ойкава улыбается, словно выиграл в лотерее, а не просто собрался выйти погулять после тяжёлой учебной недели; несётся на встречу хмурому хаджиме, который устал ждать у битого временем подъезда, что крашен минимум тремя слоями краски с явными проплешинами.
ойкава, словно воспоминания о жарком летнем дне посреди снежной с сизым отливом зимы, где хочется, чтобы снегом укрыло по горло и чтобы не нашли.
и хаджиме сложно поверить,
что у тоору волосы развеваются на ветру, а не от собственной дурости.
а ветер холодный. серый октябрь, не жалея, зовёт погоду похуже, чтобы тоору обязательно заболел, соответствуя последним пискам моды своего шкафа, который не обновлялся уже пару лет точно. а иваизуми, будто создан небесами (с)выше с единственной целью — подтирать сопли и пичкать вовремя таблетками, забывая выучить лекции на пары следующим утром.
и вот он несётся, довольный, хороший, а иваизуми вместо объятий готовит свой любимый шарф, связанный ему же на день рождения, снимая с шеи.
его душат в объятиях, не обращая внимания на этот дурацкий шарф, а отпускать совсем не хочется; зарыться бы холодным носом тоору под ворот тёплого на вид свитера и целовать в выпирающую вену.
на трамвай они успешно опаздывают, разделяя наушники на двоих.
— я бы предложил тебе солнце вместо лампы, но могу предложить только себя, — у ойкавы совсем нет стыда и совести, чтобы молчать и не говорить смущающие вещи, но щёки покраснели точно не от холодного ветра, выдавая с поличным.
— ты ещё бы альпы предложил за окном, дурилла. мне одного тебя вполне достаточно, — а хаджиме не привык размениваться словами приятными, выражает все поступками, до ужаса нежными и с виду ему несвойственными. улыбается, хватая тоору за руку, поглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони.
а ойкава плывёт.
и смотрит в глаза, а под ногами листья жёлтые, жухлые и грязные.
держась за руки, пешком обходя старые, измученные жизнью и временем дворы, панельки, вспоминая о слишком беззаботных временах, проведённых рядом с ними и рядом друг с другом, бок о бок. судьба злая шутка — свяжет, а освободится только совсем дурак. ойкава бы объявил всем войну, только чтобы хаджиме был с ним, несмотря ни на какие обстоятельства, независимо от сложности.
хочется просить, чтобы не отпускал, даже если кто-то увидит.
хаджиме не отпустит.
сесть на следующий трамвай было хорошей идеей, но в наушниках уже надобности нет совершенно, музыку заглушает грохот, настолько сильный, словно, не задумываясь, спустились в ад на ближайшие минут двадцать и забыли о внешнем мире, оградились.
оплачивая проезд сразу за двоих, иваизуми уступает свободное место ойкаве у окна, а сам садится ближе к проходу, не забывая взять за руку, напоминая, что все как прежде, все в порядке, на что тоору просто кивает и удобнее укладывается на плечо, украшенное утеплённой джинсовкой, прикрывая глаза.
хаджиме же смотрит как меняются остановки.
думает, как же им мало
надо для двоих.