Примечание
Вытянутый силуэт молодого человека сидит на берегу и пустыми глазами всматривается в бирюзовую невнятную даль. Полупустая бутылка вина в его правой руке слабо покачивается. Бывший оптимист, такой вечно оживлённый и верящий в чудеса, любивший петь незатейливые бодрые песни и говоривший в любой ситуации «я-в-порядке», теперь едва не кричит от безысходности. Измученная, искалеченная, изломанная душа выворачивается наизнанку. Невысказанные мысли беззвучным шёпотом срываются с горького языка в никуда. Их некому высказать, единственный собеседник — молчаливый апатичный океан, уставший и постепенно замерзающий океан с шелестящими волнами. Северный ветер тихо завыл. «Ты ни черта не в порядке» — вот, что сказал бы ветер бывшему оптимисту. И действительно, он не в порядке. Бессонное лицо ссохлось, стало бумажно-картонным, и на лице нет ни малейших эмоций. Только веснушки напоминают о былой осенне-летней внешности. Апельсиновые кудри подстрижены, и отчего-то волосы потускнели. Вряд ли бы одноклассники увидели в угрюмом, тихом и пьяноватом юноше того самого Юджина Хоровитца.
Судьба ненавидит и хает депрессивных нытиков, но ещё больше — позитивно смотрящих на жизнь людей и улыбающихся двадцать четыре часа в сутки. Или дурачков. Юджин вздыхает: он, наверное, и к тем, и к другим принадлежит. Человек-тринадцатое-пятница поднял туманный взгляд к алебастровому небу и попытался вспомнить прошлое, улететь на десять лет назад, к своим беспечным девяти годам. Детство уже тогда ему делало все мыслимые и немыслимые намёки: «Эй, герой-стиляга, гроза школьных мюзиклов, сними розовые очки и пойми, сколько вокруг опасностей, грязи и лживости». Юджин не собирался этого понимать, и платил за это ушибами, синяками и переломами. Юджин не собирался проявлять осторожность, скептицизм и недоверчивость, а судьба в отместку придумывала новые комичные и болезненные ситуации, в которых он непременно оказывался. Юджин был славным доверчивым мальчишкой, существующим где-то в своём позитивно-сказочном мире, где никто не взрослеет и не учится на своих ошибках. Юджин был эдаким американским Питером Пэном, прыгающим со своей Венди-Шиной по школьному двору, как по сказочной Нетландии.
«Ничто не вечно под солнцем» — это латинское изречение знает Юджин ещё с подросткового возраста. И, чёрт возьми, оно так и осталось неоспоримым. Всему приходит конец.
В тринадцать лет розовые очки всё-таки соскользнули и разбились, радужный милый Хиллвуд внезапно преобразился и стал неприветливым. Родители внезапно заговорили на другой волне и будто на иностранном языке, друзья перестали быть хорошими людьми и обернулись сволочами, а детский кумир колоссом на глиняных ногах рухнул на глазах. От идеалов осталась пыль. «Переходный возраст», — вздыхая, скажет весь мир. «Безысходный возраст», — мрачно поправит Юджин, наденет кожаную куртку и скроется в грязных бедных переулках.
День за днём, месяц за месяцем — а Юджин Хоровитц шляется чёрти где и ошивается чёрти с кем, даже не думая браться за учёбу. День за днём, месяц за месяцем — а Юджин Хоровитц избегает старую гвардию четвероклашек и не отвечает на звонки. В памяти всплывает только один раз, когда человеку из старой гвардии удалось поговорить. Арнольд Шотмен был тем самым человеком. Встреча произошла случайно, на узкой зловонной улочке.
Взглянув на Юджина с состраданием и обеспокоенностью, Арнольд спросил:
— Что с тобой случилось такое?
— Отстань.
— Юджин!
Хоровитц никак не отреагировал.
— Расскажи, в чём дело. За тебя волнуются родственники. И мы за тебя волнуемся. Молчать – не выход, понимаешь?
И Юджин ответил всё тем же молчанием и безразличием.
— Можешь игнорировать меня сколько влезет, — полу-сломанный голос звучал уже агрессивней и громче, — но подумай о своих родителях! Тебе их не жалко?
Усмехнувшись, Хоровитц лениво протянул:
— Арнольд…
— Что? – нахмурился старый знакомый.
— Лесом иди, вот что.
И это окончательно вывело Шотмена из себя.
— Хорошо! Возвращайся в свою разгульную жизнь, не буду мешать! Но запомни… — голос зазвучал ещё ниже, — когда ты останешься один, уже никто тебе не поможет, толком не выслушает и вообще не вспомнит. Сейчас ты пока не одинок. Выбор за тобой.
Хоровитц отметил про себя, что Шотмену светит блестящая карьера актёра. Цены ему не будет в Голливуде! С руками и ногами заберут – генератору киношных фразочек только и работать в киноиндустрии.
— Лесом пошёл.
***
Похолодало до невозможности. Юджин прокручивает показавшуюся киношной тогда фразу, всё больше понимая её смысл. Как жаль, что осознание пришло в девятнадцать лет, а не раньше, когда старая гвардия была ещё под боком, а не разбросана по городам и колледжам; когда родители могли крепко обнять нерадивого сына и наставить на правильный путь. До горьких слёз обидно. Юджин решил зайти в интернет-кафе и посидеть час-другой в социальных сетях — найти всех знакомых и почти знакомых.
…Вот страница Шины, милой девушки-хиппи, которая была когда-то Юджину названной сестрой. Переходы по ссылкам… Брейни, компьютерщик… А вот Гарольд, Стинки, Сид… У них всё спокойно и гладко. Потому что они взяли себя в руки, а чёртов-бывший-оптимист — нет.
Удалённая страница Хельги Патаки… и почему-то удалённая страница Арнольда Шотмена. Чёрт, а именно ему Юджин хотел написать:
«Ты прав. Чертовски прав, Арнольд. Не стоило тебя посылать и отгораживаться от всех близких. Хех. Бывает и похуже. Так странно. Вроде бы хотелось, чтобы все заткнулись, а в итоге остаёшься никому не нужной злюкой».
Такова особенность Юджина: привязываться к чему-то одному и следовать принципам до определённой поры. Быть не в меру весёлым и положительным для всех — пожалуйста, десять лет три года. Сменить амплуа и стать типичным замкнутым подростком, отгородившимся от всех и вся — ещё шесть лет. У юноши не было и не будет чувства баланса между плохим и злым. Чёрное или белое. Серого цвета не существует. Вот и получилось — ни друзей, ни близких. Никого.
Перед Юджином Хоровитцем по-прежнему стоит выбор. По крайней мере, всё ещё можно исправить: найти новых друзей, подыскать хорошую работу, влюбиться, наконец. И Юджин мысленно сделал свой выбор.