о т р и ц а н и е
— Я быстро утратил иллюзию, что незаурядные и умные люди обладают хоть каплей разумности.
— Я не голоден. — Эл не помнит, когда в последний раз ел и уж тем более — не помнит что. Мог бы, если бы приложил усилие, но считает настолько бытовую информацию незначительной.
— Упрямые дети вырастают в еще более упрямых взрослых.
— Трое суток без сна приемлемы для организма.
— Однажды меня не станет и подозреваю, что ты умрешь сразу после этого.
— Нет необходимости надевать носки, если я никуда не выхожу.
— Ты нашел его?
Тень улыбки.
— Да.
г н е в
Это второй раз, когда он оказывается на месте преступления. Нескладный мальчишка, из-за худобы и диковатого вида выглядящий на четырнадцать, но по факту на пару лет старше. Застывает на пороге, рассматривая широко распахнутыми глазами спальню, всю в темно-алых подтеках на стенах и предметах, и моргает лишь когда глаза начинают щипать. То, что осталось от неё лежит на постели отвратительной аллюзией на искусство. Шансы на то, что жертва все еще жива, были ничтожно малы: преступник нарочно подбросил ему подсказку, он не допустил бы угрозы для себя, тем не менее, Эл здесь, потому что шанс был, а тратить время на то, чтобы направить полицию — убивало весь смысл на корню. В каждой ране и ошметках плоти, во все еще оставшихся склянках и шприцах на тумбочке, в изломанных линиях он читает то, какую агонию боли и нечеловеческих мучений она испытала перед тем как милосердная смерть наконец их оборвала.
Его трясет. Ощущения и понимание наслаиваются запахом и вкусом, фантомной болью и хрипами со стонами. Его тошнит.
Он заставит расплатиться за каждого, кто лежал связанный в луже собственной крови и слушал хруст, перемежаемый чавканьем плоти, собственный вой через кляп.
Его мир на эти минуты такой же красный, как и комната. Эл потерял прошлый азарт, с каким хватался за новое увлекательное преступление, теперь это что-то, поднявшееся из его глубины: требующее жаждущее взывающее.
Ему смеялись в лицо и бросали вызов, использовав самый отвратительный для этого способ.
Он совершил ошибку. И Эл ее найдет.
т о р г
Лайт сбивает его с толку слишком часто: остается в подкорке мозга сомнениями и уверенностью одновременно.
не-Кира
Эл это чувство не нравится; оно мешает его работе. Его задача, вне всяких сомнений, поймать преступника и доказать вину непреложными фактами. Он колеблется, потому что улики, сахарными башнями растущие вокруг Ягами косвенны, но все, как одна, ведут к нему. Он же держится за нить обеими руками, изрезав ладони, но упорно продвигаясь вперед. Не может остановиться, даже если бы хотел.
Если ты Кира, то непременно воспользуешься этим шансом. Если ты Кира, то не отдашь свою силу. Если ты Кира, поступишься даже самыми близкими тебе людьми. Если ты Кира, то используешь второго, чтобы убить меня. Если ты Кира, то захочешь занять место L.
— Что ты сделаешь, когда докажешь, что Ягами Лайт — Кира? — спрашивает Ватари однажды, звякая чайными приборами за спиной. Его отражение в стекле окна четкое и яркое, но Эл не смотрит, задумываясь о подоплеке вопроса.
— Его судьбу будет решать суд. Существование тетради предавать огласке нельзя, поэтому, скорее всего, он пройдет скрытно.
— Японский суд вынесет только один вердикт — смертную казнь.
— Да.
— Значит, в какой-то степени ты его убьешь.
Он шуршит джинсовой тканью, почесав ногу прямо через карман, словно ничего и не слышал.
— Я просто подумал, что он записывает имена, зная, что это приведет к смерти, а ты — отдашь его под суд, тоже зная конечный итог.
— Это софистика, и совсем не одно и то же, — Эл переводит взгляд на отражение выпрямившейся фигуры и его голос неуловимо крепнет. — Я не вершу над ним свое собственное правосудие.
Да, вы ничуть не похожи — мог бы ответить Ватари, согласно склонив голову. Но старик молчит. И Эл знает, почему.
д е п р е с с и я
Во время своей апатии Эл совершенно невыносим, еще больше чем обычно. Он не проявляет интерес ни к чему, лишь изредка вставляет ворчливые комментарии. Может по инерции заниматься обычными делами или напротив демонстративно их игнорировать. Но неизменно — транслируя во внешний мир волны уныния и меланхолии.
К счастью, его депрессии никогда не длятся долго.
п р и н я т и е
за дверью тихо несколько часов. он думает, что несколько часов, но на самом деле не уверен. может быть сидит на полу день или два или уже умер. если бы умер, остался бы здесь? душа улетает на небо, так говорила мама, но мама часто говорит неправду — что больше не будет делать больно или что завтра она принесет ему игрушку после работы.
лгунья.
этот больной.
разве это справедливо.
они оба умерли — мысль формируется сама собой из предшествующих криков и грохота, одинокого выстрела. по телевизору часто показывают фильмы в которых стреляют. очень похоже. после ссор и драк они никогда не замолкали так резко и пугающе. он бьет ладонью по полу и убеждается, что не оглох.
если ничего не сделать, то никто не придет, как не приходил все прошлые разы. но если он откроет дверь...
Полоса света из общего коридора падает ему на лицо и мистер Вамми вздыхает, проходя в комнату, садится на пустую кровать.
Снаружи приюта светает и начинают петь птицы.