вперед. Ингрид взвизгнула и отскочила, прячась за спиной Элайджи. Тот во все глаза смотрел на гигантского рыцаря, внимательно осматривающего коридор. Тот остановил на них взгляд и замер, не собираясь, видимо, ничего больше делать. 

– Мерлинова шляпа!.. – прошептал Элджей подходя ближе и касаясь кончиками пальцев блестящего металла. 
– Получилось! – тем же свистящим шепотом воскликнула Ингрид. – Элайджа, получилось! 
– Да если бы, – вздохнул тот. – Другое дело, если бы он хотя бы вокруг школы прошелся... 

Рыцарь вдруг снова выпрямился, звякнул забралом и медленно зашагал к другому концу холла. Элджей отшатнулся, оттаскивая Ингрид за руку с дороги. Судя по всему, эта кучка металла абсолютно серьезно отправилась патрулировать школьный двор, и не только она! Изо всех коридоров слышались гул тяжелых шагов и лязганье, а где-то этажом выше уже раздавался вполне себе человеческий топот. 

– Вот, черт, черт, черт... – шептал Элайджа, оглядываясь, то ли с восторгом, то ли с ужасом. 
– Заткнись и бежим! – воскликнула Ингрид, на сей раз сама хватая ошалевшего от подобного достижения однокурсника за запястье и утаскивая за собой в сторону гостиной. 

Они свернули под лестницу как раз перед тем, как мимо, запахиваясь на ходу в мантию, пронесся кто-то из школьных старост. Элджей чертовски хотел срочно записать все, что он только что понял на счет школьных статуй и доспехов, но вместо этого предусмотрительно уменьшил книжицу до размеров собственного ногтя и сунул в ботинок. Ну и шум же они подняли. Судя по всему, проснулась вся школа. По коридору гулял ветер – кажется, железные стражи Хогвартса уже открыли двери и отправились, как было сказано, патрулировать территорию. 

– Это было потрясно! – воскликнула Ингрид с сияющим взглядом. – Третий год учусь, ни разу не было так весело! 
– Если Андерсон нас поймает, нам не жить, – констатировал Элайджа. 
– Да плевать! – она не унималась, и вдруг начала смеяться, сначала тихо, а потом все громче и громче. – Ты... ты представляешь, они их сейчас ловят там в сугробах! 

Элджей улыбнулся и внезапно для самого себя тоже рассмеялся. Глупо, наверное, выглядят сейчас преподаватели, пытающиеся вернуть ожившие доспехи на свои места. Конечно, он весьма побеспокоил окружающих, но радость от собственного достижения перевешивала. 

– Камски! – крик раздался со стороны холла – для Андерсона не было секретом, кто все это устроил.

Они только рассмеялись еще громче.