House of memories

I don't want to be afraid

The deeper that I go

It takes my breath away

Soft hearts electric souls

Heart to heart and eyes to eyes

Is this taboo?

Baby we built this house

On memories

Take my picture now

Shake it til you see it

And when your fantasies

Become your legacy

Promise me a place

In your house of memories

Panic! at the Disco — House of memories

Люцифер смотрит на придурка перед собой и думает, что ничего после смерти и не изменилось, даже демоны такие же, как и люди. Некоторые даже тупее, вроде этого.

Александр на это смеётся, сверкает красными глазами и вертит пальцем у виска, мол, что этот человечишка понимает, недавно только умер, а уже строит из себя этакого эксперта. Сам Александр уверен в своей гениальности, принц ада, презираемый своими же, он не замечает этого. Обещает, что его маме Люцифер точно понравится. Тот лишь морщится, — нежеланный ребёнок, вечно бесячий одноклассник, — понравиться сможет лишь самому себе и то не получается.

Тем не менее Александр смотрит рубиновыми глазками, ухмыляется и ведёт себя так, что Люцифер не знает: стыдиться или смеяться. Остальные демоны, — и ангелы тоже, — лишь ворчат, что именно из-за Александра когда-нибудь война и начнётся. Шепчутся об этом и смотрят на Люцифера, ведь нашёл же этот дурень в нём что-то, что теперь не отлипает и смеётся о всяких бреднях и кричит, что та непризнанная, — Офелия, Оливия? А, Ости, — будет идеальной парой! Прямо как они с Сэмом.

На последней фразе Люцифер кое-как затыкает придурка, не понимающего, на насколько тонком лезвии он пытается сплясать тарантеллу. Голубые глаза сталкиваются с красными, у одного во взгляде лишь искорки веселья, у другого пелена злости.

Сэм, молодой и нервный ангел, отворачивается от одного только взгляда Александра. Он знает, что за нарушение запрета убьют обоих и старается закрыться белым щитом равнодушия из перьев от этого влюблённого по уши идиота. Александру плевать, он сын королевы ада, Лилит, у него давно уже снесло крышу от безнаказанности, он и не вспоминает про запреты, даже не пытается задуматься о таком.

Люцифер устало наблюдает, как ангелы и демоны смотрят на него с одинаковым презрением. Непризнанные — грязь под перьями, тени на стенах, их и не существует, пока перья не побелеют или не почернеют. Ости вздыхает, разглядывая его татуировки:

— Ну что сказать, лучше бы и не умирала. Там меня хоть кто-то уважал, — она пожимает плечами на мимолётный взгляд. Её соседка, — милая белокрылая Агата, — и не бывает в комнате, постоянно общается с таким же сахарным Эллиа и не вспоминает, что рядом живёт какой-то там низший сорт, ей не до того. Люцифер молчит про отца, что бил, пока повзрослевший сын случайно не пришиб в ответ. Про побег из дома, безработицу и сжимающееся сердце от каждой полицейской машины, проносившейся мимо. А зачем? Всё уже в прошлом.

— А для меня всё одинаково, — он думает, что закурил бы, но сигареты слишком оскорбляют святость этих стен. От дыма, наверное, трещины и появились, не выдержав такого напора греха. Ости смешно, она взмахивает копной чёрный волос, глаза сверкают изумрудами:

— Ну сравнил. Ты же у нас с элитой побратался, он раньше постоянно один был. Демонам и так тяжело, а ещё такой во главе… ух, — ей смешно, а может это уже крайняя степень отчаяния, психолог из Люцифера откровенно дерьмовый. У него и имя дурацкое, вычурное до крайности, все здесь лишь только фыркают: нашёлся выскочка. Разве объяснишь таким, что за претензиями идите к матери, она как раз умерла лет пятнадцать назад.

Когда убивают непризнанную, то большинству и дела нет. Только Люцифер знает, что Александр снова пытался уговорить своего обожаемого ангела нарушить запрет, — ведь попробуй докажи, у него есть знакомый-знакомая, она умеет менять воспоминания, никто ничего и не заметит. Лицо Сэма искажалось в злости, но руки он не вырывал, лишь слушал, что вот, Мальбонте возвращается, скоро всё изменится, а сейчас, пока есть надежда, давай?..

— Кровля идёт, — тихо говорит Люцифер, следя за коридором. Александр свою любовь нехотя отпускает и смотрит, как в глазах того нет ничего, кроме презрения. Не суждено ему взаимности, Ости видит вещие сны и даже они не нужны, чтобы знать это. Лишь принц ада продолжает верить в невозможное.

— Я не буду помогать вам с этим, — хмуро говорит Сэм, когда Кроули проходит мимо, окатив их всех презрением и холодным равнодушием. Александр показал ему язык в спину, Люцифер — средний палец, Сэм хотел бы поклониться, но знает, что не дадут. Люцифер хмыкает:

— Ты же понимаешь, что этот придурок без тебя убьётся как нечего делать? — глупый вопрос, это понимают все и с нетерпением ждут этого дня. Сэм смотрит на Александра, смотрит на Люцифера и понятно всё и без слов. Он кивает:

— Да. Я всё понимаю, — он уходит, пальцам Александра удаётся лишь коснуться перьев, а в глазах такая тоска, что оставайся у Люцифера сердце — сжалось бы наверняка. Но он лишь хмыкает:

— Пошли, придурок. Тебе ещё домашние задания «усложнённой программы» выполнять, — он неспособен разобраться даже в заданиях для непризнанных, но все равно зовёт это чем-то сложным и не для всех. Взамен получает презрение даже от второго сорта, но упрямо не замечает это и скалится с беззаветным весельем во взгляде.

Ости слушает их идеи спокойно, в один момент не выдерживает и прямо говорит, что погибнут оба, да ещё и других за собой утянут, ну прямо как настоящие демоны, только всё ещё хуже, тут никак не выкарабкаться. Люцифер смотрит на компашку ангелов, красивых и белокрылых. Он знает, что они прекрасны и добры, тут все это зазубривали под руководством Дино, — отца казнили ещё давно за связь с непризнанной, а сыну теперь не подняться выше учителя, — а ещё знает, что дай им топор, так проломят головы и даже не заметят крови на руках. Правда в том, что на их одеяниях всё становится таким возвышенно-белым, красный обесцвечивается и всё красиво, всё <i> правильно</i>

— Если мы найдём Мальбонте и будет война, то уже никто никого казнить не сможет. Не понимаете? Он хотел отменить запреты на небесах, — у Александра в глазах рубиновая уверенность в себе и своих бреднях. Люцифер с Ости как-то беспомощно переглядываются и она кладёт свою руку поверх его. Он сжимает пальцы с длинными некрашеными ногтями и смотрит в чужое лицо. Она волнуется, он, — если наконец прекратить играть в всемогущего, — тоже и лишь один Александр по-ангельски безмятежен, вопреки всей своей природе.

— Это самоубийство, — вместе говорят Люцифер с Ости. Она знает, что грозит за эту авантюру, он и подозревать не хочет, и так понятно, что ничего хорошего. Александр в ответ лишь ухмыляется:

— Я знаю.

Люцифер знает, что рано или поздно Александра убьёт его любовь и его тупость, но все равно стоит на стрёме и предупреждает, что идёт Уокер. Она с мамашей-серафимом, ещё тогда чудом избежавшей казни, наверняка заложит просто, чтобы начать стоять на земле, а не на облаках. Демон ухмыляется, легко меняет местами книгу о Мальбонте от самого адмирона Винчесто, — наверняка какого-то родственника, если верить одному венценосному придурку, — и унылый школьный учебник по демонологии. У него в голове всё это — одно большое приключение. Из тех, что всегда заканчиваются хорошо, в которых не бывает боли и страданий, в которых и за нарушения запрета лишь погрозят пальцем, да проведут воспитательную беседу, а не срубят пустую голову.

Люцифер не уверен, что у того вся жизнь не прожита в таких иллюзиях.

Они вместе копаются в архивах. Александру весело, весело всегда, он предлагает как-нибудь потом спросить у Винчесто подробности, ведь он обязательно должен познакомить ближайших маминых подчинённых со своим лучшим другом! Люцифер лишь закатывает глаза:

— Самому-то не смешно, придурок? Можно подумать, у тебя больше друзей нет, — он и сам понимает, что нет, откуда бы? Вся школа не понимает, почему именно Александр оказался сыном Лилит, он инородный элемент, неправильный во всём: от вечной ухмылки и растрёпанных волос до кожано-шипастой одежды, словно стащенной у какого-то пятнадцатилетнего байкера. Существо за сто с развитием десятилетки — что может быть хуже?

Александр на его упрёки только смеётся и качает головой, волосы падают на глаза, но ему плевать. Он оглядывается и быстро говорит:

— Были, но теперь ты единственный, — не похоже, что его это волнует. Люцифер закатывает глаза и молчит. Александр замечает Сэма и тут же забывает про вроде бы всего такого единственного и бесценного друга, срочно спешит к своей белокрылой любви и умоляет помочь перевести пару страниц с древнеангельского, ведь понимаешь же, Сэмми, нельзя чужие языки учить. Ангел смотрит с усталостью, ему больно от одного присутствия Александра рядом, но вот ведь печально: любовь слепа по определению своему, а Александр из-за неё слеп вдвойне.

— Оставь меня, — измученно выдыхает ангел. Александр качает головой, просит не расстраиваться и обещает, что всё будет хорошо, он клянётся, да только толку от его клятв. Люцифер тянет его прочь, Сэм смотрит с благодарностью, ведь эта любовь душит его не хуже всех этих запретов и требований.

Когда Люцифер спрашивает про ангела у Ости, та лишь пожимает плечами. Что тут говорить, он белый и святой, а они серый мусор, таким общаться друг с другом не положено. Она знает, что Сэму суждено стать архангелом, а может и до Серафима дотянется, достаточно лишь взглянуть на него, чтобы понять это. О нем будут слагать песни, а о них забудут через минуту после смерти, как сделали с Лорой.

— Как думаешь, может Мальбонте был всё-таки прав? — Люцифер смотрит сверху вниз на ангелов, тренирующихся во дворе. Сидеть здесь, почти что на крыше, — единственная возможность быть выше бессмертных. Ости шикает на него, закрывает рот рукой и качает головой. Она знает, что им будет суждена смерть за такие разговоры, это и без снов ясно, непризнанных не считают.

— Не подставляй нас, — шепчет она, почти что умоляюще. Но по взгляду Люцифер понимает, — она думает точно так же как и он.

Александр с горящими глазами обещает им, что ещё немного и они точно докопаются до сути. Слушать это от того, кто даже летать нормально не может — смешно, но Люцифер все равно не перебивает и лишь подчеркивает слова в библиотечных книгах в пустой надежде, что кусочки разных паззлов сложатся в одну картинку.

— Ты самоубийца, — говорит он. Александр смеётся, щелкает по носу, красные крылья закрывают весь остальной мир и только Люциферу ни капли не смешно, он грубо отпихивает демона от себя. Он знает, что за дверью сюда прекрасные и добрые ангелы, что вырвут сердце за любой проступок, но все равно идёт на преступление.

— Ты пойми: кто это сделает, если не я? Я же принц, не забывай, — дурацкий титул, сам придумал, сам и назвался, но Люцифер не поправляет. Он лишь вздыхает:

— Ты же понимаешь, чем это всё закончится? — он лишь надеется, что Ости не пострадает из-за них. Что она выживет, может станет каким-нибудь адмироном или вовсе престолом, сломав шеи и превратив в ступени для удобного подъёма всех, кто посмеет ей противостоять. Она возвысится и забудет про них, двух самоубийц, что решили бороться с небесами. Но Александр лишь смеётся:

— Разумеется! Все закончится наилучшим исходом, что только может быть!

Когда убивают ангела, вся школа погружается в траур. Даже непризнанных заставляют и Люцифер молится о покое того, кто смеялся ему в лицо, пользуясь белыми крыльями. Про себя он мечтает, чтобы этот чёртов святой после смерти попал в ад и мучался там так же, как непризнанные тут. Некоторые опасливо смотрят на него, будто прочитав мысли, но все равно молчат.

Ости презрительно кривит губы, хочет плюнуть под ноги ангелам, но лишь почтительно склоняет голову, показывая как она их, вашу мать, уважает. Люцифер вздыхает, она шепчет, когда белые спины скрываются за поворотом:

— Да заберёт их Мальбонте, — она кутается в серую куртку. Тут всё в оттенках монохрома, Люцифер мечтает почернеть наконец, но пока остаётся безлико-серым. Если он погибнет, то никто и не заметит, просто одним серым пятном стало меньше. Он тихо говорит, ненавидя одинаково и ангелов, и демонов:

— Лучше бы он тогда победил.

— В этот раз победит, уж поверь. Я лично приложу к этому все силы, — у неё глаза горят всеми оттенками зелёного. Люцифер смотрит в них и верит. А так же думает, что будет стоять рядом, когда ей всё-таки удастся возродить это чудовище.

Он зарывается в книги, прячась от всех новостей того мира. Ости рассказывает, что Серафима Ребекку пощадили, адмирона Винчесто казнят. Люцифер не удивлен, небеса ещё более гнилые, чем земля, его тошнит от этого запаха разложения, но в этот раз даже на тот свет не сбежать. Она спрашивает:

— Что думаешь? Будешь возмущаться или жизнь дорога? — она уже давно враждует с половиной небес, доводя до слез остальных непризнанных и шипя подколки в лицо милым и лицемерным до мозга костей ангелочкам. Лилу плакала, что люди стали такими чертовыми чудовищами, теперь среди ангелов будут только рождённые, на что Ости рассмеялась и объявила, что меньше лицемерия будет в этом мире. За это Геральд запер её в царстве собственных кошмаров на день, но наказание только распалило желание мстить.

У Люцифера поверх татуировок теперь шрамы от ударов, но он знает, что такими руками только удобнее будет держать меч, которым он снесёт головы всему святому воинству.

— Ости, я же демон во плоти. А как думаешь, что делают демоны? — ухмыляется он. Ости хохочет и обоим плевать, что они подписывают себе смертный приговор.

Когда демоны собираются на протест, Александр оказывается во главе. Кричит, что он, как сын Лилит, не позволит так обращаться с подчинённым его матери. Люцифер стоит рядом, Ости тоже, единственные непризнанные среди демонов. Они вместе кричат, срывая голос требования о свободе. Александр плюет под ноги Геральду, получает пощёчину и разбитую губу, но лишь ухмыляется. Он кричит о том, сколько же ангелы их притесняли, что Шепфа и не любил их никогда, на что все реагируют радостным гвалтом.

К ним подлетает Сэм, бледный и напуганный. Кричит в лицо:

— Что ты творишь? — и хватает за руки. Огонь в глазах Александра потухает, но он лишь качает головой и улыбается так. Люцифер берет за руку Ости, когда видит идущего сюда Кроули. Оба остаются на местах: бежать слишком поздно.

— А разве ты не видишь, Сэмми? Вершу историю. Поверь, меня запомнят, запомнят и никто не посмеет тронуть нас за нарушение запрета, — он улыбается как безумец, а может и не как уже. Сэм качает головой, понимает всё и так, отходит к холодному и белому до боли в глазах директору. Люцифер вспоминает иконы, что безразлично смотрели на него в те пару раз, что он укрывался в церкви. Они не видели в нем человека, лишь грешника, которому нет прощения.

Он с наслаждением сжёг одну такую церковь просто, чтобы в её пламени у него наконец появились грехи.

— Прекратить бунт, — чужой голос эхом проносится по двору. Чёрная масса одинаковых и разных одновременно демонов вопит, требуя справедливости, того, чего никогда и не существовало здесь. Александр в ее главе, кричит в лицо директору о том, сколько унижений они уже испытали и что они как никто другой заслужили этого. На лице Кроули монолитная маска святого равнодушия и лишь пустые глаза движутся, выцепляя каждое лицо в толпе. Он елейно улыбается:

— Шепфа понимает ваш гнев и даже предлагает милость: любой из демонов, равный Винчесто по статусу, может занять его место. В таком случае и Ребекка будет казнена, — он не скрывает, что манипулирует ими. Люцифер с Ости переглядываются, гул медленно утихает. Александр кричит, что у них братство, они никогда так не поступят, но запоздало понимает, что остался в одиночестве. Оборачивается с немым вопросом в глазах.

А затем кто-то толкает его вперёд, крича, что вот она, жертва. Одна пара рук, вторая, и вот уже все смыкаются, не давая принцу ада отступить и не жертвовать собой во имя одного из подданных. Люцифер дёргается, но Ости держит ему крепко и не даёт умереть вместе с Александром. Сэм нервно смотрит на Кроули:

— Вы уверены, Серафим…

— Он сам вызвался. Достойная жертва, — улыбается тот. И в глазах ничего, кроме святого света бога.

Когда Люцифер проникает в башню, вместе с Вики и Ости, в надежде освободить Бонта, — ни в коем случае не половинку Мальбонте! — то легко находит нужную камеру. В темноте горят красные глаза, позади Ости с Вики помогают сбежать одному из самых важных пленников здесь. Александр улыбается:

— Вы всё-таки пришли за мной? Не надо, — он бледный, исхудавший и напуганный, но Люцифер ничего не чувствует, качая головой. Огонь в чужих глазах потухает, разочарование скрыть не удаётся, — да и не умеет же этот дурень притворяться, — но Александр все равно пытается улыбаться:

— Не волнуйся. Я уверен, мама меня вытащит. Ты же понимаешь? Пока не казнят Ребекку, у меня есть все шансы! Она придет и все, я на свободе, — он держится за прутья и в глазах ничего, кроме этой глупой и наивной веры. Люцифер кивает, Александр стаскивает с пальца кольца:

— Вот, воспользуйся. Их могут перед казнью отобрать, а жалко будет, не верну же. Можешь пользоваться, если доставать будут, там у них свои особые силы…

— Ты же понимаешь, что возможно твоя мать не сможет помочь? — спрашивает Люцифер. Улыбка чуть дрожит, но держится, принц ада со сломанной короной качает головой и во взгляде только надежда. Он качает головой и нет ничего, что сможет эти надежды, эту веру уничтожить.

— Брось, я же ее единственный сын! Разумеется она сможет, ведь… ведь… — он дрожащими руками снимает цепочку и протягивает Люциферу:

— Если что, отдай это Сэму. Скажи, я извиняюсь за Агату, просто скажи, хорошо? Он поймет… — единственное, что его поддерживает — надежда. Люцифер смотрит на амулет в его руках, думает, что не так все должно было закончиться.

Но кивает.

Когда Александра тащат на казнь, Люцифер и Ости стоят в первых рядах, как будто они рождённые демоны. Винчесто рядом почтительно склоняет голову и заранее молится о покое для этой несчастной души. Ребекка смотрит на Александра с ненавистью, видя лишь глупого ребёнка, лишившего её жизни, тот с самоуверенностью, до сих пор не понимая, что это конец.

Когда женщину ставят на колени, она лишь сжимает губы в тонкую полоску и, наверняка впервые за всю жизнь, склоняет голову. Александр нервно смеётся, панически шаря глазами по толпе. Ости переплетает свои пальцы с люциферовыми, они все понимают, что когда полетит одна голова с плеч, предрешена судьба и второй. Винчесто позади вздыхает:

— Он не понимает, да? Никто не придёт, — произносит это с обречённостью. Люцифер и так это знает, Ости видела во снах и оба все равно молятся, ведь не так, не так всё должно быть. Александр дрожащим голосом кричит:

— Нет, стойте, не трогайте её! Не надо!

Но его перебивает удар топора по чужой шее.

В тот же миг, как по команде, все расступаются. На сцену выходит Лилит, бледная и прекрасная, уверенная в себе и совсем не похожая на сына. Она смотрит на обезглавленный труп Ребекки и на радостного сына. Кроули холодно объявляет:

— Казнь уже не остановить, — но все и так понимают: не собиралась она. Ости закрывает глаза, молитвы читает вслух, ведь просто же это кошмар, не может быть реальностью. Люцифер прикусывает губу и боль даёт понять: реально всё это. Реально как никогда, как даже собственная смерть не была. Лилит обманчиво мягко улыбается:

— Что вы, я и не думала. Просто хотела взглянуть в глаза сыну напоследок.

— Мама? — всхлипывает Александр. Он умоляюще смотрит на толпу, но никто не будет спасать его, не нужен он никому, кроме парочки непризнанных, надеющихся возродить древнее чудовище. Принц без подданных, будущий король с ненавидящим его королевством и даже собственная мать предпочтет другого наследника. Люцифер знает, что когда Мальбонте всё-таки воскреснет, то первая просьба новому богу будет проста: убить Лилит.

Она наклоняется, проводит пальцами по чужой щеке и притворно вздыхает:

— Прости, сынок, но ты сам слышал: изменить уже ничего нельзя.

И разворачивается.