девочке было восемь 
и у неё была тёплая мягкая кожа, 
и шестеро старших братьев, 
и кличка, прилипшая вместо имени, 
и точно что-то ещё. 

девочке было десять: 
она оставила дом, 
оставила старших братьев, 
забрала с собой лишь нож, подаренный ей отцом, 
и прилипшую намертво кличку, 
и точно что-то ещё она взяла с собой 
и ушла 
в орден. 

девочке было тринадцать, 
девочка знала простые руны 
и рисовала первые 
на больше не мягкой, но всё ещё тёплой коже, 
всегда возле себя держала проверенный острый нож, 
один её брат погиб 
и остался лежать в промерзшей земле проклятых лесов, 
что-то ещё держала всегда при себе — 
лишь бы никто не увидел. 
никогда и никто. 

девочке было четырнадцать: 
кожа осталась тёплой, 
а кличка — липкой, 
а ножик — таким же верным, 
и в ордене больше не сложно: 
она убила такого же зверя, 
как тот, что убил её старшего брата годом раньше, 
и что-то ещё стало большей тайной. 

девочке было сорок, 
она и не девочка больше, 
но все ещё в своём доме хранит тот отцовский ножик 
и никто не знает её настоящего имени — 
кличка его насовсем выжила, 
она убивает зверя за зверем 
и тварь за тварью, 
у неё осталось лишь трое живых братьев, 
и она всё так же хранит пятилистный серебряный клевер своей нечеловеческой матери.