Под колесами машины тихо шелестел разбитый асфальт. Вин сидел на кресле с ногами, как маленький ребенок, подпер щеку кулаком и смотрел на остатки уничтоженного мира. Фары тускло освещали дорогу впереди, подсвечивая проросшие через разбитые куски человеческой цивилизации травы, пасущихся оленей, снующих зайцев, а иногда и безобразные морды зараженных, которые, завидев фары, рычали и бросались в погоню. Ни Вин, ни Авель внимания на них не обращали. Омега рассматривал небо через стекло машины. Оно было тяжелым и темным, густые тучи плотно нависали над землей. На горизонте, где заходило солнце, было видно темно-красное зарево. Красиво. Снаружи было холодно, дул сильный ветер, но в машине было тепло. Еще теплее омеге было от куртки Авеля, в которую он закутался.

У Вина было ощущение, словно все то, что было между ним и Авелем, в прошлом, вся боль, непонимание и злость выпали из их жизни. Они выдернули эти страницы, скомкали и сожгли, чтобы остался только пепел. Внутри омеги было легко. Он никогда не видел Авеля таким… открытым, таким искренним. Омега невольно тянулся к нему, как обезвоженный после продолжительных туч цветок к солнцу. Они начали все с чистой страницы, просто Авель и просто Вин, никакие не соперники, не лидер и его помощник, а лишь альфа и омега, которые любили друг друга. Вин облизнул пересохшие губы, с трудом прогоняя из головы мысли о Кристофе. Об этом им еще предстояло поговорить, но не в этот час. В машине тихо играла старая кассета. Авель любил ритм-энд-блюз, а Вин любил смотреть в окно, на сетку молний, поражающих небо, и молчать. Но один вопрос по-прежнему витал в воздухе.

— Авель, можно кое-что спросить? — тихо спросил Вин и глянул на профиль альфы. Тот тоже кинул на него взгляд и кивнул. — Но ответь мне честно, пожалуйста.

— Хорошо, — согласился Авель. — И, надеюсь, мы закроем эту тему раз и навсегда, — подчеркнул он, словно уже знал, что омега собирался спросить. Его голос был спокойным и расслабленным, было заметно, что ему так же хорошо, как и Вину.

— Раз и навсегда, — кивнул Вин. — Почему… ты выгнал Сана?

Авель вздохнул, но не раздраженно, а скорее как-то устало. Думать о предавшем его брате не хотелось, альфа желал выжечь воспоминания о нем из своей головы, но он понимал, что Вина это волновало. Он хотел честности, он хотел ответов на вопросы, и хотя сам альфа ответов на свои не получил, он должен был поделиться. Авель сжал губы, словно размышлял, как правильнее начать этот непростой рассказ. Возвращаться в те времена всегда было сложно, ведь они полны мрака и безысходности.

— Он пропал за пару месяцев до того, как ты вернулся. Все это время он капал на мои нервы, ныл и капризничал, хотел внимания к себе, но мне было не до него. Мне было тошно его видеть, — альфа тихо хмыкнул. — Я искал тебя, — Вин облизал губы и отвел взгляд в окно. — Искал, а в промежутках принимал, потому что только так мог избавиться от боли одиночества и терзающих меня мыслей. Но ему было плевать. Он думал о себе самом, каждый день высказывал мне, что я ужасный брат, что я свихнулся и что ты давно умер, — альфа неосознанно положил руку на ладонь Вина, и тот сжал ее в ответ.

— Всегда его ненавидел, — тихо хмыкнул Вин.

— Да, — кивнул альфа. — Я теперь тоже. Это длилось так долго, что мои нервы уже не выдерживали. Я не желал возвращаться в наш с ним дом, где он ждал меня, а потом выливал все это дерьмо мне в душу. Однажды он довел меня до точки невозврата, и я просто сделал то, о чем он кричал. Он хотел «вырваться из этого плена, сбежать от этой ужасной жизни», но главным было не это, — Авель усмехнулся уголком губ. — Он посмел открывать свой грязный рот на тебя, моего омегу, и сказал, что лучше сдохнет в лесу один, чем будет жить с монстром. Я исполнил его желание, прямо как Санта-Клаус, — Вин неотрывно смотрел на него, чувствуя, как теплота обвивает его легкие. Он потянулся вперед и невесомо поцеловал Авеля в уголок губ. Альфа повернул к нему голову, но хитрый лис уже вернулся на сидение. — Ну, детка…

— Почему ты не рассказывал мне раньше? — принялся кусать губу Вин. — Ты думал, что я не понял бы? Или осудил тебя?

— Нет, — покачал головой альфа и вернул взгляд на темную дорогу, освещенную фарами. — Я знаю, что ты всегда понял бы меня и встал на мою сторону. Я просто не хотел вспоминать эту… — Авель поджал губы. Он не хотел портить воцарившуюся атмосферу словами о брате. — Ты понял. Но когда я остыл, я пожелал вернуть его, как я думал, домой. Ведь он мой брат, человек, о котором я всегда заботился.

— И человек, который никогда не ценил тебя, — скривил губы Вин. — Он не заслуживает быть твоим братом, — альфа согласно кивнул.

— Только это уже не важно сейчас. Я страдал, теперь пусть страдает он. Хотя такие, как мой братец, быстро приживаются, несмотря на свои физические изъяны. Некоторые считают его ангелом, — ухмыльнулся Авель, — но на самом деле он — змея. По крайней мере, таким он был со мной.

— Спасибо, Авель, — омега положил прохладные пальцы на затылок Авеля и принялся аккуратно массировать. У альфы вдоль позвоночника побежали мурашки. — Спасибо, что ты рассказал мне и был со мной честен.

— Не благодари меня за это, Вин, — покачал головой Авель. — Позже я спрошу у тебя кое-что, и, надеюсь, ты также будешь честен со мной, — он глянул на омегу, и этого взгляда было достаточно, чтобы понять, о чем будет их разговор. — Но сейчас я хочу поговорить о другом. Что ты думаешь о людях, которые окружают нас?

— Об этих предателях, готовых продать тебя и уж тем более меня за более выгодные условия? — улыбнулся омега, но в его улыбке скользили злые нотки. — Думаю, ты понимаешь это и сам. Единственные, кто не пойдут против тебя — это я, Лис и омеги. Неожиданно, да? Но они не восстанут, потому что ты пользуешься у них большим авторитетом. Хотя некоторые из них мне противны, они преданы тебе, но в большинстве своем абсолютно бесполезны. Смекаешь?

— Смекаю. Я понял это после того, как услышал, что эти выродки думают о тебе. Не нужно говорить, где они сейчас, не так ли? — Вин усмехнулся уголком губ. — Я покажу тебе одно место и познакомлю с некоторыми людьми, которым может быть нужна наша помощь. На то, чтобы подготовить их, уйдет много сил и времени, но игра стоит свеч. Это не запуганные силой мудаки, что в любой момент могут объединиться против нас. Это бедные люди, которым нечего есть и негде спать, но которые смогут на благодарности, чувстве защиты и долга поднять нашу группировку с колен. Мы сильны, но какой в этом толк, если мы не сплочены и нам даже нечего есть?

— Авель, ты гений, — восхищенно сказал Вин, смотря на альфу буквально с раскрытым ртом. — Мне уже не терпится увидеть это место и этих людей…

Авель улыбнулся уголком губ. Оставшееся время до города они ехали молча, слушая кассету альфы, которая крутила песни по второму кругу. Место, куда они направлялись, было районом города, который кое-как смогли сохранить и частично восстановить. Авель часто бывал там, выменивал оружие, порох, патроны и стрелы на все, что можно было съесть. Там пекли вкусный хлеб и обменивали старые консервы с рыбой и мясом. Обычно за хлеб Авель отдавал один пистолет, а за консервы, готовые мясные котлеты или даже теплый суп — тридцать патронов, автомат и две пачки пороха. Цена была заоблачной, но оно того стоило. Именно в этом районе жил Данте и контролировал его. На этой территории было достаточно инфраструктур для погибшего мира — была маленькая школа, старый рынок, столовая и пекарня, люди работали там в оранжереях и теплицах, выращивая свои лекарственные травы, овощи, фрукты и злаковые. А главное — эта территория хорошо охранялась, а потому у них была такая большая нужда в оружии. Многие хотели незаконно проникнуть в это место — начиная от обычных воров и заканчивая мародерами. Именно поэтому Данте заключил перемирие между его районом и группировкой Авеля, и зачастую лидеру продавали все по заниженной цене.

Вин прилип к окну, широко распахнутыми глазами наблюдая за сменяющимся пейзажем, когда они въехали в разрушенный город. Он никогда не бывал в таких местах и не видел, как здесь живут люди. Но за пределами огороженного и хорошо защищенного района все было совсем не так живописно. Дома, заводы, технические строения были разрушены. Груды бетона и кирпичей просто обвалились, обнажая каркасы. В дыре очередного дома Вин увидел старый стол, покрытый пыльной, грязной и рваной скатертью темно-бордового цвета, рядом валялся перевернутый стул с отвалившейся ножкой, а полы порванных штор хлопали полами по стенам. Вокруг летал липкий снег и листья. Здесь витала безысходность, она сочилась из каждой щели и расползалась зловонным газом по земле. В выбитом куске стены Вин увидел человека, болтающегося в петле. Из-за ветра он медленно раскачивался из стороны в сторону. Омега к смерти привык, он сам встречался с ней каждую неделю, он сам убивал и забирал чужие жизни. Но эта смерть была… особенной. Особенно безнадежной, и не было в ней ни капли надежды на спасение.

Неволей мысли омеги метнулись к Джастину, к любимому сыну, который остался с Кристофом, и его грудь скрутило болью. Вин думал о том, что он никогда не допустит такого выживания для своего ребенка, и плевать, что придется положить на кон. С трудом оторвав взгляд от обшарпанных зданий, омега уставился вперед, туда, где возвышалась большая стена с колючей проволокой на самой вершине.

— Выглядит, как бункер на случай апокалипсиса, — сказал омега и сам ухмыльнулся. Как иронично.

Авель заглушил мотор перед массивными железными воротами. Перед ними стояла маленькая деревянная будка, в которой через мутное стекло омега увидел человека. Он был в черной военной униформе, перчатках и шлеме, защищающем нос, рот и глаза. Вин вопросительно вздернул бровь и посмотрел на Авеля, который сам вышел из машины и помог Вину. Они переплели пальцы и пошли навстречу мужчине в униформе, что стоял, ожидая гостей.

— Кто он такой и почему там стоит? — спросил обеспокоенно Вин. Его автомат остался в машине, и он чувствовал себя как никогда обнаженным перед миром.

— Все в порядке, нас просто проверят на заражение и пустят внутрь. Там тебе оружие не пригодится, поверь мне, — улыбнулся уголком губ Авель. — Тебе ничто не угрожает, особенно, когда я рядом.

— Авель, добрый вечер, — голос мужчины звучал приглушенно из-за шлема. Он вытащил прибор, похожий на большой пистолет с небольшим зеленым датчиком и иглой. — Ты сегодня не один?

— Здорова, Рик. Да, это мой омега, — альфа протянул руку навстречу прибору. Вин улыбнулся словам альфы, но тут же нахмурился, хотя Авель даже не поморщился, когда игла проткнула его кожу чуть выше локтя. Датчик загорелся зеленым, показывая, что альфа не заражен. — Сегодня твоя смена? Не наскучило тут сидеть?

— Скука смертная, но жрать хочется, — пожал плечами Рик, поменял иглу на приборе и протянул ладонь к омеге, прося его руку. — А как зовут вас, прекрасный юноша?

— Вин, — омега вздрогнул, когда открытой кожи рук коснулся холодный ветер, и тут же вонзилась игла. — А почему вы в таком костюме?

— Милое имя. Я должен быть защищен, потому что очень часто сюда приходят зараженные, которые даже не подозревают об этом, — Рик заметил взгляд омеги на игле. — Не переживай, мы их дезинфицируем, — дружелюбно улыбнулся мужчина, но его улыбка пропала, когда он посмотрел на датчик, и лицо стало озадаченным. Он горел зеленым, но что-то явно было не так.

— Все в порядке? — вскинул бровь Авель.

— М-м-м… Да, все нормально. Проходите, — мужчина убрал прибор и кинул на Вина странный взгляд, чуть нахмурив брови.

Но Вин даже не успел открыть рот, чтобы расспросить мужчину, что произошло, как перед ним с Авелем раскрылась железная дверь с металлическим скрипом. Место укола побаливало, но не смертельно, и выступила капелька крови. Омега думал об озабоченном лице Рика ровно до тех пор, пока они не оказались внутри. Их встретила широкая улица, вымощенная камнем, по бокам которой в ряд были выстроены дома. В некоторых горел свет и даже играла музыка, слышались приглушенные голоса. Вдалеке горел одинокий фонарь, и хотя он освещал маленький участок улицы, было светло из-за луны. Это место разительно отличалось от того, что омега видел за пределами ворот. Оно дышало жизнью, и даже липкий снег тут был по-особенному красив. Люди жили бедно, но сплоченно. Авель отвел его в место, которое любил сам — старый рынок, где мало кто мог получить еду за свои товары. Именно тут он нашел для Вина книгу, выменянную у старого торговца.

Рынок был длинным и абсолютно пустым. Товары лежали прямо на прилавках, никто не боялся, что их украдут, потому что они никому не были нужны. На некоторых прилавках лежали вещи, на некоторых — столовые приборы, всякие безделушки, которые торговец собирал по свалкам и в заброшенных домах за пределами этого района. Вину хотелось потрогать каждую вещь, коснуться ее, рассмотреть. Он низко склонился над прилавком с вещами и взял маленький детский свитер. Он был застиранным и выцветшим, но, смотря на него, Вин не мог не думать о сыне. У него на губах появилась нежная улыбка, а взгляд Авеля был полон вопросов и непонимания.

— Посмотри какой милый свитер. Как думаешь, нашему сыну понравится? — спросил Вин, не глядя на альфу, у которого лицо вытянулось от удивления. — Я, кстати, жду от тебя ребенка, — омега повернул к нему голову, ожидая увидеть напротив что угодно, но только не… Полные счастья глаза и широкую улыбку. — Я пошутил, — тут же поправился Вин, и он буквально мог видеть, как радость на лице альфы сменилась разочарованием и горечью.

— Не шути так, Вин, — со вздохом сказал Авель.

— Хорошо. Но свитер я все равно заберу, — омега аккуратно сложил его и вытащил из-под стопки вещей маленькое детское одеяло.

— Зачем? — вскинул брови альфа, но в ответ Вин только улыбнулся и пожал плечами.

— Мы должны что-то оставить за эти вещи для продавца.

Авель согласно кивнул и вытащил пистолет, который взял с собой. Он положил его под стопку вещей со стороны продавца так, чтобы заметил только он, на земле подобрал валяющуюся бумажку, которая когда-то была объявлением, и нацарапал небольшим камнем, предварительно окунув его в грязь, короткую фразу: «Спасибо за вещи». Вин думал, что сегодняшней ночью его уже ничто не удивит, но думал он так ровно до того момента, пока Авель не вывел его петляющими улочками к тому, что он никак не ожидал увидеть. На отшибе мира стояло место, переполненное смехом, разговорами и жизнью. Над приоткрытыми дверьми мигало название «У Джона». Авель привел его в бар.

Когда омега перешагнул порог, его в ту же секунду обдал жар, и он оказался в совершенно другом мире. Внутри было задымлено сигарами, стоял непрекращающийся гам голосов, смеха, разговоров и музыки, воздух был горячим и пропахший пивом, и стоял полумрак. Несколько человек безудержно танцевали, не щадя свои ноги, остальные же сидели за столиками, пили пиво и громко разговаривали. Горячие ладони Авеля легли на талию Вина, и ухо обдало его дыханием:

— Тебе нравится? — улыбнулся уголком губ он.

— Безумно, — выдохнул омега.

— Иногда я приходил сюда к Данте, он покровитель этого заведения, но у него есть владелец. Он тебе обязательно понравится.

— Так-так-так, ну и кто тут у нас? — нараспев протянул подошедший к новоприбывшим омега. Вин уставился на него так, словно увидел перед собой ожившее произведение искусства. Он был невероятно красив, его острые черты подчеркнули волосы до плеч, завязанные в низкий хвостик. Он так же внимательно и дружелюбно рассматривал Вина, неся в одной руке поднос с кружками пива, а другую уперев в бок. Его талия выгодно была выделена коротким фартуком. — Авель, приводишь прекрасных омег и не знакомишь? — улыбнулся официант, взял маленькую ладонь Вина в свою, изящную и чуть загрубевшую от работ.

— Мартель, мы же только пришли, — ухмыльнулся Авель и закатил глаза. У него сегодня даже омеги постараются увести любимого?

— Имя так тебе подходит, такое же изящное, как и ты, — улыбнулся уголком губ Вин, несколько смутившись, когда Мартель коснулся теплыми розовыми губами его пальцев в галантном поцелуе. — Я — Вин. Рад познакомиться.

— О, ты не представляешь, как это взаимно. Авель, дорогой, будь добр, отнеси это пиво во-о-он за тот столик, — омега указал пальцем на самый дальний столик, где четверо альф играли в карты. — А я займусь этим прекрасным омегой, кто-то ведь должен ему показать наше заведение.

— Когда вы мне платить начнете? — недовольно нахмурил брови Авель, заставив Вина издать короткий смешок. Он все-таки забрал поднос, чтобы помочь омеге.

— Не бурчи, отец и так тебе пиво бесплатно наливает! Видал, каков наглец? — хмыкнул в шутку Мартель, когда Авель ушел в указанном направлении. — И-и-так, Вин, расскажи-ка мне, ты умеешь веселиться?

— Если убийства и чтение книг считаются развлечением… — Мартель сморщился, словно откусил большой кусок лимона.

— Все ясно, у нас сложный пациент. Давай, пойдем, я угощу тебя пивом, а потом мы зажжем этот танцпол так, что все старики встанут трясти костьми, — хитро улыбнулся омега, оттащив замершего у входа омегу.

Авель расставил кружки с пивом по столу и сунул поднос подмышку. Он вытянул шею, выглядывая Вина, но его нигде не было видно. Альфа усмехнулся и покачал головой, уверенный, что Мартель ему уж точно не даст скучать, а сам через плотно стоящие друг к другу столики пробрался к барной стойке, за которой стоял мужчина преклонных лет с усами. Он, как и Мартель, был в спецформе заведения, выдыхал пар на основание стакана и протирал его белой тряпочкой.

— Мне за счет заведения, — сказал Авель, кинул поднос на барную стойку и сел на высокий стул. На лице мужчины сразу же появилась теплая, почти отцовская улыбка, и альфа улыбнулся в ответ. — Я тебя тоже рад видеть, Джо.

— Темное нефильтрованное для нашего постояльца, — бодро сказал мужчина и подставил стакан под кран. Темное пиво с пенкой полилось в него, тягучее и вкусное, как мед. Авель неосознанно облизал губы. — А куда Мартель ускакал? Вижу, снова напряг тебя, — с хрипотцой рассмеялся бармен и по совместительству владелец заведения.

— Он мучает моего омегу, — просто и с улыбкой ответил Авель и благодарно кивнул, когда Джо подал ему стакан с пивом и мисочку с орехами. — О, вон они, — он указал пальцем на танцующих людей.

Мартель вился вокруг Вина, стараясь его расслабить, и что-то попутно рассказывал. Авель завороженно наблюдал за его искренней улыбкой, от которой любимые глаза превращались в полумесяцы. Мартель умел находить подход к абсолютно любому человеку, мог его разговорить и поднять настроение. Не зря он работал официантом. Джо облокотился ладонями о барную стойку и с нежностью в глазах наблюдал за танцующими омегами. В его взгляде читалась неприкрытая любовь к сыну, который был его отдушиной.

— Удивительно, правда? Мир на пороге смерти, а мы подливаем себе пиво в стакан. Люди действительно удивительны, — улыбнулся мужчина.

— Джо, мир умирает, но не здесь. Не в нашем баре. Ты только посмотри, сколько здесь жизни, — Авель обвел ладонью все помещение, указывая то на танцующих, которых становилось все больше с легкой руки Мартеля, то на играющих на инструментах музыкантов, то на пьющих пиво и расслабленно разговаривающих людей. — Люди в чем-то неизменны, и, может, это даже хорошо. Здесь нет смерти или боли, разве что только долг за очередной стакан, — ухмыльнулся альфа и отпил пива. Оно было прохладным и ужасно вкусным — только в этом баре делали такое. — И мир точно не умрет, пока у нас есть они, — тепло улыбнулся Авель, неизменно возвращаясь взглядом к танцующим Вину и Мартелю.

Вину было жарко. За почти два часа, что они провели в баре, Вин успел выпить прилично пива, но оно не кончалось. Мартель оказался таким легким и приятным человеком, он не утомлял своей энергией, он ею заражал, отдавал всего себя, целиком и без остатка. Обычно Вин избегал таких людей, но с ним все было совсем не так. Мартель был таким приятным, что покидать его не было ни малейшего желания. Он видел Авеля, что сидел у барной стойки и разговаривал с мужчинами, и решил ему не мешать. Им обоим нужно развеиваться и общаться с другими людьми. Когда наступила медленная музыка, Мартель аккуратно положил ладони на талию захмелевшего Вина, и тот не противился. Он сам потянулся и обнял высокого омегу, и они, уставшие после танцев, медленно кружились. За время, проведенное вместе, Вин узнал о том, что Мартель — художник, он любил рисовать и помогать отцу в их баре. Содержать его сначала было сложно, но с появлением Данте дела пошли в гору. Это место — отдушина для многих из людей, они лишь здесь могли забыть о проблемах и жить так, словно апокалипсис не наступал. Хотя Вин конец света не застал, он тоже ощущал здесь дух прежней жизни.

— Ты одинок? — спросил вдруг Мартель, и Вин поднял на него взгляд. В его глазах был искренний интерес, осторожность и явная симпатия. Вин улыбнулся уголком губ и посмотрел на Авеля, который сразу же поймал его взгляд.

— Нет, — тихо ответил Вин. — Я не одинок, — омега вновь и вновь думал о Кристофе и Авеле.

— Очень жаль, что ты не по омегам, — улыбнулся Мартель. — Надеюсь, мы встретимся в следующей жизни. О, это же полонез! — радостно сказал омега, когда музыка сменилась на более быструю и ритмичную.

— Полочто? — растерялся Вин.

— Быстрый танец со сменой партнера, мы называем его полонез. Сейчас сам все увидишь, — хитро сказал омега, и они закружились в веренице танца.

Вина вел Мартель, он держал его за руки, и они кружились, а потом в один момент его ладони выскользнули из рук Вина, и его сразу же подхватил другой партнер. Вин впервые дружелюбно улыбнулся незнакомому альфе и принял правила игры, а Мартель, уже во всю пляшущий с другим омегой, подмигнул ему, мол «я же говорил». Вина так закрутили чужие сменяющиеся руки, что у него начала немного кружиться голова, пьяная от пива, и он засмеялся. Ему было так легко, так хорошо и весело, что душа сама собой отправилась в полет. Когда его в очередной раз отдали в другие руки, он почувствовал родной жар любимого тела. Авель крепко сомкнул ладони на его пояснице и удержал качающегося Вина на месте. Люди вокруг них кружились, а они едва покачивались. Вин глубоко вдохнул его запах, пробивающийся сквозь какофонию запахов, и обнял его за шею. Авель аккуратно обхватил его за подбородок и поднял к себе, наслаждаясь широкой, искренней улыбкой омеги.

— Авель, — шепнул Вин, заглядывая в его глаза. Они покачивались на месте.

— Что? — улыбался уголком губ альфа.

— Ты знаешь, как я люблю тебя? Ты знаешь, Авель? Я люблю тебя.

— И я тебя люблю, — тихо ответил Авель и провел большим пальцем под его губами. — Я тебя люблю, мой мальчик.

Вин замер, на секунду подумав, что ослышался. Он бегал взглядом по его лицу, а у самого глаза наполнились слезами. Он, казалось, не верил в то, что слышал, и всем нам известно это чувство — когда внутри все замирает, холодеет на мгновение, а потом резко обдает жаром. Вин не ослышался, нет, ему не показалось. Авель действительно сказал это, в душном, пропахшем сигаретами, пивом и дымом баре. В лучшем месте на планете Земля. Вин взял его лицо в ладони и принялся гладить по небритым щекам, по теплым губам, а Авель следовал за его руками, подставлялся под родные ласки. У Вина замирало сердце от радости и тянущей, мучительной недосказанности.

— Любишь? Ты правда любишь меня? — прошептал Вин.

— Ты удивляешься этому? — мягко улыбнулся альфа. — Как ты только раньше не замечал, что я тебя люблю? Я люблю тебя, Вин. Я правда тебя люблю.

Вин замер и прикрыл глаза, под которыми скапливались слезы и бежали вниз. Авель аккуратно вытер их подушечками больших пальцев, а омеге спирало дыхание. Он так много раз мечтал и представлял, что Авель скажет эти слова, но реальность оказалась куда лучше всяких мечт. Если бы Вин мог возвращать время вспять, он бы слушал это вновь и вновь, вновь и вновь… Он приоткрыл глаза и заглянул Авелю в глаза, понимая, что скрывать правду и дальше просто нет смысла. Он обхватил ставшими ледяными пальцами его запястье и повел на улицу. Авель выглядел сбитым с толку, но не сопротивлялся, покорно следуя за омегой. Снаружи дышать стало легче из-за прохладного воздуха. Они прошли от входа в бар несколько метров и остановились. Вин стоял к альфе спиной, обхватив себя за плечи, а потом вдруг развернулся и порывисто обнял его с полными слез глазами.

— Авель, прости меня. Умоляю, прости меня, — прошептал омега, а Авель, окончательно переставший понимать, в чем дело, нахмурил брови и обнял омегу, прижимая к себе.

— Что случилось? За что мне тебя прощать? — забеспокоился он.

Вин не выдержал и начал плакать. Все напряжение, страх и боль, копившиеся в нем все это время, лопнули и вылились в слезы. Омега чувствовал себя маленьким, глупым и беспомощным, он вдруг осознал, как много всего произошло, сколько дров он намолотил, и подумал о том, что Авель может не простить его за то, что он сделал. Вин крепко сжал футболку Авеля и вжался всем телом в него, боясь, что он может уйти или оттолкнуть. Вин бы не вынес этого.

— Ты помнишь, что я ушел… Я ушел, а, вернувшись, и не говорил тебе, куда, не говорил, почему, — запинаясь и заикаясь хрипло сказал Вин. Руки Авеля гладили его подрагивающую спину. — Я хранил это в себе так долго, Авель. Умоляю, прости меня. Тогда мне это казалось правильным, но после того, что случилось сегодня… Я понял, что ошибся, — снова всхлипнул омега, вспоминая, каким грустным был взгляд альфы на его шутку о беременности. — Авель, у нас есть сын, ему восемь месяцев, — на одном дыхании выпалил омега. — Поэтому я ушел, поэтому меня так долго не было, поэтому периодически я пропадал. Я уходил к нему. Я думал, что ты скажешь мне избавиться от него, поэтому умолчал. После того, что произошло между нами… Авель, прошу, прости меня.

Альфа замер, и руки его застыли на спине Вина. У него в голове была тысяча и одна мысль, он думал одновременно обо всем и ни о чем, но самое главное — теперь все пазлы сложились в цельную картину. Авель хватался лишь за куски, и потому не мог углядеть всей сути. Ему показалось, что от шока у него даже сердце биться перестало. «Блять», громко и отчетливо пронеслось в его мыслях. Он хотел бы из-за этого разозлиться, потому что Вин скрывал и совершенно ничего не говорил все это время, но… он не мог, потому что он понимал, из-за чего Вин сделал так, а не иначе. Он был невообразимо благодарен Вину за то, что не избавился от их ребенка, а оставил, даже если ему пришлось скрывать это. Он есть, и он живой. У Авеля дрогнули губы в улыбке, одновременно счастливой и на грани слез.

— Так значит вот почему ты взял тот детский свитер? У нас правда есть сын? — он смотрел на Вина выжидающе, и тот видел в его глазах искреннюю надежду и неподдельную радость. Вин шмыгнул носом и кивнул. — Глупый мальчик, неужели ты правда думал, что я откажусь от нашего ребенка? Что захочу избавиться от него? Вин, это наш ребенок, как… как я могу? Глупый мальчик, — Авель прижал его к себе изо всех сил, зарылся носом в волосы и прошептал в самую макушку: — Где он, Вин? Он далеко? Я хочу его увидеть, я хочу посмотреть на него…

Вин молчал несколько долгих минут, а после отлип от Авеля и сел на полуразрушенную каменную колонну, которая разваливалась по кирпичу. И Авель, и Вин закурили, думая каждый о своем. Вин — о том, что этот огромный груз, который он больше года тянул на себе, спал, и стало слишком невыносимо легко, а Авель — о том, что у него есть сын. Их с Вином сын. Альфа потер пальцами переносицу и тихо сказал:

— Блять, Вин, это я виноват, что тебе пришлось скрыть это. Я оставил тебя одного.

— Наш сын в безопасном месте, Авель, его никто не тронет, никто не причинит ему вреда. Он у человека, которому я доверяю даже больше, чем себе, — Вин молча докурил, а после растоптал окурок подошвой. — Джастин, — внезапно сказал омега с нежной улыбкой. — Его зовут Джастин, и ты даже не представляешь, как он похож на тебя. У него твои глаза, — Авель подумал, что у него случится приступ после этих слов. — Я скрывал беременность ото всех, никто не заметил, что я изменился. Никто, кроме Лиса… Этот хитрый Лис, — усмехнулся омега и покачал головой, — всегда все замечает. Он сказал мне «Ты поправился», и тогда я решил, что мне пора уходить. Я шел в неизвестность и не знал, примут ли меня или выгонят, но он, — Авель зацепился за это «он», — принял меня. Авель, я благодарен ему и обязан своей жизнью за то, что он спас меня и Джастина.

Для Авеля это было как нечто нереальное, словно сейчас Вин скажет «Я пошутил» или что он сейчас очнется, потому что, черт возьми, у него есть сын! И ему, блять, восемь месяцев. Это невероятно. Он там где-то, он там или спит, или ест, или играет, но он где-то там, его сын… Авель на Вина смотрел все еще с той же радостью, но ему было важно узнать кое-что. Он присел перед Вином на корточки и взял его руки в свои.

— Кто этот человек? Я его знаю? Если ты ему доверяешь, значит и я должен доверять. Как я не заметил, что ты изменился, как я, блять, не заметил, что ты беременный, — сокрушился альфа, зачесав свои волосы пятерней. Вин улыбнулся уголком губ. — Если бы я только знал… Если бы я знал, что ты ждешь нашего ребенка, я бы не позволил тебе уйти.

— Да, ты мог слышать о нем. Он был другом моего покойного хена, который говорил, что я всегда могу обратиться к нему. Он стал моей последней надеждой. Авель, прошу, не вини себя, тогда нам обоим было плохо, — омега погладил его по щеке. Он поднял взгляд к темному небу и сказал, не сдержав теплую интонацию: — Его зовут Кристоф, этого альфу, что помогал мне.

— Я должен его поблагодарить, он спас вас, когда я не смог это сделать. Я у него в долгу… — Авель замолчал, думая о сыне. В голове вдруг всплыло его имя, и альфа непроизвольно улыбнулся. — Джастин. Ты серьезно? Джастин… У него правда мои глаза? Расскажи о нем что-нибудь, прошу.

— Хочешь знать что-нибудь о своем сыне? Так вот знай, что когда я был беременным, он отпинал мне все органы, он был очень активный и возился почти каждый час, я даже поспать не мог, а еще когда он питался грудным молоком, то очень сильно кусался. Но, Авель, когда он улыбается мне, я просто выпадаю из этого мира. Так, как улыбается он, никто тебе не улыбнется, — прошептал омега. Он взял ладонь альфы в руку и показал маленькую часть его ладони пальцем: — Вот такие у него ручки, такие крохотные.

— У него не только мои глаза, но и характер мой. Наш маленький лидер, — хрипло засмеялся альфа. — Хотел бы я все это увидеть, ощутить, — он положил руку на живот Вина. Авель внутренне выл от одного представления крохотных ручек его сына. — У него правда такие маленькие руки? Я хочу их увидеть…

— Ты увидишь его, обещаю.

— Вин, ты провел у этого человека немало времени, я вижу, как ты о нем говоришь… с нежностью, — альфа провел ладонью по его щеке. — Он тебе помог и был, кажется, очень часто рядом, да? Он помогал тебе с Джастином, он спас тебя… Этот Кристоф кажется не плохим человеком, он явно не я, — грустно усмехнулся Авель. Его сердце скакало от догадок, а Вин с каждым словом становился все напряженнее. — Вы провели много ночей и дней вместе. Я тебе верю, Вин, но скажи мне скажи все. Ты был с ним? Ты спал с ним? — внутри омеги все похолодело. — Обещаю, что я не буду злиться. Я не хочу злиться на тебя из-за этого, потому что, когда ты пропал, я сам не был верен, я совершил много ошибок, за что я себя ненавижу и не посмею злиться на тебя из-за того, что с тобой был человек, который о тебе заботился и спас. Обещаю, Вин, просто скажи мне.

— Я был с ним, я спал с ним, я хотел быть с ним и я терзался мыслями о том, нужен ли я тебе еще после этих долгих месяцев, — с трудом сдерживая слезы, тихо сказал Вин. — Я правда думал о том, чтобы остаться с ним, — Вин перешел на шепот. Он не думал, что мог сказать Авелю о своих чувствах, не думал, что Авель бы понял и принял это, ведь одно дело спать с человеком, а другое — любить его. «Я хочу быть с ним» так и осталось вертеться на языке.

— Все хорошо, Вин, я все понимаю, — успокоил его альфа и крепко обнял, покачивая в своих руках. — Мы потом вернемся к этому и поговорим о нем. Ты всегда был нужен мне, Вин, всегда. Не смей больше сомневаться в этом. Я люблю тебя, — Вин прижимался к нему с горьким чувством, что скоро все изменится навсегда, только омега не знал, в какое из двух зол.

🍃

Чонгук в полутьме отрезал небольшой кусочек черного хлеба и положил его на тарелку, к мясу и пюре с комочками, которое он сделал сам. Альфа дунул на колышущееся пламя свечи, и оно потухло, погрузив кухню во мрак, и очень тихо поднялся на второй этаж. По дому скользил сквозняк, было так неприятно холодно, что хотелось разжечь камин. Казалось, каждая вещь здесь хранила гробовое молчание. Не трещали дрова в печи, не шкварчала на сковороде готовящаяся еда, занавески не колыхались от порывов ветра. Хаку спал, и спал весь дом без него. Даже Хосок, казалось, застыл, не отходил от постели любимого и держал его за руку. Чонгуку на них смотреть было больно, хотелось помочь, а чем — он не знал. Он не знал, как облегчить эту тяжелую ношу брата, разве что только разделив ее с ним.

Он остановился в проходе и посмотрел на сгорбившегося Хосока, который сидел на жестком стуле перед постелью и держал Хаку за ладонь. Иногда Хаку просыпался, и у него была высокая температура, бил озноб. В такие моменты рядом всегда был Хосок и Енхи, который отпаивал его своими настойками и делал компрессы. Хосок проявлял к этому повышенный интерес, чтобы самому делать Хаку перевязки и правильно поить лекарствами. Хосок проделал огромную работу, и Чонгук невероятно им гордился. Бледный лунный свет падал на постель, в которой спал Хаку. Его тонкие руки лежали поверх одеяла, а щеки невероятно осунулись, он вновь похудел и стал выглядеть еще болезненнее, чем был. Тяжело вздохнув, Чонгук прошел к Хосоку и положил прохладную ладонь на его плечо. Хосок поднял к нему голову и дернул уголком губ в улыбке.

— Брат, — тихо сказал Чонгук. — Тебе нужно поесть. Я принес.

— Не хочу, — покачал головой Хосок. — Нет аппетита. Но спасибо, Чонгук.

Чонгук кивнул и поставил тарелку на тумбу у кровати, на которой половину места занимали склянки с микстурами, бинты, тряпки и небольшая чашка. Младший альфа подтянул из угла комнаты стул поближе к Хосоку, развернул его спинкой вперед и уселся рядом, положив подбородок на скрещенные руки. Он устремил взгляд на Хаку, который безмятежно спал и набирался сил после пережитого им стресса. Енхи боялся, что у него могло начаться заражение крови, но пока никаких признаков, кроме периодической температуры, у него не было. Больше, чем Хаку, испугался Хосок, которого самого приходилось отпаивать успокоительным, чтобы он хотя бы немного пришел в себя. Омега потерял много крови, но все надеялись на то, что он выкарабкается. А Хосок не надеялся, он был уверен.

— Он у меня сильный, — сказал Хосок и погладил указательным пальцем раскрытую ладонь Хаку. — Самый сильный человек из всех, кого я знаю.

— Да… — протянул задумчиво Чонгук. — Он восстановится, и мы ему в этом поможем. Мы ведь семья, — улыбнулся альфа, и Хосок с невероятной теплотой посмотрел на него, не в силах скрыть довольную улыбку.

— Семья, — повторил альфа и накрыл ладонь Хаку своей. — Сначала вы с Хаку помогли мне, затем мы с тобой помогли Хаку, получается, следующий ты, — грустно усмехнулся Хосок. — Надеюсь, в тебя не будут стрелять и ты не будешь ничего принимать.

— Не, я скорее сломаю себе что-нибудь, — ухмыльнулся альфа, заставив Хосока тихо рассмеяться. — Но это будет честно, побегаете вокруг меня. Шучу, это я должен приглядывать за вами, — Чонгук принялся массировать затекшую шею брата, и тот даже замычал от удовольствия. У него действительно болели мышцы спины и шеи, но он не жаловался, потому что сам это выбрал.

— Среди людей нет волнений? — спросил Хосок, посмотрев на брата. Чонгук вздохнул.

— Конечно, есть, появление Авеля многих испугало, — поджал губы альфа. — Его репутация бежит впереди него. Сказать честно, я удивлен, что они не перестреляли нас всех. Они при желании могли сравнять нас с землей, но… — он посмотрел на Хаку. — Пострадал он один. И я никак не могу понять, почему он не тронул нас.

— Мы не были его целью, — голос Хосока потяжелел при упоминании Авеля. — Его целью был Хаку, ты сам слышал, что… он говорил.

— Веришь ему? — нахмурился Чонгук.

— А у меня есть поводы не верить? — усмехнулся как-то странно альфа и покачал головой. — Но дело в другом. То, что было в жизни Хаку до нас, не наше дело. Главное то, что он изменился с нами, главное то, что он делает для нас, то, что он любит нас. Прошлое есть у всех, и не всегда оно связано с чем-то хорошим. Люди совершают ошибки, и на них учатся при желании. Я верю, что Хаку изменился, я не знаю, почему, но я верю. Пусть его прошлое останется в прошлом, для меня важнее настоящее и будущее.

— Ты прав, — слегка улыбнулся альфа и положил ладонь на спину Хосока. — Но это не повод спускать с рук все этому ублюдку. Если он еще раз здесь появится, мы будем готовы. Тронув нашего человека, он объявил нам войну, и я приму этот вызов. Сейчас он угрожает Хаку, затем нашим людям?

— Этого не будет, — резко ответил Хосок и сильнее сжал ладонь Хаку, отчаянно желая, чтобы омега сжал ее в ответ, но тот спал и в сознание пока не приходил. — Не хочу говорить о нем, о войне, о потерях. Хочу просто быть со своим омегой и не чувствовать, что ему или мне угрожает опасность, — Чонгук улыбнулся, когда брат склонился и поцеловал каждую костяшку пальцев Хаку. — Надоело воевать не только с другими, но и с самим собой.

— Эй, а у меня есть новость для тебя, — Чонгук вдруг переменился в лице и стал совсем радостным, что не ушло от взгляда Хосока. Тот выгнул бровь и подсел чуть ближе, словно брат хотел выдать ему мировую тайну. — Вообще, я бы хотел рассказать тебе об этом вместе с Тэхеном, но…

— Та-а-ак, — протянул с загадочной улыбкой старший и вскинул бровь. — Это уже интересно.

— В общем, — кашлянул Чонгук, прочищая горло. Эта мысль у него самого безостановочно крутилась в голове, и он никак не мог поверить до конца, что у них с Тэхеном будет ребенок, слишком невероятным это было для альфы, несмотря даже на то, что у омеги уже начал вырисовываться небольшой животик. — Ты станешь дядей.

У Хосока вытянулось лицо, а глаза расширились от удивления. Он, конечно, готовил себя к грандиозной новости, но не настолько грандиозной! А Чонгук едва сдержался, чтобы не рассмеяться в голос от выражения лица брата. Они чем-то были похожи — у Чонгука была примерно такая же реакция, когда он узнал о беременности Тэхена. Что отец, что дядя, одним словом — братья, мыслящие, как один. Хосок широко улыбнулся и порывисто обнял Чонгука, младший тут же прильнул к нему, чувствуя сильное плечо. Рядом с Хосоком ему не страшно было быть просто маленьким Чонгуком, его братом, прикрывающим спину, не страшно быть слабым, ведь только Хосок мог его защитить, подставить свое крепкое плечо и закрыть собой от пули. Любовь, которую могут испытывать только братья, никогда не сравнится ни с чем другим, и кто бы рядом с ним не был, они всегда будут самыми близкими друг для друга людьми. Чонгук так расчувствовался, что у самого едва не потекли слезы.

— Чонгук, ну даете! — прошептал Хосок, потерев ладонями его спину. — Я еще даже не видел твоего омегу, а он уже носит моего племянника. Черт возьми, Чонгук, я счастлив так, словно сам отцом стану, — хрипло рассмеялся альфа, и Чонгук заулыбался.

— Ты будешь для него самым лучшим дядей на этом чертовом свете, Хосок.

— Я должен срочно с Тэхеном познакомиться, должен увидеть твоего избранника. Чонгук, умеешь же ты выбивать землю из-под ног, — ухмыльнулся старший и взъерошил его волосы. — Я представляю, как обрадуется Хаку, когда узнает. А на каком он месяце? Когда мой племянник уже родится?

— Попридержи коней, — посмеялся Чонгук. Они с братом вновь уселись на стульях, и Хосок не мог стереть улыбку с лица. Он станет дядей! Несколько месяцев назад он и подумать о таком не мог, не мог представить, что однажды у них все будет так. Чонгук вдруг вновь положил ладонь на плечо Хосока и сказал: — Ты первый человек, которому я рассказал это, Хосок, и ты всегда будешь для меня первым. Я сделаю все, чтобы наш с Тэхеном сын любил тебя и уважал не только как своего дядю, но и как второго отца, потому что именно ты вырастил меня, благодаря тебе у меня сейчас есть все, что я люблю — семья, друзья, ребенок, мой дом. Я люблю тебя, Хосок, и ты даже не представляешь, как я тебе благодарен.

Хосок бегал взглядом по лицу брата и чувствовал, как щиплет в носу от подступающих слез, а в горле собрался комок. Всю жизнь ему как воздуха не хватало этих слов, не хватало любви и искренности Чонгука, которые придают ему сил идти дальше. Несмотря ни на что, его любовь к брату никогда не преуменьшалась, какие бы трудности ни вставали у них на пути, как бы Чонгук не показывал свое презрение и ненависть, Хосок любил его. Чонгук был его единственным родным человеком, братом, за которого он без раздумываний положил бы голову на плаху и принял любое наказание. Хосоку захотелось заплакать, но вместо этого он вновь обнял брата. Крепко, порывисто, а главное — искренне, и пусть поза была неудобной, объятие никто не спешил разрывать, и Чонгук все понял и без слов — Хосок любит его тоже. Он знал это, и он чувствовал это. Только в объятиях Хосока было так спокойно, и младший мог без зазрения совести уткнуться ему в шею лицом, почувствовал запах родного тела, его тепло, и обрести спокойствие. Хосок заслужил всех слов о любви.

— Интересно, а когда у вас с Хаку будут дети, — улыбнулся Чонгук, чтобы повернуть тему в другое русло, а иначе, он уверен, они с Хосоком бы расплакались напару.

— Маленький он еще, какие дети, — усмехнулся альфа и покачал головой, а потом вновь взял в руки его ладонь.

— В нашем мире возраст уже и не имеет никакого значения, — игриво подмигнул ему младший, но потом поправился: — Главное, чтобы вы оба были готовы к этому. Мне кажется, что Хаку будет прекрасным папой и хранителем очага.

— Однажды… — Хосок улыбнулся уголком губ, поглаживая большим пальцем костяшки пальцев омеги. — Ты заберешь Тэхена к нам?

— Обязательно, — кивнул Чонгук. — Вот только его отец пока не знает о том, что у нас ребенок будет, — скривил губы альфа, и Хосок удивленно на него посмотрел. — Потому что у него сдвиги с гиперопекой, но мы хотим сказать ему на днях. У них в семье праздник, родился ребенок у дядей Тэхена, так что, там мы и планируем сказать, но получится ли — неизвестно. Тэхен считает, что это праздник для его дядей, и было бы неправильно перекрывать его новостью о своей беременности. Ну, а я не вижу смысла тянуть дальше, да и желания скрываться у меня нет. Я взрослый мужик, но скрываюсь, как шкет какой-то. Надоело.

— Странно, что вы не сказали ему раньше. Я, может, обрадовался бы стать дедом… Нет, не хочу об этом думать пока, — ухмыльнулся альфа и покачал головой. Чонгук прыснул от смеха. — Пока мне хватит быть дядей. А вы рассматриваете вариант, что он не поймет вас и учинит скандал? Учитывая твои слова о гиперопеке.

— Если он по-настоящему любит своего сына и уважает его желания, он не станет препятствовать, а поддержит его. Меня-то он в любом случае ненавидеть будет, — ухмыльнулся Чонгук. — Но я готов к этому и уже привык.

— Какое бы решение он ни принял, Чонгук, ты знаешь, что ваш дом здесь, — улыбнулся ему Хосок. — Я уверен, что все, и особенно Хаку, будут в восторге от нового члена общины, как знать, может, и другие захотят завести семьи.

— Кстати, об этом. Видал, как Чонмин ухлестывает за Енхи? — гаденько улыбнулся Чонгук, играя бровями. — Мне кажется, он втрескался не по-детски, никогда его таким не видел. На днях, когда мы были на охоте, он нарвал ему цветов. Даже я не дарил Тэхену цветы, — почесал затылок альфа.

— А тебе есть чему у него поучиться, — ухмыльнулся Хосок и стукнул его по плечу.

Братья около часа сидели в полутьме и тихо переговаривались, изредка посмеиваясь друг над другом или над шутками. Хаку по-прежнему не приходил в себя, хотя Хосок чувствовал, как он едва ощутимо сжимал сквозь сон его руку в ответ, и внутри альфы все расцветало бутонами надежды, что все действительно будет хорошо. Больше всего остального Хосок хотел на данный момент, чтобы Хаку поправился и познакомиться с Тэхеном. Когда на часах перевалило за девять часов вечера, их неожиданно прервал Енхи, объявив, что он посидит с Хаку, а их обоих ждет кое-кто внизу. Чонгук и Хосок переглянулись, ведь гостей они не ждали, но спустились. Завидев Чимина, у Чонгука загорелись синим пламенем глаза, и он едва не кинулся на него с кулаками, но Хосок удержал брата.

— Какое право ты имеешь заявляться сюда? — прорычал Чонгук, сжимая до боли и побелевших костяшек кулаки. — Приперся с очередным поручением своего папаши?

— Чонгук, пожалуйста, успокойся, — на удивление спокойно сказал альфа в ответ и бросил на землю сигарету, растоптав ее ботинком. — Оставь свою ненависть ко мне на потом, сейчас есть вещи важнее. Намного важнее.

Хосок, поймав взгляд Чимина и увидев, насколько тот серьезен в своих словах, просто кивнул. Они втроем поднялись к Хосоку в кабинет, чтобы не было лишних, особенно заинтересованных глаз и ушей. Чонгук разил презрением и недовольством оттого, что Чимин посреди ночи пришел к ним с непонятно какой целью, но сам альфа был спокоен, и Хосок не спешил выгонять его взашей. Он сел в свое кресло и сцепил пальцы в замок, чуть нахмурив брови.

— Может, хочешь кофе? — предложил лидер, и Чимин отрицательно качнул головой.

— Можно было бы, но нет, — Чонгук было открыл рот, чтобы съязвить, но Хосок кинул на него строгий и недовольный взгляд, и младший сжал губы. — Я пришел поговорить о… моем отце.

— Пришел сказать, что он предатель, который играет в свои грязные игры чужими руками? Так это мы уже знаем, — ухмыльнулся Чонгук.

— Чонгук, — хмыкнул Хосок и слегка хлопнул ладонью по столу.

— Все нормально, Хосок, — помассировал переносицу Чимин и повернулся к Чонгуку, сказав спокойно, но несколько раздраженно: — Я знаю, что ты меня терпеть не можешь, я знаю, что у тебя есть причины, и основная причина — Тэхен. Но, поверь, что я здесь только из-за него, никак не из-за тебя. Ты можешь думать что хочешь, но Тэхен мне небезразличен, не был и никогда не будет, — Чонгук раздул ноздри от злости. — Я пришел не чтобы драться с тобой за его руку и сердце, свой выбор он уже сделал, как, собственно, и я сам. Я здесь, чтобы спасти его, и если ты любишь его, то успокойся хотя бы сейчас. Набить морды друг другу мы всегда успеем, — морщины злости на лице Чонгука разгладились, и взгляд стал менее раздраженным. Он все еще был недоволен, но кивнул и кинул:

— Хорошо. Мы слушаем тебя.

— Чонгук прав, мой отец использовал вас, как марионеток, — повернулся к лидеру Чимин, и тот кивнул, чтобы альфа продолжал. — Он использовал не только вас, он использовал всех, кто был ему выгоден. И меня тоже. Он несколько лет подряд занимается тем, что ищет вакцину, которая якобы спасет человечество, — в тоне альфы звучала неприкрытая насмешка.

— От заражения кордицепсом? — вскинул бровь Хосок.

— Да.

— Но как? Без лабораторий, без оборудования, без испытаний и даже без биологического материала? — нахмурился лидер, а потом вдруг ухмыльнулся. — Ну да, точно. Учитывая, чем занимается твой отец и кто он такой, глупо было бы предполагать, что он пытается синтезировать вакцину с помощью камней и листьев. И замурованные склады в Янъяне — ваших рук дело? — вспомнил Хосок здания, которые видел так давно. Через небольшую щелку он видел там огромные ящики с оружием и медикаментами, накрытые брезентом. Чимин кивнул. — Хорошо запаслись, — хмыкнул лидер. — У вас многое имеется?

— Многое, — вздохнул Чимин и снял черную шапку, взъерошив свои волосы. — Все началось с того, что он примкнул к Цикадам. Они с самого начала пандемии искали вакцину, проводили сотни экспериментов, даже заражали ни в чем не повинных людей ради своих целей, но, как вы понимаете, ничего не добились. Многие уже потеряли надежду, но не мой отец. Со временем он становился все безумнее, потому что у него это не получалось. А потом… мелькнула призрачная надежда.

— Тэхен? — спросил Чонгук, поджимая губы. — Тэхен стал его надеждой? — и Чимин кивнул. — Но почему? По какой причине?

— Наверное, ты уже знаешь, как умерла его мать, — Чимин глянул на Чонгука. — И знаешь, что сам Тэхен был укушен. Так вот, это знает и мой отец, но он никак не мог доказать свою теорию, затем и «внедрил» меня в семью Ким, чтобы я разузнал это. Но чем ближе мы с Тэхеном становились, тем сложнее было выполнить свою задачу, учитывая мои… чувства, — Чимин кашлянул в кулак, а Чонгук скривился, но ничего не сказал. Он понимал его даже в какой-то степени — в Тэхена невозможно не влюбиться.

— Значит, поэтому ты решил защищать всячески Тэхена от влияния Джина? — продолжил Хосок после недолгого молчания.

— Да. Он не раз наказывал меня за это, но я не мог предать Тэхена. Он был для меня важнее, чем эта призрачная вакцина.

— Но даже если бы он создал эту вакцину, что бы она дала? Как бы он делил ее между людьми? — Чонгук чувствовал, как медленно, но верно злость на Чимина отходит на второй план, и он с неохотой принимал и понимал, что альфа хотел помочь. В первую очередь самому Тэхену.

— Я не знаю, — просто улыбнулся Чимин. — И он не знает. Единственное, что мне известно наверняка — он сошел с ума, и уже ни перед чем не остановится, чтобы заполучить Тэхена. Чонгук, Хосок, — альфа поочередно посмотрел сначала на одного, затем на другого, — Тэхену грозит опасность, и времени почти не осталось. Отец перебросил все силы в нашу общину, и он собирается идти войной, чтобы получить свою цель. Он не остановится и не образумится, сколько бы шансов мы ему ни давали. Наша надежда лопнула. Я… не знаю, что грядет, но вскоре он начнет действовать. Он устал ждать.

— Нападение на нашу стену зараженными ваших рук дело?

— Понятия не имею, Хосок, но может и так. Я не знаю о многом, что он делал без моего ведома. Мне незачем врать вам или утаивать правду, я не знаю, для чего это было и по какой причине. Но, сказать честно, он никогда не относился к вам, как к равным. Когда мы говорили об этом с Чонгуком, — он глянул в сторону альфы, — он обвинил нас, но я действительно не знал ни о чем подобном, да и к нему самому ничего приятного не испытывал, и на контакт идти не желал. Думал, что справлюсь со всем сам. Но, поверьте, у него есть армия зараженных, на которых он проводил свои опыты, и я не знаю, что он с ними делает после, у него есть вооруженные люди, у него есть все, чтобы выполнить задуманное. Но есть и люди, которые устали от него, и когда придет время, они примкнут к нам.

— Что мы должны делать? — твердо спросил младший Чон.

— Защищать Тэхена. Быть рядом с ним и защищать во что бы то ни стало. Я буду помогать вам оттуда и передавать все, что знаю сам, но отец стал все более скрытным, он перестал делиться своими планами и со мной, и с папой. Но я видел, что завезли оборудование для операции.

— Какого рода операция? — хмуро спросил Хосок.

— Для получения и синтезирования вакцины нужно извлечь кору головного мозга, — у Чонгука внутри все похолодело. — Я вам не враг, — посмотрел Чимин на своего бывшего соперника. — Ты любишь Тэхена, я знаю это. Я тоже его… люблю. Не так, как ты, не так, как он тебя. Он мой друг, он часть моей семьи, я с ним разделил детство. Я желаю вам счастья, Чонгук, — улыбнулся уголком губ альфа. — Не зла.

— Спасибо, Чимин, — хрипло сказал Чонгук в ответ. И хотя он испытывал больше, чем простое «спасибо», выдавить из себя он это не мог. Мысли бешено закрутились вокруг Тэхена, который находился под ударом и даже не подозревал этого. Альфа отошел к окну и вцепился пальцами в собственные волосы, размышляя, что ему делать дальше, как ему правильнее поступить, как уберечь Тэхена от этого ненормального.

— Кто-нибудь еще знает об этом? — подал голос после раздумий Хосок.

— Авель.

— Что? — прорычал лидер и поднялся со своего места так, что скрипнули ножки стула по полу. Чонгук обернулся к Чимину и вновь поджал недовольно губы.

— Почему у вас такая реакция? — вскинул брови Чимин, и в ту же секунду вспомнил о том, что брат Авеля находится или находился именно здесь. Реакция альф была вполне понятна и оправдана.

— Почему? — хмыкнул Чонгук. — Этот ублюдок явился сюда, размахивая оружием, выстрелил в нашего человека, напугал народ, а ты спрашиваешь, почему? Нет. Ему я никогда не буду доверять и на метр не подпущу его к Тэхену, — Чимин лишь покачал головой.

— Послушайте, — вскинул ладони Чимин. — Я понимаю, что у вас остались самые неприятные ощущения от Авеля, но… Он не монстр. Он не такой, каким мог вам показаться. Да, в чем-то он радикален и импульсивен, но он идет навстречу. Мы заключили соглашение о том, что он не тронет Тэхена.

— Взамен на что? — мрачно ухмыльнулся Хосок.

— Это уже не важно. Важно то, что он на нашей стороне, и он не враг. Нравится вам это или нет, но я ему верю. Он не идеальный, я не могу с этим поспорить, но он не ужасен. Что бы ни было у него в голове, что бы ни побудило его выстрелить в вашего человека, на то была причина. Его можно ненавидеть, я понимаю, но и понять его тоже можно. На каждое действие есть противодействие, вы как никто знаете это, и речь сейчас идет не о том, что он сделал или чего не сделал, важно то, что Тэхена он не тронет.

— С какого хрена он вообще представляет угрозу для Тэхена? — резче и грубее, чем следовало, спросил Чонгук. — Я разорву его на мелкие кусочки, если хоть волос упадет с головы Тэхена.

— Он собирался сделать это не по своему желанию, — покачал головой альфа. — Помните мои слова о том, что отец — кукловод? Так вот, Авель тоже попался на его ниточки. Он умело лавирует между нами и плетет интриги, о которых даже мне не известно. Но я обрубил эту ниточку, насколько мог, — Чонгук прикрыл глаза и шумно выдохнул.

— Я вижу, что ты многое сделал, чтобы предотвратить это, Чимин. Я… обязан тебе жизнью за то, что ты делаешь для Тэхена. Спасибо.

— Оставь это, Чонгук, — покачал головой Чимин. — Он мой друг, а друзья друг друга в беде не бросают, — улыбнулся уголком губ он.

— У нас нет достаточно оснований, чтобы доверять Авелю, — поджал губы Хосок, возвращаясь к насущной теме.

— Зато у меня есть идея, — сказал Чонгук, упершись ладонями в стол Хосока и устремив взгляд на него. — Проследим за ним. Возьмем лошадей и скроемся где-то в деревьях, если не заметим ничего странного — выйдет из-под подозрений хотя бы на время. Хосок, то, что Тэхену угрожает опасность на данный момент важнее того, что происходило между ним и Хаку, — Чонгук прикусил губу и вздохнул. — Знаю, это ужасно звучит с моей стороны, но…

— Нет, — качнул головой Хосок. — Ты прав, сейчас Тэхен и его безопасность должна быть на первом месте. Хотя я и не знаю его, не знаю, какой он человек, но, — альфа сжал пальцами плечо брата. — Он тот, кого ты любишь, он твоя семья, а значит и моя.

— Какой план действий? — после короткой улыбки спросил Чонгук.

— Я думаю, что у нас в запасе есть несколько дней. Если вы хотите убедиться в непричастности Авеля — я не против, вам так будет спокойнее, только не затягивайте, нам нужны союзники. Тебе, Чонгук, нужно будет предупредить Тэхена и поговорить с ним на этот счет, главное, чтобы он на рожон не полез с его-то характером, — закатил глаза альфа, и Чонгук ухмыльнулся. Он был прав. — А дальше… будем действовать по ситуации. Как только я замечу что-то неладное, тут же поставлю вас в известность. Сообща мы сможем предотвратить что-то непоправимое.

— Идет, — согласно кивнул младший Чон, и Хосок его поддержал. — Но, Чимин… Почему ты сам не расскажешь ему? Разве ты не придешь на празднование рождения Хенджина? — у Чимина округлились глаза.

— Как… Он уже родился? — выдохнул альфа, а Хосок коротко усмехнулся.

— Ты полжизни пропустил, — спокойно улыбнулся Чонгук. — Приходи. Тэхен соскучился по тебе, я ведь вижу. И он будет рад тебя увидеть, несмотря на то, что мне порой хочется врезать тебе.

— Хорошо, — улыбнулся уголком губ Чимин. — Я приду. И, Чонгук… Спасибо.

***

За окном стояла глубокая, безлунная ночь, когда Хаку пришел в сознание. Голова была ватной и пустой, губы высохли без долгого питья, а плечо хотя еще и ныло, беспокоило не так сильно. Омега чувствовал, что руку стянули перевязанные бинты. Он хрипло промычал от неприятного ощущения и повернул голову вбок, практически сразу же ощутив, что в комнате он не один. Грудь стянуло тянущее, болезненное чувство, потому что в голову одно за другим приходили воспоминания о том, что случилось перед выстрелом. Внутри все похолодело. Хаку ослабшей рукой провел по прохладному одеялу и наткнулся на чью-то руку, которая сразу же обхватила его запястье. Не успел омега испугаться, как понял — это был Хосок, и он облегченно и слишком шумно выдохнул. Хосок приложился прохладной щекой к его ладони, безмолвно говоря «Я здесь», и Хаку улыбнулся уголком губ, чувствуя, как натянулась сухая кожа. Альфа взял с тумбы стакан с водой, просунул ладонь под голову омеги и помог приподняться.

— Тебе нужно попить, — тихо сказал Хосок, и Хаку согласно кивнул.

Голова отозвалась легкой болью. Сколько он уже не пил? Не ел? Не вставал с постели? Если Хаку не изменяла память, то несколько дней. Хосок приставил стакан к губам омеги, и тот начал жадно пить, пропуская несколько капель вниз по подбородку. Хосок тут же их утер подушечкой большого пальца и перешел на впалую щеку, которую начал поглаживать. С водой к Хаку приходили и силы, и ясное сознание, постепенно он приходил в себя и чувствовал себя лучше. Омега облизнулся, собирая каждую капельку воды с губ.

— Сколько я спал? — тихо спросил Хаку и присел, упершись спиной в спинку кровати.

— В последний раз двадцать часов, — ответил Хосок и пересел в кровать, которая прогнулась под его весом. Хаку чувствовал его совсем рядом, но не сделал ничего, чтобы его коснуться.

Воспоминания порциями возвращались к нему, и чем больше их было, тем сильнее омега хотел расплакаться от стыда, обиды и боли. Хотелось упасть в ноги Хосока и извиняться за все, но Хаку сидел неподвижно, боясь даже сделать лишний вдох. Он думал, что Хосок его ненавидел, презирал, не желал видеть перед собой лгуна и обманщика, но омега чувствовал, что Хосок улыбался и смотрел на него, и от этого было тяжелее. Неужели Хосок совсем не злился на него? В уголках глаз омеги скопились горячие слезы стыда.

— Хосок, мне… так жаль, — едва слышно прошептал он и сжал пальцами одеяло. — Я подвел тебя, Чонгука, Енхи, я всех вас подвел. Все это произошло из-за меня, из-за меня одного могли пострадать вы все, — всхлипнул омега. — Мне стоит уйти, я не должен жить среди вас, — с каждым последующим словом альфа становился все более хмурым.

— Что такое ты говоришь, Хаку? — спросил тихо Хосок и поднял его голову за подбородок к себе. — Ничто, слышишь? Ничто и никогда не изменит моего к тебе отношения. Все, что было в твоей жизни до меня, осталось в прошлом. Сейчас есть ты и есть я, больше никого нет и не будет. Я больше не позволю, чтобы кто-то причинял тебе боль. Мне все равно, что ты делал в прошлом. Я тоже сотворил немало дерьма. Но… ты здесь. Каждый человек имеет право на второй шанс, имеет право все исправить. Слышишь меня? — почти в губы омеги прошептал он.

— Да, — дрожащими от слез губами шепнул Хаку и коротко кивнул. — Да.

Хосок поддел его влажный нос своим и коснулся губами его губ так, как умел только он — плавно, аккуратно и чувственно. Хаку сопротивляться не стал, хотя его душили слезы, он целовал любимого альфу в ответ и думал о словах Хосока. Имел ли он шанс на вторую жизнь? Имел ли право простить себя за все, что было в его жизни раньше? Ведь Хаку — просто человек, а люди совершают ошибки. Если бы каждый человек жил идеальной жизнью без единой ошибки, он был бы бездушной машиной. Хаку любит и любим, а значит, жизнь даровала ему второй шанс, и было бы глупо упускать его в вечных терзаниях о прошлом. Жизнь идет дальше, и Хаку пошел вперед.

Их поцелуй был медленным, соленым и тягучим. Альфа скользил губами по его щекам, целовал под веками, касаясь губами ресниц-треугольников, спускался к подбородку и вновь возвращался к приоткрытым губам, которыми Хаку отчаянно ловил воздух. Хосок на пробу заскользил пальцами по бедрам омеги, поднимаясь вверх, к талии. Хаку стало жарко, и воздух стремительно кончался в легких. Тело Хосока под футболкой было крепким, горячим и таким… любимым. Хаку хотел прикоснуться к нему без всякой пошлости, он просто хотел почувствовать это тепло кожа к коже. Тело к телу. Хосок, словно прочитав его мысли, снял футболку и кинул ее тряпкой куда-то в угол, дав возможность застывшему омеге касаться себя так, как он хотел.

По горячей коже пробежались мурашки, когда Хаку коснулся прохладными пальцами его груди. Тонкие пальцы, словно одурманивающие языки, расползлись по его груди, и Хосок сдавленно простонал, когда омега зацепил потемневшие бусины сосков. Хаку поднял голову к Хосоку, а после опустился, игнорируя слабую боль в плече, и припал губами прямо к солнечному сплетению. Под правой ладонью гулко билось сердце любимого, а у самого омеги оно скакало в горле. Он зажмурился и начал вести дорожку едва ощутимых поцелуев от его груди к ключицам, плечам, покрытым татуировками, и к шее, под подбородок. Кожа Хосока была солоновата на вкус, но лучше на свете для Хаку не было. Над макушкой омеги раздавалось тяжелое дыхание, которое кипятило кровь.

Аккуратно, боясь затронуть заживающую пулевую рану, альфа помог Хаку снять длинную ночную рубашку, доходящую ему до середины бедра. Хаку перед ним остался обнажен, и хотя Хосок уже видел его обнаженным, сейчас все было совсем не так. Хаку был его омегой, и он будил в нем то, что, казалось, давно заснуло. Тугой, тяжелый узел свернулся внизу живота, и Хосок начал тяжелее дышать, отчетливо чувствуя упиравшийся в ткань джинсов бугорок. Щеки Хаку зарделись от жара, но он не был смущен. Он доверял Хосоку и знал, что тот не причинит ему боли. Никогда. Хосок вновь позволил своим пальцами бесстыдно скользить по его талии, изредко опускаясь до бедер и округлых ягодиц, а Хаку исследовал ладонями его подтянутый пресс и твердую грудь.

— Ты уверен в том, что хочешь этого? — низким от возбуждения голосом спросил Хосок, чтобы быть уверенным, что это желание обоюдно.

— Да, — тихо, но твердо ответил Хаку.

Хосок лег на спину, прохладная постель остудила разгоряченное тело. Хаку, придерживаемый за талию альфой, забрался на его обнаженные бедра, чувствуя эрегированный член. Он неосознанно вдохнул, втягивая и без того плоский живот, и ребра проступили на его коже острыми хребтами. Одной рукой Хаку уперся в его грудь, а вторую, ту, которая болела, положил на его плечо. Омега встал на колени, и Хосок сжал пальцами его ягодицу, отодвигая ее чуть в сторону, и направил член в омегу. Он замер, когда головка скользнула в горячее, влажное нутро омеги. У Хаку перед глазами вспыхнули искры, он весь сжался и напрягся, как натянутая струна. Хосок поглаживал его ягодицу, позволяя привыкнуть и самому контролировать процесс и глубину проникновения.

— Смотри на меня, Хаку, — хрипло сказал альфа, взяв омегу за подбородок. — Открой глаза.

Хаку, хотя и не сразу, послушался. Горячие слезы побежали вниз по его щекам, но он упорно смотрел ровно туда, где было лицо альфы, и тому даже показалось, что он может его видеть. Спустя несколько долгих и мучительных для Хосока минут Хаку начал двигаться. Медленно, неуверенно и крупно вздрагивая от каждого движения, но он сантиметр за сантиметром глубже насаживался на член Хосока. Грудную клетку распирало от любви и осознания того, что они с Хосоком сейчас были как никогда близки. Почти одним целым. Кожа к коже и тело к телу.

Хосок приподнялся, чтобы омеге было легче и удобнее двигаться на нем, и постоянно придерживал его за бедра, пока Хаку двигался вверх-вниз. Его стоны и всхлипы удовольствия ласкали слух Хосока, он и забыл, что может быть настолько хорошо. Хаку был той самой деталью, которой ему не хватало всю жизнь, Хаку был тем клеем, который собрал Хосока по частям, Хаку был разрядом молнии, которая запустила его потухшее, обгоревшее сердце и заставила его биться. Хаку двигался на нем с каждой минутой все увереннее. Хосок жадно целовал его тонкую шею, покусывал и посасывал кожу, а омега вплетал пальцы в чуть жесткие волосы любимого.

Омега в Хосока нырнул с головой и разбился о скалы, он лежал там, на самом дне, и подняться вверх не желал. Приливы любви омывали его тело, и он растворялся в нем. Они становились единым целым, неделимым и нерушимым. Хаку от каждого толчка вскрикивал от удовольствия, и еще сильнее распалял Хосока, который впервые почувствовал, как это — заниматься любовью, а не сексом. В темной, безлунной ночи Хаку видел самые яркие, разноцветные вспышки перед глазами. Он до боли кусал губы, чтобы не кричать, но Хосок лишь сильнее и глубже толкался в него, заставляя вскрикивать, и очередной крик потонул в поцелуе.

Хаку никогда не было так хорошо, и даже боль от раны не перебивала это. Она мелькала на периферии, но омега был целиком в Хосоке, до капли растворяясь, и думал лишь о губах на своих губах, о теле к телу, о коже к коже. В такой момент растворяется «я», растворяется и «ты», и рождается нечто большее. Рождается «мы». Альфа и омега. Два любящих друг друга человека, которые понимают друг друга без слов. Хаку и Хосок.

Хосок обхватил широкой, горячей ладонью член омеги, помогая ему дойти до экстаза, и Хаку прогнулся в спине, не сдержав полный удовольствия стон. Не в силах больше сдерживаться, он излился прямо в руку Хосока, пачкая его пальцы своей спермой, и начал дрожать. Его щеки вспыхнули красным от смущения, но Хосока это ни капли не смутило. Он обхватил Хаку обеими руками и в несколько плавных, но быстрых толчков сам достиг пика, кончив на ягодицы омеги. Хосок упал на спину, громко дыша, а Хаку — следом на его грудь. Тело приятно ныло, а сердце горело. Хаку было так хорошо, как не было никогда.

— Я люблю тебя, — прошептал омега и прикусил губу, даже не осознав, как признание сорвалось с губ.

Хосок промолчал, но улыбнулся уголком губ и зарылся носом в его макушку, полной грудью вдыхая природный запах омеги, обострившийся из-за возбуждения. Хосок гладил пальцами его обнаженную спину и целовал в макушку, согревая своим горячим дыханием. Хаку несколько минут лежал в напряжении, словно думал, что альфа после этого признания оттолкнет его, а когда понял, что ошибся, его тело обмякло. Он прильнул щекой к его груди и прикрыл глаза, разнеженный сексом, поцелуями и касаниями к своей коже.

Сердце Хосока его успокаивало, и вскоре Хаку провалился в сон. Альфа не сказал в ответ, что любит его, но он знал все и сам. Он все чувствовал, он кожей ощущал каждую букву, когда Хосок водил пальцами по его спине, и для того, чтобы получить ответ, слова не обязательны. Хосок всю ночь лежал, не смыкая глаз, и слушал дыхание любимого, согревающее кожу прямо у сердца. Тело к телу. Кожа к коже.

🍃

Хотя на улицу опускался вечер и становилось прохладно, все дружно решили, что на заднем дворе дома Намджуна и Тэхена будет хорошо и свежо всем. Джойз в последнее время не отрывался от люльки Хенджина, с которым старался проводить все свое свободное время, но сегодня вышел на работу вместе с Намджуном. Пока омеги во главе с молодым папой готовили ужин и готовились к празднику, Намджун и Джойз работали с мужчинами. Они косили свежую, сочную траву для животных и расчищали землю для новых посадок фруктов, овощей и злаковых. В планах у них было засеять целое поле пшеницей, из которой после могли делать муку. Джойз регулярно принимал поздравления и не мог скрывать счастливой улыбки. Намджун видел, как он счастлив был быть отцом, словно был рожден для этой роли. Когда просторное небольшое поле было очищено, часть травы собрали вилами и сложили в специальные амбары, где заготавливали сено, а часть раздали голодным животным. В воздухе приятно пахло свежескошенной травой и прохладой улицы.

Гююн привстала на носочки и зажгла последний горящий масляный фонарь, разогнавший тьму вечера. Тэхен даже стащил праздничные подвески с чердака и развесил на стене дома, а со своего укромного местечка на крыше ангара вытащил старую разноцветную гирлянду. Она была небольшой и короткой, но красиво оплела два горевших фонаря, и те отбросили разноцветные блики на землю. Юнги вместе с Тэхеном аккуратно, бочком вынесли стол, накрыли его белой скатертью и принялись расставлять столовые приборы. Хотя Ханен ругал Тэхена и настаивал, чтобы он не таскал ничего тяжелого, тот лишь цыкал на старшего. Сегодня все должно быть идеально для его любимого племянника.

Сегодня наготовили все рецепты, которые только знали — пожарили курицу в виноградных листьях, сделали пюре и запекли картошку с кусочками сала в углях, на тех же углях приготовили маринованное мясо дикого кабана и крольчатину, нарезали салатов, некоторые из которых заправили маслом, а некоторые — домашней жирной сметаной, и, конечно, нарезали много свежих фруктов и овощей. Рождение нового члена семьи — это особенный праздник, который не сравнится ни с каким другим, особенно, когда это рождение в их семье первого племянника. Даже Юнги был особо терпелив и не пытался стащить со стола свежую еду. Он был единственным, кто до сих пор не подошел к малышу, потому что он… боялся. Хенджин был таким маленьким, крошечным, и совсем не известным ему созданием, что Юнги, завидев его на руках Ханена, растерялся. Но он знал одно — Хенджин приятно пах молоком и чем-то таким детским, как пахнут только дети. Юнги знал, потому что в тайне ото всех понюхал его, пока малыш спал.

— Стульев не хватает, — сообщил Юнги и принялся расставлять тарелки для каждого человека. — И салаты на кухне остались!

— Сейчас принесу, — кивнул Тэхен.

Он уже достаточно сильно устал, и после долгой готовки хотелось получить массаж и как минимум поваляться в горячей ванне, но это была приятная усталость, когда долго готовишься к тому, чего очень долго ждал или делаешь что-то для родных и любимых людей. Тэхен упорхнул в дом, чтобы забрать оставшиеся тарелки с салатами и даже бровью не повел, когда увидел Чонгука. Он собирался прошмыгнуть обратно на улицу, но альфа поймал его в свои крепкие объятия и расплылся в довольной улыбке, когда омега легко чмокнул его в прохладные губы и тут же выпутался из его цепких рук, держа на весу тарелки.

— И это все? — разочарованно спросил Чонгук.

— Вынеси стулья, пожалуйста, которые в гостиной стоят, — с улыбкой попросил Тэхен и обогнул альфу, скрываясь за дверью крыльца.

— Вот тебе и «Привет, любимый, я так скучал», — скривился альфа и с трудом удержался от обиженного вздоха, но просьбу выполнил.

Чонгук в две руки взял четыре стула и вынес их наружу. Там уже были Гююн и Юнги, Тэхен суетился с расстановкой мест, и один Ханен был спокоен как никогда. Его словно и не касалось то, что происходило вокруг него — он сидел, держа в руках спящего Хенджина, укутанного в плед, и был в совершенно другой Вселенной. Альфа невольно улыбнулся так, что заболели щеки, и перевел взгляд на Тэхена, думая, что однажды и его омега будет сидеть вот так, держа в руках их малыша. Ханен слегка покачивал его из стороны в сторону и убаюкивал, согревая своим родительским теплом.

— Всем привет, кого не видел, — сказал Чонгук, поставил стулья на указанные Тэхеном места, который снова убежал в дом, и встал позади Ханена, положив ладони на его плечи. Омега глянул на него и улыбнулся, шепнув одними губами «Привет». — Он такой крошечный, даже не верится, что он настоящий, — тихо сказал альфа, разглядывая умиротворенное лицо ребенка. Краснота с его лица сошла, цвет кожи выровнялся, черты лица разгладились, и альфа уже сейчас мог сказать, что он будет в будущем очень красивым молодым человеком.

— А еще он такой черненький, на Джойза похож, — вдруг сказал Ханен, заставив всех прыснуть от смеха. Хенджин не проснулся, а только причмокнул пухлыми губами, наслаждаясь сладким сном на руках у папы.

Когда с работой было покончено, Джойз едва ли не вприпрыжку побежал домой, так, что Намджун едва поспевал за ним. В младшем открылось второе дыхание с рождением сына, и он помолодел лет на десять, столько было в нем энтузиазма и прыти. Альф встретил Тэхен, который вышел на веранду с полотенцем на плече и бутылочкой сцеженного молока, которое он разогрел в теплой воде.

— Ну, закончили, теперь можете присоединиться к столу? Только вас все и ждут, даже Хенджин спит, — с улыбкой сказал Тэхен.

— Русалочка, ты мне соль на раны не сыпь, я так быстро работал косой, что думал, как бы твоего отца не треснуть случайно, — омега хихикнул и поставил бутылочку на перила. Он снял кувшин, наполненный водой, и принялся лить ее хену и отцу на руки, которые они принялись отмывать от травы и грязи.

— Это точно, косой своей чуть ноги мне не порезал, — пожаловался Намджун сыну, как маленький.

— Мой бедный, — ласково сказал Тэхен и чмокнул отца в макушку, когда он наклонился мыть руки. — Хочешь, мы его накажем?

— Да, забери у него все мясо, — не без довольной улыбки ответил Намджун и стряхнул руки от лишней воды.

— Не, ну ты границы-то видь, — возмутился Джойз.

Альфы переоделись в свободную одежду после рабочей. Все уже расселись по своим местам, Тэхен заметил, что только три места остались пустыми — место рядом с Ханеном для Джойза, рядом с Юнги для отца и еще одно, лишнее. Он вопросительно посмотрел на Чонгука, но тот лишь улыбнулся и подмигнул ему, мол «Все узнаешь потом», и повернулся к Гююн, которая рассказывала ему о том, что хочет вывести новый сорт сладкой картошки. Как — Чонгук не понимал, но ему было очень интересно, потому что в вопросах селекции он был не очень просвещен. Все ждали только лидера и новоиспеченного отца, и когда Намджун появился на пороге, он с радостью раскрыл ладони и с широкой улыбкой, от которой у него выступили ямочки, подошел к столу.

— Ну, где же мой любимый племянник, дайте мне его сюда, — сказал альфа.

Он наклонился к Ханену, который аккуратно передал сына лидеру, а сам подпер щеку кулаком и смотрел на них с самой счастливой улыбкой. Одной рукой бережно держа ребенка, второй альфа взял в руки стакан с вином, и все последовали его примеру, только Ханен и Тэхен пили компот. Последний не мог перестать улыбаться и прильнул к Чонгуку, который его обнял за плечи одной рукой. Джойз не заставил себя долго ждать, он вышел из дома следом, держа в руках небольшую коробочку, перевязанную старой алой лентой, которую ему подарил Чонгук. Намджун посмотрел на него с невероятной гордостью и нескрываемым уважением и поднял бокал.

— Это невероятно, когда у двух любящих друг друга сердец появляется третье, сотворенное в любви, уважении и понимании. Ребенок — ответственный шаг для всех родителей. Я знаю, как это страшно, особенно в нашем мире, где столько опасностей поджидает за каждым углом. Страшно, потому что не знаешь, что будет сегодняшним вечером или завтрашним утром, страшно, когда твой ребенок вынужден жить в таком мире, — Намджун посмотрел на Тэхена, у которого медленно пропала улыбка с лица. — Но когда видишь его, такого маленького и беспомощного, нуждающегося в тебе, понимаешь, что родительская любовь не знает границ. Я счастлив, что вам удалось познать такую радость. Впереди у вас много трудностей, может быть, недопонимания, мелких ссор, но, поверьте, и безграничного счастья. Хочу поднять за вас этот стакан, чтобы все всегда были счастливы и здоровы, чтобы поддерживали каждого члена вашей маленькой семьи и были опорой не только друг для друга, но и для вашего сыночка, — с теплотой сказал Намджун и посмотрел на спящего Хенджина, не скрывая улыбку.

— А мы, ваша семья, всегда будем рядом с вами, чтобы протянуть руку помощи в трудные времена, помочь встать с колен или просто посидеть с малышом, — с широкой улыбкой сказал Тэхен, присоединяясь к поздравлениям. Джойз обогнул стол и встал возле Ханена, с улыбкой обнимая его, а омега, украдкой утирая слезы, гладил его по горячей руке.

— Пусть мы с Гююн присоединились к вашей семье совсем недавно, но мы счастливы быть здесь сегодня, — поддержал Намджуна и Тэхена Юнги. Гююн улыбнулась и положила ладонь на руку брата, кивая каждому его слову. — Мы все прошли огромный путь, чтобы оказаться за этим столом, чтобы видеть это маленькое чудо, — омега посмотрел на свернутый комочек на руках Намджуна. — На судьбе наших жизней было это предначертано. Я счастлив быть с вами, спасибо вам, что вы подарили мне семью! — Ханен всхлипнул и уткнулся лицом в руку Джойза. У альфы самого стояли крупные слезы на глазах.

— Что ж, я не могу не присоединиться к поздравлениям, — Чонгук встал со своего места и поднял стакан. — И пусть нас с вами, — он посмотрел сначала на Намджуна, а затем на Джойза, — свели не самые приятные события, но мы остались вместе. Стали друзьями, стали опорой друг для друга. Здесь я нашел свою любовь, — Чонгук ласково коснулся спины Тэхена, который тоже поднялся из-за стола и поднял стакан, следом встали и остальные. — Вы показываете всем нам, как нужно любить друг друга, и пусть все мы выражаем эти чувства по-разному, — Намджун и Юнги с улыбкой переглянулись, а Джойз обнял Ханена изо всех сил, — мы испытываем одно чувство. И спустя так много времени, я хочу сказать вам… спасибо. Я нашел свой уголок там, где не ожидал найти.

— Спасибо, — шмыгая носом, сказал Ханен, с улыбкой обнимая Джойза за талию. Его щеки были влажными и покрасневшими от слез счастья. — Без вас и у нас не было бы ничего. Вы дали нам все, но самое главное — вы дали нам семью и любовь. Нет ничего сильнее и важнее этого.

— Есть сто причин, по которым мы могли не дожить до сегодня, — сказал Джойз фразу, которую все они так любили повторять. — И еще сто, по которым мы можем не дожить до завтра. Но мы боремся за каждую секунду, что можем провести вместе. Пусть всего две минуты. Или два дня. Они бесценны.

— Ну, ура! — приободрила всех Гююн. — Поздравляем!

Дружное «Поздравляем» пролетело над столом, и зазвенели стаканы. Пили за любовь, за дружбу, за рождение новой жизни, которую все приветствовали. Солнце медленно опустилось за горизонт, и огни плясали, разгоняя полумрак, а огоньки гирлянды блестели, как маленький светлячки, порхающие над травой.

— Ханен, я долго думал над тем, что мог бы сделать для вас с сыном, и лишь вчера мне в голову пришла одна идея, которую я тут же кинулся исполнять, — сказал альфа со смущенной улыбкой, глядя на мужа. Он достал коробочку из кармана, развязал ленточку, и взгляду омеги предстали три практически идентичных кулона из дерева, продетых черной ниткой. Ханен прикрыл рот ладонью.

— Джойз, ты сделал их сам? — тихо, с восхищением спросил Ханен.

— Да, — усмехнулся альфа и кивнул. — Видишь же, какие они кривые? Но я очень старался, — он достал первый кулон, и омега увидел на них гравировку «HJH», причем буква «J» была чуть ниже и словно связывала две буквы «H» и наоборот. — Это символ того, что мы всегда будем вместе — Ханен, Джойз и Хенджин.

Ханен не удержался от слез, Тэхен и Гююн тоже вытирали скатывающиеся по щекам слезы. Омега кинулся обнимать любимого мужа под тихие, скромные аплодисменты, потому что все были в восторге от такого подарка. Джойз загнал себе не одну занозу в пальцы, но добрый парнишка Есан помог ему сделать для мужа и сына кулоны. Джойз застегнул на шее Ханена застежку, и чуть кривоватый, но с душой сделанный кулон украсил его грудь. Ханен помог мужу надеть свой кулон, и вместе они надели точно такой же на сына. Он был слишком велик, но Хенджин смотрелся в нем так трогательно, что Тэхен не сдержался и уткнулся в плечо Чонгука.

Молодым родителям все приготовили подарки. Тэхен подарил для Хенджина самостоятельно сшитый свитер, который он сделал из своей старой, но любимой ветровки. Юнги подарил Ханену сорванный на опушке букет, обернутый в старую газету, а Гююн — несколько пеленок. Намджун подарил кое-что незаменимое — старую соску Тэхена, давно потерявшую цвет, но бережно хранимую с самого детства. А Чонгук же подарил кое-что, что отличалось от всего, что Джойзу и Ханену дарили когда-либо. Он подарил портрет их семьи, который нарисовал сам и вставил в рамку. На картине стоял Ханен и держал на руках Хенджина, а Джойз обнимал его сзади за талию, и вдвоем они смотрели на своего ребенка. Ханен расплакался, обнимая Чонгука и шепча ему благодарности за все.

Из старого проигрывателя, который принес Чонгук, доносилась тихая, скрипучая музыка, которая разбавляла разговоры. Альфы сразу же накинулись на еду, Тэхен с радостью подкладывал Чонгуку в тарелку мясо, овощи и печеную картошку, а Юнги следовал его примеру и ухаживал за Намджуном. Хенджин, проснувшийся после продолжительного сна, перекочевал на руки к Гююн, сидевшей справа от Ханена. После родов омега резко сбросил вес, он так утонул в заботах о малыше, что совсем забыл даже о еде. Джойз положил ладонь на его спину, наклонился к омеге и поцеловал его в висок, сказав с улыбкой:

— Ничего с нашим богатырем не случится, ешь. Посмотри какой худой стал, куда делся мой любимый толстенький зад?

— И кто мне это говорит, — улыбнулся омега, но мужа послушался. Он отвернулся от сына, который сонно моргал и зевал, наблюдая за длинными пальцами Гююн. Наколов на вилку салат из овощей, он недовольно сказал, обращаясь к Намджуну: — Он совсем перестал уделять мне внимание. Вот ты мне скажи, у вас, альф, постоянно так? Пока был беременным, он надо мной порхал, а сейчас даже лишний раз не разговаривает, сразу к сыну бежит, — Ханен с напускной злостью раскусил помидор, брызнувший кислинкой во рту, и проигнорировал возмущенное «Эй» со стороны мужа. Намджун засмеялся, обнимая одной рукой Юнги за талию, а второй вилкой отламывая кусочки картошки с салом.

— Да ты бы видел его, когда мы о вас с Хенджином говорим. Светится весь, как новогодняя елка. Вырабатывает столько напряжения, что нам хватило бы свет провести в общине, — хрипло засмеялся Намджун. — Просто он на Хенджина насмотреться не может, я тебя уверяю, он о тебе ни на секунду не забывает. Уверен, он еще не до конца осознал, что у него есть теперь этот комочек, — улыбнулся уголком губ альфа.

— Во-во, Намджун дело говорит. Я же вас, детка, обожаю. Но Хенджина немножко больше! Да не дерись ты, — засмеялся Джойз, когда омега стукнул его по плечу. — Я же сказал, немножко. На единичку.

— Какой же ты жук, Джойз, — с улыбкой сказал Ханен и ущипнул любимого за живот. — Но ладно, я не буду обижаться, потому что люблю Хенджина на две единички больше, чем тебя, — омега показал язык, совсем как ребенок, и Тэхен хихикнул. Чонгук с улыбкой посмотрел на него.

— А мне интересно, ты сам вот внуков когда нянчить будешь? — подмигнул Намджуну Джойз. От внезапности вопроса альфа подавился и начал кашлять, Юнги поспешил ему подать свой компот, которым запивал вино.

— Вы мне его убьете такими вопросами, — возмутился омега, а Тэхен напрягся и прикусил губу, ожидающе смотря на отца. Чонгук склонил голову и с улыбкой сказал:

— Мне вот тоже интересно. Хен, ты разве не хочешь внуков? — вскинул бровь Чон, подводя альфу к предстоящему неизбежному разговору.

— Ну уж нет! — резче, чем хотелось, сказал Намджун, прокашлявшись. — Тэхен сам еще ребенок, какие ему дети, — уже спокойнее ответил он, а после улыбнулся. — Сначала вынянчим Хенджина, а там уже видно будет. Может, через пару лет. Нет, через пять. Или десять.

— Да с тебя уже песок через десять лет сыпаться будет, — усмехнулся Джойз и увернулся от полетевшей в его сторону салфетки.

— Не раньше, чем с тебя! Сам-то старик уже, весь вечер ныл, что колени болят.

— А ты меня по себе не равняй, я вон, отец молодой! — парировал Джойз, и они вступили в перепалку, как два маленьких ребенка.

Юнги нависал над малышом, с интересом разглядывая его личико вверх тормашками, а Гююн играла с ним пальцами и щекотала животик, развлекая, как могла. Никто не обратил внимание на воцарившуюся грусть, кроме троих. Ханен сразу же заметил, как Тэхен опустил взгляд и принялся ковыряться вилкой в своей тарелке, а Чонгук слегка сжал руку на его талии, безмолвно успокаивая. Наверняка, подумал старший, они хотели подвести Намджуна к разговору о беременности, но тот сразу же пресек всякие попытки, и теперь они оба были в тупике, откуда один выход — сказать все в лоб. Но не было известно, как отец отреагировал бы, а потому Тэхен начал грустить. Альфа поймал его взгляд, полный печали. Он, казалось, готов был вот-вот заплакать, но сдержал себя. Из-за беременности он стал еще более эмоциональным, чем был всегда, но Чонгук был рядом, и это было самым главным. Ему не хотелось скрывать от отца то, что он вскоре станет дедом, но ему было обидно высказывание в свой адрес, словно он действительно был ребенком. Но Тэхен уже очень давно не ребенок. Он взрослый человек, который мог сам принимать решения в своей жизни и распоряжаться ею так, как он считал нужным. Он не виноват в том, что у них с Чонгуком будет ребенок, и стыдиться перед отцом не станет. Пусть устраивает скандалы и говорит что хочет, но только не сегодня. Сегодня праздник у Хенджина, Джойза и Ханена, и портить его было бы верхом неуважения.

— Кажется, он проголодался, — сказала Гююн, обращая внимание Ханена на себя, и тот сразу же улыбнулся, найдя повод, чтобы отвлечь Тэхена от грустных мыслей. Он подошел к младшему омеге, обняв его со спины, отчего тот сразу же почувствовал тепло поддержки.

— Эй, там твой племянник голодный, — прошептал ему в макушку Ханен. Чонгук улыбнулся, смотря на них с подпертой кулаком щекой. — Давай-давай, покорми его. Пришла пора расплачиваться за все мои испорченные вещи твоей кашей, — хихикнул омега. — Чонгук, а ты чего расселся? Дуй на кухню, там бутылочка стоит, если теплая, неси сюда, если холодная, разогрей.

— Как? — вскинул брови альфа. — Я должен развести огонь или…

— На печке стоит вскипяченная вода, просто опусти туда бутылочку, — улыбнулся Тэхен. — Но не перегрей, иначе молоко будет слишком горячее. Капни себе пару капель на запястье, поймешь, горячее или нет.

— Опустить, не перегреть, не слишком горячее, — пробормотал себе под нос Чонгук, запоминая последовательность действий, и отправился выполнять данное ему поручение.

Ханен плюхнулся на его место и с улыбкой посмотрел сначала на Тэхена, который бережно держал Хенджина, а после на Намджуна и Джойза, которые отошли к забору, чтобы покурить и никому не мешать дымом. Омега вздохнул и уперся локтем в стол, задав вопрос, который интересовал его уже очень давно:

— Сколько будешь молчать? Скоро все станет очевидно, что мы тогда делать будем? Он нас прикончит.

— Не знаю, — тихо ответил Тэхен и благодарно кивнул Чонгуку, который принес бутылочку с самодельной соской. Хенджин тут же припал к ней губами и начал активно пить молоко, тихо причмокивая и громко дыша через нос. Он медленно прикрыл глаза, вновь проваливаясь в пучину сладких сновидений. — Ты слышал его, — принялся кусать губу омега. — Не хочу ему ни о чем говорить.

— Хочешь, я скажу? — Чонгук нагнулся, слегка массируя пальцами напряженные плечи омеги, и поцеловал его в лоб. — Надеюсь, ты не считаешь себя виноватым в этом.

— Нет, но…

— Без всяких «но», — хмыкнул Чон и чмокнул его еще раз, но уже в теплую щеку.

Вечер протекал тихо, размеренно и спокойно. Альфы разговаривали о насущных делах, то ударяясь в шутки, то в воспоминания о минувших днях, Тэхен же сидел с Хенджином на руках и не мог перестать улыбаться, а Юнги все разглядывал забавного малыша, страшась спросить, можно ли его подержать на руках, а Гююн и Ханен обсуждали, с чего начинать прикорм, хотя до этого момента было еще очень далеко. Было спокойно, но в то же мгновение и нарастало напряжение, которое, казалось, никто не чувствовал, кроме Тэхена. Небо затянуло темными тучами, вдалеке вспыхивали молнии, и поднялся сильный ветер, трепавший полы скатерти на столе. Но играла музыка и звучали разговоры, а на руках спал ребенок, и Тэхен понемногу отпустил эти мысли. Половина из того, что они приготовили, уже была съедена голодными мужчинами. Ханен, заручившись помощью Юнги, убрал со стола грязную посуду и лишние тарелки, и остался стоять только небольшой поднос с тортом, испеченным Тэхеном, да пузатый чайник, из носика которого шел пар. Хенджина уже пора была укладывать спать. Помочь молодому папе вызвался именно Юнги.

— А он не упадет? — забеспокоился Юнги, смотря на ворочавшегося между подушек ребенка, укрытого пледом. Рядом на подушке примостился Сэми, свернувшийся клубочком и принявшийся мурчать. Хенджин лежал в комбинезоне, который когда-то давно нашел Джойз, чепчике и каких-то перчатках. — И зачем ему перчатки на руках? Не холодно ведь.

— Это не перчатки, а царапки, — улыбнулся Ханен, потрепал Юнги по волосам и подоткнул сыну одеяло. — Чтобы он случайно не поцарапал себя. Он не упадет, но если хочешь, можешь посидеть с ним. Мы попьем чай и по домам разойдемся, так что не переживай и не бойся, я буду рядом. Если что-то случится, позовешь меня. Хорошо?

— Ладно… — с опаской поглядывая на ребенка, сказал Юнги. Ханен в благодарность чмокнул его в лоб и ушел на улицу, к остальным, а омега остался сидеть на диване, боясь даже пошевелиться.

Дети — удивительные существа. Такие маленькие, беспомощные, такие уязвимые. Неужели и сам Юнги когда-то был таким и так вкусно пах свежим молоком? И его папочка без чьей-либо помощи ухаживал за ним, пеленал, кормил, укладывал спать? Для Юнги это было невероятно, и он понимал, что благодаря Хенджину он познал своего папу еще больше, стал любить его еще сильнее и уважать, ведь не каждый человек справился бы с ребенком в одиночку. Юнги не уверен, что хотел бы стать папой сейчас. Это страшно, но вместе с этим… Так трепетно и нежно? Он аккуратно, чуть вспотевшей от волнения ладонью коснулся животика Хенджина, и тут же одернул, а потом положил вновь, уже смелее. Спустя минуту, привыкнув к ощущениям, он начал поглаживать ребенка. Смог бы он стать таким прекрасным папой, как Юджон? Смог бы полюбить так свое дитя, как любил его папа? Юнги не знал, но почему-то хотелось это узнать. Хотелось узнать, каково это — иметь ребенка от Намджуна. У Юнги загорелись щеки, и он прогнал подальше эти мысли, ложась на краешек дивана, рядом со спящим малышом.

Когда Ханен вышел на улицу, он в шоке застыл, смотря на неожиданного гостя. Между Намджуном и Джойзом сидел Чимин — изрядно похудевший, измотанный жизнью, но живой, целый и невредимый! Ханен сбежал с лестницы и с криками кинулся обнимать любимого племянника. Чимин со смехом поймал его в свои объятия, и они вместе чуть не завалились на землю, когда ножки стула просели в мягкий грунт. Альфа, смеясь, увернулся от вездесущих объятий и поцелуев и сказал:

— Хен, ты меня задушишь же! Дай подышать, — улыбнулся он, обнажая зубы.

— Ким Чимин, чертов негодник, где тебя черти носили? — прикрикнул омега и влепил ему легкую оплеуху. Чимин с тихим «Ауч» принялся тереть ушибленный затылок.

— За что? — пробурчал альфа.

— За то, что не появлялся так долго, — хмуро ответил Ханен. — Ты где был? Где пропадал? Почему ни одной весточки не прислал? Мы тут чего только не надумали! Я думал, что моего племянника все, нет больше, никогда не увижу тебя, не потреплю за щечки…

— Чимин, не слушай его, он истеричка, — ухмыльнулся Джойз и тоже получил оплеуху. — Эй! Я же правду говорю. Детка, ты после родов стал тако-ой истеричный, я не выдерживаю.

— Хватит вам, — с улыбкой отмахнулся от них Намджун и повернулся к Чимину. — Ну, рассказывай, как ты, как жизнь, как родители? Почему они снова не пришли с тобой? Джин совсем позабыл своего друга, — вздохнул альфа, и у Чимина улыбка с трудом удержалась на месте. Хотел бы он сказать, что его «друг» ни на минуту о нем не забывает, но не мог. Не сейчас.

— Знаю, меня очень долго не было, но я не мог прийти по… кое-каким обстоятельствам, но сейчас все в порядке. Я не мог не прийти на такой праздник, простите, без подарка, я спешил.

— Брось, — отмахнулся Джойз. — Ты лучше расскажи, что нового в твоей жизни-то? Какие изменения произошли?

— О, ну… — Чимин улыбнулся как-то слишком влюбленно и мечтательно, и Ханен сразу все понял. Он распахнул глаза и уставился на младшего альфу.

— Да ладно! — широко улыбнулся омега. — Чимин, поздравляю! Я так рад за тебя.

— Вы это о чем? — с подозрением спросил Намджун.

— У меня появился один близкий человек, — пояснил Чимин, и ни Намджун, ни Джойз не удержались от одобряющего свиста и хлопков по плечу.

— Да не просто близкий человек, он же влюбился! — усмехнулся Ханен и сложил руки на груди. — Меня не проведешь. А ты почему без него пришел? Почему не познакомил нас со своим избранником?

— Я не знал, будет ли это правильно, вы ведь его совсем не знаете, да и он, вероятно, смущался бы, так что… Ауч! Хен, хватит избивать меня, — засмеялся альфа, получив в очередной раз по спине.

— Балда, как же мы с ним познакомимся тогда? Он твой избранник, а значит и часть нашей семьи. Ничего не знаю, приведешь его сюда в следующий раз, — улыбнулся Ханен, а Чимин почувствовал, как свербит под ребрами. Он так давно не чувствовал, каково это — быть в семье, где всем есть до тебя дело, где каждый заинтересован в тебе, в твоем состоянии. Чимин словно тысячу лет не ощущал этого.

— Хорошо, капитан. А где Тэхен? — огляделся Чимин, и Намджун словно опомнился.

А ведь и правда, где Тэхен и Чонгук? Альфа не видел их с того самого момента, как Юнги ушел укладывать Хенджина спать. Все засуетились, и они пропали. Ханен ответил Чимину, что, скорее всего, пошел проветриться, но какое-то шестое чувство шептало Намджуну, что что-то не так. Он оставил остальных за столом разговаривать, а сам вышел со двора и осмотрелся. Куда они могли уйти, если в доме их не было? Намджун поджал губы и просто пошел по улице вперед, осматриваясь и прислушиваясь. Вдалеке гремел гром, и больше ничего слышно не было. Странно, что они даже никого не предупредили. Альфа остановился у последнего дома и сложил руки на груди, прислонившись плечом к стене. Дальше только деревья и конец забора, откуда когда-то Юнги перелез в общину, чтобы украсть оружие и еду. Альфа хлопнул себя по карманам в поисках сигареты, но ее не оказалось нигде. Он хмыкнул и уже хотел было идти обратно, как увидел отделившуюся от дерева тень.

Тэхен не планировал уходить надолго, он желал лишь проводить Чонгука до забора и самому немного побыть снаружи — освежиться, вдохнуть воздух свободы и вернуться с чистыми мыслями. Но когда они с Чонгуком прошли чуть больше десяти метров, омегу окатила такая грусть, что он с трудом удержался от слез обиды, и он просто стоял в объятиях любимого альфы и чувствовал, что задыхается. Ему было душно здесь, в этом доме, в золотой клетке, где у него было все, но не было ничего. Отец словно сломал ему оба крыла и запер на ключ, чтобы он никогда больше не выходил отсюда. Все это давило на Тэхена, он не мог чувствовать себя полноценным и свободным. Единственное, чего он хотел, так это уйти вместе с Чонгуком этой ночью. Плевать на одежду или на то, что подумает отец, он просто хотел свободу от оков, которые тянули его руки к земле. «Сколько это будет продолжаться?», думал омега, стоя в объятиях Чонгука, который поглаживал его дрожащую спину. Вновь и вновь им приходилось расставаться и оставлять друг друга. Если бы они распрощались хотя бы на пять минут раньше, Тэхен бы не прокололся, если бы объятия Чонгука не были такими горячими и такими необходимыми, Тэхен бы ушел и вернулся домой. И, конечно, если бы все это случилось, он бы никогда не попался на глаза отцу.

Омега вернулся домой так быстро, как только смог. С заднего двора еще слышались тихие переговоры, играла музыка, и Тэхен понемногу успокоился, что никто и ничего не заметил, а, в случае чего, он сказал бы, что просто провожал Чонгука до ворот. Он проскользнул через тихо приоткрытую дверь и буквально на цыпочках через коридор пошел к двери на крыльцо. В проеме гостиной он увидел спящих Юнги и Хенджина, и не успел сделать и двух шагов, как над его головой, точно гром среди ясного неба, пронесся голос отца:

— Где ты был?

У Тэхена органы мигом упали вниз, а сердце перестало биться. Стало холодно, но омега постарался держать себя в руках и не показывать испуг. Он остановился, вглядываясь в темноту кухни. Отец сидел за столом и медленно барабанил по столешнице пальцами. Во рту в мгновение пересохло от страха, и захотелось попить. Тэхен постарался сделать как можно более непринужденный вид и встал в дверном проеме, ответив с улыбкой:

— Чонгуку пора было домой, и я проводил его до ворот. Немного задержался, про-

— Хватит мне врать! — ударил ладонью по столу альфа так, что задрожала ваза, а Тэхен оборвался на полуслове. Теперь ему стало по-настоящему страшно. — Я спрашиваю еще раз, где ты был?

— Я провожал Чонгука, — вновь повторил омега после недолгого молчания и сжал пальцы в кулаки, впиваясь ногтями в ладони. — Я не соврал.

— Да? — в голосе Намджуна слышала злая ухмылка, от которой у Тэхена подкашивались колени. Скрывать правду больше не имело смысла, он обо всем узнал. — И что же ты тогда делал там, где нет ворот, а только дыра, через которую сюда проник Юнги? Ты соврал мне, — подытожил холодным голосом отец. Тэхен молчал, отведя глаза в сторону, и жгучие слезы обиды подступили к горлу. — Все это время! — заорал Намджун и вновь ударил по столу, подскочив с места. — Ты врал, глядя в мои глаза! Единственное, о чем я просил тебя — не покидать пределы общины, у тебя было все! Все, о чем остальные могли только мечтать, и этим ты расплатился мне? Обманом и предательством?

— Что здесь происходит? — вмешался обеспокоенный Джойз. За ним спешно шли все остальные. — Намджун, в чем дело?

— В чем дело? — раздраженно переспросил альфа, указав ладонью на сына. — А давайте спросим это у Тэхена. А, Тэхен, в чем дело?

— Я не мог жить здесь вечно взаперти, — дрожащим шепотом ответил омега и с трудом посмотрел на отца. Он не хотел плакать, но слезы душили его и мешали говорить. Чимин сделал шаг вперед и нахмурился, словно хотел защитить Тэхена, но все это было бесполезно. — Ты думал, что я всегда буду жить в своей комнате и делать все, чтобы ты не злился? Почему ты такой эгоист? Почему ты думаешь только о себе?

У Намджуна глаза налились кровью, а от силы, с которой он сжимал кулаки, взбухли на руках вены. Он никогда не чувствовал подобного, никогда не ощущал такой всепоглощающей злости на собственного ребенка. Он думал, что между ними всегда было тепло и понимание, что Тэхен не нарушал запрет, но сейчас он видел, что все это — одна огромная ложь. Он врал ему прямо в глаза. Каким же Намджун был идиотом, ведь правда была у него под носом! Сколько лет он свободно гулял за пределами общины, плюя на чувства отца и на единственный запрет? Намджун резко повернулся к Ханену, Джойзу и Чимину.

— Вы знали? — зло спросил он. — Вы знали и ничего не говорили мне? — повысил он голос. У проснувшегося Юнги от тона Намджуна внутри все сворачивалось в тугой комок. Взгляд Намджуна врезался в Ханена. — Ты знал обо всем, ты знал и ничего не сказал? Вы все мне врали и покрывали его.

— Намджун, — спокойно начал Ханен, стараясь сгладить острые углы. — Он хочет быть, как все мы. Он хочет быть свободным. Этот запрет сковывал его, понимаешь? Он не давал ему дышать полной грудью.

— Ханен, не нужно, — резко утерев слезы, сказал Тэхен. Он был благодарен, что Чимин стоял рядом, безмолвно поддерживая его, и от одной руки альфы на своей спине ему становилось не так страшно. — Почему ты всегда думаешь, что я должен жить так, как хочешь ты? Хватит! — выкрикнул Тэхен.

— Тебе было плохо здесь? — процедил Намджун. — Здесь, где у тебя есть все? Зачем тебе было выходить наружу? Что там такого, чего нет здесь? — повысил он голос. Проснувшийся Хенджин начал хныкать. — Что тебя заставило предать меня? — сорвался альфа на крик и в несколько широких шагов подошел к сыну, но Чимин тут же закрыл его собой. Уже не контролируя слезы, Тэхен аккуратно отодвинул лучшего друга и сказал отцу прямо в лицо:

— Свобода, которую ты никогда не мог мне дать.

Не став выслушивать отца, Тэхен резко развернулся и спешно поднялся на второй этаж, в свою комнату. Он плакал так, что не мог дышать, и сгребал в рюкзак все вещи, которые попадались под руку. Он здесь больше не задержится ни на секунду, хватит, с него довольно. Тэхен слышал, как Юнги старался успокоить Намджуна и привести в себя, Джойз говорил с ним достаточно резко и грубо, а Ханен успокаивал Хенджина. Намджун порывался пойти за сыном, но Чимин, несмотря на угрозы, его не пускал. У Тэхена словно землю вырвали из-под ног и окунули в самое пекло ада. Он не думал, что семейный вечер, устроенный для Хенджина, кончится вот так. Омега бегом сбежал по ступеням, вытирая слезы и придерживая рюкзак одной рукой, когда отец схватил его за запястье прямо в коридоре. Колчан со стрелам больно хлопнул его по спине.

— Ты никуда не пойдешь, — зло сказал Намджун.

— Нет! — выкрикнул омега и выдернул руку из крепкой хватки. — Я больше и секунды здесь не задержусь. Я устал! Я устал жить в этой клетке! Лучше я сдохну там, снаружи, но я буду свободен, нежели я буду жить здесь с тобой и знать, что я никогда не буду свободен! Ты всегда был эгоистом. Ты думал только о себе, о своих чувствах, тебе всегда было наплевать, чего хотел я, — плача, Тэхен толкнул отца в грудь, но тот не сдвинулся с места.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь! — заорал альфа ему в лицо. — Ты не понимаешь, что можешь умереть там, не понимаешь, что тебе там грозит! Ты всего лишь эгоцентричный ребенок, который не видит ничего дальше своего носа.

— Намджун, пожалуйста, прекрати! — взмолился Юнги, стараясь успокоить альфу. Чимин хотел было влезть, но Тэхен не позволил:

— Я устал от тебя от твоей вечной опеки! Ты не заметил, но я уже не маленький мальчик, который не может постоять за себя. Я взрослый человек! — закричал Тэхен. Хенджин плакал, не успокаиваясь, сколько бы папа его ни качал. — Я знаю, что я делаю, с кем я это делаю, и даже если я совершаю ошибки, это моя чертова жизнь, и только мне за них расплачиваться, а не тебе! Поэтому хватит с меня. Я ухожу, отец, и мне отныне плевать на твой запрет. Мама умерла, ее не вернуть! Но я жив, и я хочу жить полной жизнью, я хочу выходить наружу и знать, что этот мир открыт для меня, а не сидеть здесь, взаперти. Ты думал, что из-за смерти мамы мне постоянно грозит опасность, но знаешь от кого исходила самая большая опасность? От тебя!

Звонкая пощечина на секунду оглушила всех. Джойз и Юнги шокировано смотрели на Намджуна, они застыли, как каменные изваяния. Никто не ожидал, что Намджун, всем сердцем любивший Тэхена, однажды поднимет на него руку и сможет ударить. От силы удара у Тэхена голову повернулась в бок, и на губе, задетой зубом, проступила капля крови. Намджун словно очнулся от страшного сна, когда понял, что он сделал. На щеке сына расплылся красный след руки, но его глаза были неподвижны, даже слезы в них застыли. Он медленно повернул голову к Намджуну и посмотрел на него так, что он в ту же секунду руку, которой посмел ударить его, захотел отрубить. Тэхен вышел из дома и побежал так быстро, как только смог, задыхаясь от слез и переполнившей его боли.

В доме повисла гробовая тишина, и лишь Чимин, опомнившись, кинулся вслед за Тэхеном. Намджун вцепился пальцами в свои волосы и привалился спиной к стене, медленно скатываясь вниз. Юнги начал плакать, закрывая лицо руками, и ушел к Ханену, у которого на руках так же сильно плакал Хенджин, а Джойз просто стоял и смотрел на раскрытую дверь. За окном начался проливной дождь, ветер завывал в вышине, срывая с веток деревьев зеленые листья. Раскат грома пронесся в небесах, как приговор, и альфа тяжело вздохнул, садясь на пол рядом с Намджуном. В воздухе витал единственный вопрос, который никто не осмелился озвучить. Что же ты наделал, Намджун?

Тэхен бежал изо всех сил, спотыкаясь о коряги и палки. Ветки деревьев больно били его по лицу, но все это было ничем по сравнению с той болью, что причинил отец. Он разорвал ему грудную клетку, выдрал сердце и растоптал подошвами ботинок. Тэхен бежал к Чонгуку и надеялся, что он ушел не далеко. И вправду, через несколько сотен метров он заметил его спину, и хотя силы его стремительно покидали, а дождь стрелял пулями в его спину, Тэхен сделал последний рывок, чтобы догнать его. Грязь чавкала под ногами, а раскаты грома и молний отсчитывали удары сердца. Чонгук каким-то шестым чувством почувствовал, что он не один, и обернулся ровно в тот момент, когда Тэхен, заплаканный и с трудом дышащий, налетел на него. Он плакал и выл, как гром, и сама природа плакала вместе с ним. Чонгук стоял под дождем, вжимая Тэхен в себя, и гладил его по мокрым, спутанным волосам, шепча о том, что он никогда его больше не отпустит.

Чимин догнал их спустя десять минут. Он глубоко и тяжело дышал, перейдя на быстрый шаг, когда увидел их вдвоем. Сердце колотилось так быстро и так болело за Тэхена, что хотелось выть волком, и он не представлял, что чувствовал Тэхен, которому разрушили мир. Он медленно подошел к Чонгуку и по его взгляду Чон все понял, и лишь коротко кивнул, а Чимин стоял позади и смотрел на дрожащую спину лучшего друга. Все чувствовали, что как прежде уже никогда не будет. Все чувствовали, что назад дороги больше нет. Есть только дорога вперед, и что будет за следующим поворотом — не знал никто. Дальше наступала темнота.