Примечание
Ты чувствуешь шорохи листвы деревьев, пение птиц, шум воды неподалеку, чей-то смех, видишь золотистое, шуршащее поле, пугливых цветастых кур и так хорошо становится на душе! Смотришь на синее небо, жмуришься от слепящего солнца, вытирая со лба жаркую испарину от того, как весь день собирала сено в своём стареньком, выцвевшем платье и тебя переполняет такое ощущение радости, звенящей, как звоночек на двери дома или на шее у той лошадки в яблоках, чистой и такой настоящей радости, которая переполняет, как вода стакан, которая льётся из тебя через край, и её так много, что ты словно становишься в стократ сильнее, в стократ больше, выше и шире в плечах, что ты всё это сено можешь собрать, все деревья вырвать, всех кур словить, но ты не хочешь и просто не можешь прекратить своего любования этой красотой, этой натуральностью жизни, которую действительно хочется проживать. Ты чувствуешь свою силу, свою глубокую душевную силу и то, что ты ею не будешь пользоваться, потому что в этом нет никакой надобности, потому что ты здесь и так самая сильная, самая храбрая, самая ловкая и трудолюбивая, ты хозяйка и кур, и поля, и деревьев, и этого родного неба и жаркого солнца, и этого мира. И тебе так хорошо становится на душе, что ты начинаешь ни с того ни с сего плясать, прямо посреди этого поля, как та соседская собака, что всегда крутится вокруг тебя, словно детская юла, и так виляет хвостом, что, кажется, скоро на нём взлетит. И ты смеёшься, как льющийся мед, заливисто смеёшься, не как обычно смеются, а по-настоящему, крутясь вокруг себя, путаясь ногами в когда-то розовой юбке, но это уже и не важно, ведь ты падаешь в стог сена совершенно счастливая, этим счастьем наполненная до краёв, даже с излишком; что всем хочется его отдать по чуть-чуть, всем, каждому и каждой, кому ты только сможешь. Поэтому ты довольно улыбаясь, берёшь в рот какую-то соломинку, всё также улыбаешься, задумчиво пожевывая её, разглядывая облака и делая вид, что ты, сама не знаешь почему - какая-то серьезная мадам с сигарой, а после подскакиваешь и бежишь, именно, что летишь домой, к тёплому очагу и старенькой бабушке, которая, наверное, уже напекла пирожков или ещё чего-то даже более вкусного.