Там, где Тьма холоди́т уродливым криком,

всё танце ночном, том забвенном и диком,

вверх свои руки бледны́ протянет к луне

с букетом полыни, горькой, — кажется мне.

(Иль горечь её показалась во сне).

В танце живёт, в нём же колдунья ликует,

В том поле родном, каплю диком, — ночует.

Здесь не устанет она в тоске до утра.

И тонкой рукой хватает искры костра,

(А волосы ры́жи у ней до бедра).

И дитя, что в племени грозного Рода

у песен взывает мотивы народа,

что эхом терялись в студёной ночи,

Умирая так быстро, — фитиль от свечи.

(И забудь ты его, а увидишь — молчи).

В широком просторе есть та сила и страсть,

и в глазах ворожеи, — в них можно пропасть.