Они сидели в комнате Маринетт, каждый накрывшись отдельным пледом.
Звучало что-то задумчивое, неразборчивое — Люка перебирал струны гитары.
Девушка старательно переписывала пропущенный материал — супергероям тоже нужно учиться. Да, он не был в её классе, но программа почти не отличалась, а все друзья оказались заняты. Дописав очередной абзац, голубоглазая глянула в окно.
— Ну и метель… Кажется, что скоро даже Сена замёрзнет! — пошутила она.
На лестнице послышались шаги и через пару секунд в комнату заглянул отец Маринетт, держа в руках поднос свежайших круассанов.
— Я тут вам выпечку принёс. Кстати, погода отнюдь не подарок, поэтому мы с Сабиной предлагаем тебе остаться у нас на ночь — за ночь, по прогнозу, метель уляжется.
Такое предложение застало Маринетт врасплох, заставив краснеть и запинаться. Какая знакомая ситуация.
— Но… А как же… То есть…
— Не волнуйся, Маринетт — с его мамой мы уже поговорили, так что слово за ним, — Том перевёл взгляд на Люку, — Постелим тебе на диване в гостиной. Что скажешь, парень?
Люка тоже был удивлён. Даже придя к Маринетт с тетрадями он, честно говоря, просто искал повод подольше побыть рядом с его Музой — своим простым присутствием она вдохновляла его.
— Ну, конечно, почему бы и нет? На улице ведь…
Парень перебрал струны, и гитара издала звуки, поразительно схожие с завыванием ветра, в очередной раз поразив Маринетт.
— Значит, решили, — произнёс Том, ставя поднос на стол и отходя обратно к лестнице, — Сабина, стелим в гостиной!
Как только отец закрыл за собой люк, парень глянул на Маринетт и тихо рассмеялся. Смущенная девушка будто зависла, глядя на свежие круассаны на столе. Не было в них ничего, что могло привлечь внимание — просто она не знала, куда ещё смотреть.
Струны вновь вздрогнули, издавая заводную и игривую музыку какого-то кабаре.
— Люка. Я тебя убью, — ещё сильнее покраснев, но улыбнувшись, произнесла девушка.
В ответ послышался лишь тихий смешок, но мелодия всё-таки сменилась успокаивающими переливами.
— Как ты это делаешь?
Маринетт, сама не зная почему, произнесла это почти шёпотом. Пересев на диван, почти вплотную к Люке, девушка с интересом стала наблюдать за быстро двигающимися по струнам пальцами.
— Что делаю? — спросил парень, прервавшись.
К своему изумлению, Дюпен-Чэн только сейчас заметила, что гитарист закрывает глаза во время игры.
— Играешь! Как можно играть вслепую?
— Всё довольно просто — я так чувствую, а не играю. Просто нужно верно выбрать звук под каждое чувство.
Верно выбрать… Как же тяжело было девушке это сделать!
— Давай я научу…
Люка повернулся к Маринетт и, отдав ей гитару и медиатор, аккуратно наложил тонкие пальцы на нейлоновые нити.
Пять минут спустя, девушка выучила пару аккордов, но чтобы быстро перебирать их ей понадобилась помощь парня, севшего прямо за спиной. Накрыв кисти Маринетт своими, Люка начал наигрывать ту самую мелодию, придуманную для неё, но уже после пары минут, девушка прервалась.
— Люка…
— Да, моя Мелодия?
Куффен был близко. Даже слишком — его голос бархатисто прозвучал прямо у неё над ухом.
— Ты же понимаешь, что мы вряд ли будем вместе? То мороженое… Даже если оно и магическое — Андре снова даёт мне персик с мятой…
В ответ последовала тишина. Абсолютное молчание. Ни слова на протяжении пяти минут. Маринетт стало действительно страшно.
Как же он ненавидел этого блондина. В данный момент Люка своими руками был готов задушить его — как этот самодовольный кретин, глядевший на него с фотографий на противоположной стене, не замечал чувств девушки? Это ведь было настолько очевидно!
Проблема была даже не в чувствах — он был бы рад, если бы Маринетт была счастлива (даже с ним), но…
— Люка?
Голос его Музы вывел его из транса. От ненависти осталась лишь злоба. Спустя пару секунд и она покинула его, оставив за собой лишь бессилие.
— Всё нормально. Дай сыграю…
Взяв у девушки медиатор, музыкант провёл по струнам, выбив из них печальную мелодию.
— И что это за чувство? — спросила Маринетт, положив руку на плечо другу.
— Отчаяние, — тихо ответил тот, продолжая играть.
Зима. Метель за окном завывала, то и дело сталкивая снежные хлопья с поверхностью окна. Друзья сидели в комнате Маринетт, каждый накрывшись своим пледом.
Звучало отчаяние.