«Смотреть нельзя».
Так Лань Ванцзи убеждал себя не обращать внимания. На то, как Вэй Усянь улыбается. Как грациозно двигается. Как великолепно замирает, натянув тетиву лука. Нельзя быть таким… совершенным.
Нельзя смотреть, потому что — больно. Ведь мягкие приветливые взгляды Вэй Ин дарит всем, не ему одному. Но лишь ему, Лань Чжаню, каждый раз от этого хочется нарушить какое-нибудь правило — отдать ленту, попробовать с ним его вино, отпустить себя и позволить делать с собой все что угодно.
Вэй Усянь смеется над его холодностью и даже не догадывается, что этот щит действительно — для него одного. Вэй Усянь лишь смеется — и большего Лань Ванцзи не получить.
Даже тот мальчишка из клана Вэнь, что едва выучился держать в руках лук, — даже он завладел вниманием Вэй Усяня больше, чем… Чем то мог допустить Лань Чжань. И злость на него, на себя самого за эту глупую ревность, но никак не на Вэй Ина, обожгла его сердце.
Когда Вэй Ин просто так, шутки ради, сорвал с него ленту, Лань Чжань больше не смог терпеть. Не смог видеть любимое лицо, а на нем — искреннее непонимание. Сорвать ленту с представителя клана Лань — все равно что украсть поцелуй или что посерьезнее. А Вэй Усянь преспокойно дурачился, не ведая, как сильно Лань Чжань втайне этого желал. И только для себя. Хотя и понимал, что удерживать Вэй Усяня в рамках — значит бросать ему вызов.
Удаляясь с места охоты, Лань Ванцзи заметил, как за происходившим там внимательно следил тот самый юноша.
В Илине они жили словно на бочке с порохом. Никто не знал, когда надзорный пункт сам попадет под проверку, и потому все четверо вздрагивали каждый раз, стоило в окружавшем лесу послышаться звуку человеческих шагов. Лишь Цзян Чэн лежал пластом, ничего не боялся, но ничего и не хотел — от травм и безысходности.
Когда Вэй Усянь настоял на своем решении отдать ему свое золотое ядро, Вэнь Цин обругала его, ушла к себе и весь день не показывалась. Вэнь Нин в отсутствие сестры лишился почвы под ногами, а потому ходил неприкаянным по всей территории, пока не наткнулся на Вэй Усяня.
Тот сидел на крыльце и пил. Завидев Вэнь Нина, он подвинулся — хотя места было предостаточно — приглашая сесть с ним. Вэнь Нин послушно уселся рядом и спросил, кивнув на кувшин:
— Где вы только достали его?
Вэй Ин махнул рукой в сторону погребов.
— Какая разница... Вэнь Цин меня так или иначе выбранит. А говорит, что не в удовольствие ей надо мной издеваться…
На этих словах он неловко усмехнулся и отхлебнул еще.
— Я… я не скажу ей, — заверил Вэнь Нин.
Вэй Усянь поднял на него покрасневшие от напряжения, расстройства и вина глаза.
— Правда?
— Правда.
Вэй Усянь смерил его взглядом и одобрительно улыбнулся. Затем всучил ему в руки кувшин:
— Пей.
Вэнь Нин никогда в жизни не пил ничего крепкого, а потому смутился и не знал, что делать.
— М-молодой гос…
— Выпей со мной. Ну пожа-алуйста, — протянул Вэй Усянь, чуть ли не падая на Вэнь Нина в попытке к нему приблизиться.
— Молодой господин Вэй, вам, наверное, хватит…
— Ну что же ты...
Вэнь Нин, ставший красным в цвет узоров на своей клановой одежде, сжал кувшин дрожащими руками и поднес ко рту. Вэй Ин смотрел на него выжидающе. Цюнлинь отхлебнул совсем чуть-чуть и тут же поставил сосуд на крыльцо.
Вэй Усянь усмехнулся, увидев, как его младший товарищ свыкается с терпким вкусом на языке и огнем в гортани. Его собственный разум уже начал мутиться, несмотря на то, как часто он пил раньше. Если ему требовалось забыться — забытье не заставляло себя ждать.
Он уронил голову на плечо оторопевшего Вэнь Нина, а рукой уперся в крыльцо прямо за спиной юноши — и почувствовал, как того затрясло.
— Молодой господин...
— Вэй Ин, — поправил тот, выдохнув это прямо в чужое ухо.
Показалось ли ему, что юноша тихонько застонал?
— К-как скажете... Вэй Ин.
Сколько они так сидели, не смог бы сказать ни один, ни другой. Когда над Илином сгустились сумерки и взгляд все хуже мог различить, что находилось вокруг, Вэнь Нин неловко приподнялся, чуть не сбросив с себя Вэй Ина прямо на жесткое крыльцо:
— Молодой господин Вэй... Вэй Усянь, пойдемте, я вас отнесу…
Вэй Усянь возражать не стал — может, попросту не мог. Вэнь Нин закинул себе на плечо его руку, взял его за талию, приподнял и повел в комнату.
Стоило ему уложить Вэй Ина в постель и накрыть одеялом, как тот пробудился, резко поднялся, словно змея над травой, схватил Вэнь Нина за руку и уронил рядом с собой. Тот вздрогнул, слегка перепугавшись, но послушно лег подле него, едва успев стянуть с себя сапоги.
Осмелев то ли от вина, то ли от уверенности, что Вэй Усянь наутро ничего не вспомнит, Вэнь Нин обнял его, как давно хотел — с их первой встречи.
— Молодой господин Вэй…
— Мм?
Вэй Усянь прижался к нему в ответ, и Вэнь Нин забыл, как дышать. Вэй Ин, похоже, ничего не соображавший, подмял его под себя и положил голову ему на грудь, словно на подушку. Цюнлинь замер, боясь ненароком пошевелиться и спугнуть наваждение — это же наваждение, ведь в действительности так хорошо и спокойно быть не может... Волосы Вэй Усяня выбились из прически, и Вэнь Нин взял одну прядь и пропустил ее сквозь пальцы, словно желал убедиться, что все это — наяву.
— Молодой господин Вэй...
В ответ Вэй Усянь закрыл глаза и, так и не ответив, провалился в сон. Вэнь Нин попытался выбраться из-под тяжелого тела, но не смог. Да и, честно сказать, не хотел.
Лань Чжань помнил каждую секунду своего замешательства, что родилось от союза страха с упоением, когда Вэй Ин бесчестно обошелся с его лентой. Столько воды уже утекло, но теперь, когда он увидел Вэй Ина одного и с завязанными глазами, то не смог удержаться и будто бы отомстил — око за око — и силой вырвал у того поцелуй. А после, бесконечно стыдясь своего проступка, несдержанности и потворства своим желаниям, стал вымещать злость на деревьях.
Вэй Усянь быстро нашел его и начал задавать неудобные вопросы, словно знал, что это была за «сильная, но застенчивая заклинательница». Стал рассказывать о своих бесчисленных девушках, в существовании которых Лань Чжань не сомневался. Только к этому мысленно прибавил — не то с надеждой, не то с отчаянием, — что не одни лишь девушки нравятся Вэй Ину.
Он знал, где тот прятался, пока за ним охотились псы из клана Вэнь, и тем яснее становилась у него в голове картина: что-то большее, чем мимолетная симпатия, заставило Вэнь Цюнлиня укрывать его ценой, возможно, собственной жизни.
И осознание того, что его шансом мог воспользоваться кто-то другой, заставляло Лань Чжаня с удвоенной силой ломать несчастные деревья.
Прошло немало времени и еще больше — событий, потерь и разочарований. Вэй Усянь снова пил — теперь в своем холодном и пустынном логове, наблюдая, как расходятся с трапезы другие обитатели Луаньцзан. А-Юань все не выпускал из рук игрушек, купленных когда-то Лань Ванцзи, и от этого одиночество Вэй Усяня будто бы стало ощутимым — давящим и горьким.
Он стал как все эти старики и дети: всеми презираем, никому не нужен. Лишь сосуд с вином, казалось, мог его понять.
На входе в пещеру Фумо появилась Вэнь Цин с мотыгой в руках:
— Вэй Усянь, — обратилась она к нему, но, заметив в его руке кувшин, повысила голос: — Сколько же ты пьешь?!
Вэй Ин приоткрыл глаза и встретился затуманенным взглядом с пылавшим — Вэнь Цин.
— Хватит браниться… как сварливая жена…
— Сварливая? Жена? Ну так я тебе устрою счастливую семейную жизнь!
Она перебросила мотыгу из одной руки в другую, и Вэй Ин от греха подальше отполз в сторону, не выпустив при этом ни сосуда, ни чаши.
— Нам всем несладко! Нас всех считают «теми, что еще не умерли»!
— Вэнь Цин!..
— Но если тебя гложет что-то пострашнее, то расскажи, — чуть смягчилась целительница, увидев, с каким обреченным лицом Старейшина отставляет от себя кувшин. — В конце концов, если будешь держать в себе — это съест тебя изнутри раньше, чем откажет твоя печень.
— Вэнь Цин...
— Мы все здесь только благодаря тебе. Можешь представить, что будет со стариками и А-Юанем, если Старейшина Илина сляжет от печали?
— С чего ты взяла, что я печалюсь? Я счастлив быть с вами и...
— Счастливые люди не пьют вино в таких количествах.
Вэй Ин победно ухмыльнулся, словно сделал выигрышный ход в го, и заметил:
— Но! Я всегда столько пил.
Вэнь Цин покачала головой:
— Это ничего не отменяет.
— Я хочу спать, — сказал Вэй Усянь, пытаясь уйти от неудобного разговора.
— Будь по-твоему.
Вэнь Цин вздохнула, вновь поглядела на него, как старшая сестра, но не как шицзе, которая все им прощала, нет — как та, кто знает больше и теперь позволит несмышленому диди самому учиться на ошибках, зная, что тот все равно придет к ней за советом. Подобрав свою мотыгу, целительница удалилась, оставив Вэй Усяня одного.
Не успел он вновь припасть к сосуду, как еще одна тень скользнула в пещеру.
— Молодой господин...
— Мм? А ты зачем пожаловал?
— Молодой господин Вэй, я...
Вэнь Нин запнулся и стал переминаться с ноги на ногу, все еще стоя у самого входа.
— Я знаю, что вы думаете о Лань Ванцзи.
Вэй Усянь осознал услышанное не сразу, а когда понял, то прикрыл глаза и оперся рукой о каменный выступ. В голове у него уже смешались все мысли, и приятное забытье уже накатывало с каждым ударом сердца.
— Не думаю я о нем, — решил он все-таки произнести напоследок, — это все прошлая жизнь...
Его встряхнули за плечи. Лютый мертвец не смог рассчитать силу, и Вэй Усянь не то что не уступил дреме — широко раскрыл глаза и увидел Вэнь Нина довольно ясно.
Тот, казалось, готов был заплакать, если бы мог.
— Вэнь Нин... — Сухость во рту не давала языку произносить слова отчетливо.
Вэнь Нин попытался поднять Старейшину на руки, чтобы уложить его на подобие постели в углублении пещеры.
— Я здесь, молодой госпо...
— Вэй Ин. Я же просил... когда-то...
Лютый мертвец неловко застыл с протянутыми к нему руками.
— Так вы помните?
Вэй Ин не ответил. Сон, который расплавился и превратился в неясное марево... Могло это быть явью — то, как он положил рядом с собой этого юношу, как прикасался к нему... Нет, однозначно нет. Он же не обрезанный рукав, с чего бы...
— Лань Чжань, — произнес он, когда его все-таки подхватили на руки и отнесли в глубь пещеры. — Лань Чжань, если бы он...
— Отдыхайте, — сказал Вэнь Нин, бережно его уложив.
— Стой.
— Молодой господин...
— Вэнь Нин, ты понимаешь, тогда он ведь хотел остаться. Правда. Он всегда пытался меня вернуть, и он бы остался... Раньше, а теперь даже он...
— Отдыхайте, — вновь попрощался Цюнлинь, но Вэй Усянь вцепился в его рукав и не хотел отпускать.
— Нет! Ну почему он... Ну и правильно, нужен я теперь кому-то, когда я... вот такой...
Вэнь Нин поджал губы, словно знал ответ, но произносить его не смел.
— Ложись со мной, — вдруг попросил Вэй Усянь, и в голосе его звучала осознанность. — Пожалуйста.
Этой просьбе Вэнь Нин противиться не мог. Как тогда, он снял лишь сапоги, прежде чем юркнуть под одеяло — но теперь это был просто кусок ветоши.
Вэй Ин перевернулся на другой бок, оказавшись спиной к лютому мертвецу, и положил его руку себе на талию.
— Молодой господин...
— Ты будешь рядом?
Вэнь Нин обнял его крепче. Пусть руки его были ледяными, но воспоминание о прежнем их тепле согревало душу Вэй Усяня, и в какой-то миг он вновь перевернулся лицом к Вэнь Нину. Не удержался и провел подушечками пальцев по щеке, которую больше никогда не покроет румянец смущения.
— Не знаю, зачем... Ты знаешь? — беспомощно обратился он к лютому мертвецу.
Вэнь Нин в ответ притянул его к себе и поцеловал в лоб.
— Знаю. Но вы не поверите.
Когда Вэй Усянь принялся шарить руками по его телу, словно бы пытался отогреть и вернуть к жизни, Вэнь Нин запустил холодные пальцы ему под одежду — коснулся сперва живота, а затем опустил ладонь еще ниже.
Удивленный вздох Вэй Ина дал понять, что тот не испытал омерзения от того, где и как трогали его мертвые руки. Подушечки жестких пальцев пробежались по внутренней стороне бедра, вызвав судорогу и мурашки, и Вэй Ин провел носом по шее лютого мертвеца вверх и вниз, приоткрыл ворот его одежд и поцеловал холодную ключицу. Ладонь Вэнь Нина поглаживала его между ног, помогая высвободить напряжение и нерастраченную, не нашедшую выхода чувственность.
И все же...
— Вэнь Нин… Ведь ты… — Он так и не смог произнести: «мертвый».
— Зато вы живы. И нуждаетесь... в близости. Кого-то, кто точно вас не покинет.
— Но ты действительно хочешь... Я же не люблю тебя…
— Я знаю. Все в порядке. Все будет хорошо...
На горе Дафань Лань Ванцзи еще издали услышал ту самую мелодию, которую могли знать лишь два человека на свете. Не сразу даже встал на меч — бросился со всех ног, иногда запинаясь, потому что совсем не смотрел вниз. Но не боялся боли или повреждения — лишь того, что все это окажется мороком.
Только один человек мог знать, только один — заставить его сердце колотиться в горле и висках. Только он. Только бы не жестокая греза…
Он больше не совершит той ужасной ошибки — он заберет Вэй Ина, никогда не отпустит, никогда не оставит одного. Он больше не опоздает ни рассказать о своих чувствах, ни выразить их.
Лань Чжань приближался все стремительней, зов наскоро сделанной флейты слышался все отчетливей, и безумная радость готовилась разорвать его грудь.
Вэй Усянь — а это не мог быть не он, пусть и в незнакомой оболочке, — стоял перед восставшей богиней в окружении толпы заклинателей и играл его — их — мелодию.
Для Призрачного Генерала.