Крольчиха, влюбившаяся в хорька — это звучало забавно. К тому же, Сент-Джон, как и всякий хорёк, свято верил в свою неотразимость. А вот хорёк, влюбившийся в крольчиху — это уже тревожно. Это ненормально. И дело даже не в том, что они разные виды, а в том, что хорьки привыкли быть сами за себя. Они презирали все эти глупые сантименты — привязанность, дружбу, любовь… Отношения между самцами и самками сводились к одной-единственной потребности — к размножению. Ну, может быть, к двум потребностям. Иногда это бывало ещё и приятно.

Сент-Джон занервничал, когда понял, что думает о Бетси чаще, чем о поручениях шефа. Квак-Холл продолжал разграбляться хорьками, фабрика по производству собачьего корма росла на глазах, а Сент-Джон всё думал о торчащих ушках, карих глазках и белых зубках — и, что уж там, временами о том, какой хорошенький пушистый хвостик, должно быть, прячет Бетси под юбками. Впрочем, Бетси нравилась ему не только внешне, и это значительно усложняло жизнь.

Однажды в предзакатный час он застал её у колючей проволоки, которой только-только огородили весь Квак-Холл. Бетси казалась очень расстроенной.

— У тебя что-то случилось, маленькая крольчиха?

Сент-Джон развязно оперся на трость, ожидая ответа, но Бетси молчала, даже не взглянув на него. Тогда он опасливо оглянулся по сторонам и понизил голос:

— Бетси.

Ещё не хватало, чтобы кто-то из других хорьков заметил, как он любезничает с этой девчонкой!

— Бетси, в чём дело? Ты не рада меня видеть?

Она всё-таки обернулась к нему — заплаканные глаза, подрагивающий носик.

— Что же вы натворили, — её тоненький голос звучал с неожиданной силой и страстью. — Что вы натворили здесь, вы все… Квак-Холл был самым красивым домом на всей Реке! А теперь здесь эта гадкая колючая проволока, на месте луга — это уродливое серое здание…

— Это будет фабрика, Бетси, — с гордостью уточнил Сент-Джон. — Превосходная современная фабрика по производству собачьего корма из… — тут он запнулся. — В общем, из всего, что можно перемолоть и прокрутить через мясорубку.

— Из всего?

Кажется, Бетси его слова ничуть не утешили. Она будто поняла, о чём недоговорил Сент-Джон — что рано или поздно все речные и лесные жители окажутся в этой гигантской мясорубке, к огромной радости (и огромной прибыли) хорьков.

— Вы ужасны, — она даже отступила от Сент-Джона на шаг. — Знаете, матери пугают маленьких крольчат: держись подальше от хорьков, ласок и горностаев, какими бы дружелюбными они ни казались… А я никогда раньше не верила в то, что хорьки настолько плохи.

Сент-Джону захотелось возразить, что да, настолько они плохи — этим он всегда гордился, но сейчас ему вдруг стало как-то тоскливо и неприятно при мысли, что Бетси считает его… ужасным.

— Ну, и насколько же мы плохи? — поинтересовался он уязвлённо, но Бетси его уже не слушала. Она вновь обратила взгляд вдаль, за колючую проволоку.

— Бедный, бедный мистер Квак! Из-за какого-то разбитого автомобиля ему томиться в темнице ещё сто лет, а он даже не знает, что происходит здесь, в его родовом поместье…

Сент-Джон фыркнул, чувствуя, что начинает злиться.

— Нашла ещё, из-за кого убиваться, из-за этой расфуфыренной жабы. Да он бы и так продал нам поместье и распустил бы всех слуг, потому что ему нечем стало бы платить вам жалованье — всё истратил бы на свои дорогостоящие игрушки…

— Замолчите, — перебила его Бетси почти сурово. — Мистер Квак, может, чуточку легкомыслен и хвастлив, и любит задирать нос, и это правда, что его увлечения попортили нам всем немало крови, но он добрый, и щедрый, и весёлый, и… Сколько раз он помогал моей семье! Вы ведь даже не знаете, какая большая у меня семья, мы с братцем самые младшие…

Она вдруг слегка оттянула накрахмаленный воротничок, вытащила что-то из-под платья и показала Сент-Джону — это оказался кулон на золотой цепочке, в виде жабы, усыпанный блестящими зелёными камушками и двумя жёлтыми, изображавшими, видимо, жабьи глаза.

— Это подарил мне мистер Квак в день рождения. Как же я рада, что он не достался тогда вам, хорькам — спасибо, что вы оказались таким простофилей.

— Как ты меня назвала?! — Сент-Джон даже выронил трость и раздосадованно дёрнул хвостом. Ему захотелось сорвать этот дурацкий кулон и раздавить его каблуком, но Бетси тут же спрятала свою драгоценность и прижала лапки к груди, словно бы защищаясь.

— Простофиля. Вы упустили нас по глупости, а я, тоже по глупости, помогла вам тогда в лесу… Знали бы вы, как я жалею теперь об этом.

«Знала бы ты, как я жалею об этом».

Оскорблённый Сент-Джон уже собирался сказать ей что-нибудь очень, очень грубое и злое, как вдруг Бетси осела на землю и всхлипнула, уткнувшись в свой белый передничек.

— Всюду эта жуткая проволока, всюду часовые с ружьями — никого не впускают и не выпускают. Я даже не могу повидаться со своими родными… Мой братец утром прибегал с письмом от них, а его обобрали и вытолкали взашей. Господи, да мы все здесь, как в тюрьме, не только бедный мистер Квак…

Сент-Джон чуть не скрипнул зубами от очередного упоминания Квака (чёртов зелёный мухоед, чтоб ему лопнуть!), но в то же время совершенно растерялся. Успокаивать плачущих кроликов он не умел, а уж крольчих — тем более.

— Вставай, не глупи! — резковато приказал он. Бетси, однако, не подчинилась. — Вставай! — он дёрнул её к себе за локоть, отчего она вскрикнула и попыталась вырваться.

— Пустите! Не смейте меня трогать!

Крольчиха лягнула Сент-Джона с такой силой, что он охнул и согнулся пополам.

— Чёрт бы вас побрал, кроликов… Ваши задние лапы — орудие убийства…

«Нет уж, довольно с меня. Больше никаких сантиментов, хорёк я или нет, в конце концов?»

Вдруг он почувствовал, как его бережно обхватили сзади.

— Сэр, вам больно, сэр? Я сильно ударила вас?

— М-м… терпимо, — выдавил Сент-Джон. Эта внезапная забота и смена гнева на милость совсем выбила его из колеи. — Пусти, — отмахнулся он, — я сам.

На этот раз Бетси послушалась и моментально отпустила его — об этом он тут же пожалел, и вовсе не потому, что не мог без её помощи разогнуться. Просто… просто ему хотелось пробыть в её объятиях чуть дольше.

— Я пойду, сэр. У меня много работы — нужно помочь миссис Ёж постирать сорочки… на всех хорьков, — голос её теперь звучал как-то бесцветно и принуждённо.

Сент-Джон молча смотрел ей в спину, когда Бетси зашагала в сторону пристроек для прислуги, и вдруг не выдержал:

— Бетси!

Она не оборачивалась.

— Бетси, я знаю, как выйти отсюда, минуя часовых.

Её поникшие ушки взволнованно вздыбились, она замерла, а Сент-Джон подумал, что никогда ещё не видел, чтобы вечернее солнце играло так красиво, как сейчас в её растрепавшихся русых волосах.

— Вы… вы серьёзно, сэр?

Он ощутил странную горечь во рту и постарался проглотить её.

— Ты обещала называть меня Сент-Джон.