— Не волнуйся. Я верну тебе твое сердце.
Этари до побелевших пальцев стискивает в ладони рукав одежды, не отрывая взгляда от плавающих на поверхности воды стальных цветов. Ему показалось? Ему показалось, что один из них пошел ко дну?
И тут же — секундное облегчение. Конечно, ему показалось, он сидит так, уставившись в одну точку и почти не моргая, уже слишком долго. Давно пора отвлечься хоть на что-нибудь, с кем-нибудь поговорить, чем-нибудь заняться — как он жил, когда этих цветов здесь не было, когда они не занимали все его мысли? Как он жил, когда в сердце не было неуемной тревоги?
В том самом сердце, которое было вложено в один из оставшихся цветов.
Но в сгущающейся вечерней темноте хорошо видно, что ему не показалось. Видно, как мигнул огонек, как металлическая конструкция снова вздрогнула, пошатнулась на совершенно гладкой водной поверхности, чуть накренилась.
— Не смей.
После долгого молчания собственный голос кажется чужим, но цветок словно бы слушается — или, может, сам Этари пытается убедить себя, что за несколько ударов сердца ничего не изменилось. Безуспешно. Он видит, что цветок тонет.
— Пожалуйста.
«Пожалуйста, вернись домой».
Он не хотел этого видеть — и отчасти поэтому проводил здесь столько времени, сколько мог. Казалось, ничего не произойдет, если все время смотреть, казалось, сама смерть смутится от пристального внимания и уйдет.
Этари боялся это увидеть — и поэтому смотрел.
Смотрел, как зачарованный цветок погрузился в воду до половины, смотрел, как гаснет огонек на его верхушке, как медленно слабеет свет — и почти физически чувствовал, как за мили отсюда гаснет жизнь.
— Рунаан.
Этари всегда в него верил. Верил, наверно, даже чуть больше, чем сам Рунаан — хотя бы потому, что тот не мог видеть себя со стороны, не знал, какую уверенность вселяет в тех, кого за собой ведет. Этари знал. Знал, что его отряд пойдет за ним до конца и вернется с победой — и только так, никаких шансов на провал, потому что Рунаан знал свою работу как никто, потому что по-другому просто не могло быть.
И потому так оглушающе больно было пару дней назад бросить случайный взгляд на поверхность воды и увидеть, что из шести цветов на поверхности остались только два.
Увидеть, что почти весь отряд перебит.
Он боялся, что такое может случиться, но лишь единожды заговорил об этом с мужем. Тогда Рунаан только покачал головой, убрал с лица Этари растрепанные волосы, отвел взгляд и красноречиво пожал плечами.
— Я вернусь.
Они соприкоснулись лбами и на какие-то мгновения так замерли. Этари знал: если Рунаан говорит, что вернется, значит, он сделает все возможное, чтобы сдержать обещание. Но что-то холодное, тревожное, сомневающееся из глубины души шептало: «не отпускай его».
Этари отпустил. Он не мог спорить с приказом королевы драконов, но, что еще важнее, он не мог показать Рунаану, что не верит ему в этот раз. Что в этот раз боится расставания больше, чем в предыдущие.
И, если на то пошло, Этари знал, что наблюдение за цветами — всего лишь отчаянная попытка быть рядом с Рунааном.
Цветок окончательно пошел ко дну, больше не качаясь, не вздрагивая, медленно заскользил вниз — светоч на верхушке мигнул, погас и скрылся под поверхностью воды. И больше ничего нельзя было добавить, больше никак не истолковать произошедшее кроме единственно возможной, страшной в своей неотвратимости трактовки.
Пока убийца жив и дышит, цветок держится на воде. Никто не озвучивал, но все знали, из-за чего такие цветы тонут.
В горле собрался беззвучный крик.
Этари вскинул голову — второй цветок оставался неподвижен: Рейла была в порядке. Жива. И, наверняка, за мили от того места, где только что расстался с жизнью Рунаан.
Она их всех бросила.
— Рунаан.
Надломленный шепот, точно кто-нибудь мог услышать его.
— Рунаан, пожалуйста.
«Пожалуйста, не оставляй меня одного».
— Не волнуйся. Я верну тебе твое сердце.
Фраза, сказанная в прощание, оказалась ложью. Ложью ненамеренной и оттого только более горькой, ложью, в которую Этари поверил, потому что больше ему ничего не оставалось.
Он говорил ему не брать с собой Рейлу.
Этари закрыл глаза — не было сил смотреть на то место, где утонул цветок, не было сил различать его мутнеющие очертания, не было сил чувствовать себя так, точно Рунаан только что умер у него на руках.