Мало кто знает, что царским указом от 1801 года граф Василий Степанович Попов усыновил не двоих сыновей своей возлюбленной Каролины, а троих.

Если уж на то пошло, никто из ныне живущих, кроме самого Арсения.

***

Арсений Попов, как и его брат Павел, появившийся на свет на чёртову дюжину минут раньше него, родился 9 марта 1793 года. От матери он унаследовал не только внешнюю привлекательность, изрядную часть которой составляли потрясающие лазурные глаза, но и свою суккубью сущность. Как, впрочем, и прочие его братья и сёстры, коих в сии не знавшие надёжной контрацепции времена родилось преизрядно.

Выбирая, которого из отпрысков усыновить, — Василий Степанович не был женат, поскольку Каролина была простой актрисой, общество не приняло бы подобного мезальянса, что и послужило причиной для усыновления родных по крови детей, — их отец руководствовался не сердцем, но разумом.

Его старшего брата Павла, бойкого и темноглазого, — Павлушу, как называла его мать, — папенька выбрал наследником, поскольку тот отличался крепким здоровьем и мечтал стать знаменитым полководцем. Словом, идеальный продолжатель славной фамилии.

Александра — Сашеньку, их младшего братика-погодку — папа́ избрал за прилежание и послушание, а также благородство натуры.

Арсений, — впрочем, тогда ещё Арсюшенька, — узнав, что вошёл в число счастливчиков, был немало удивлён. Он не имел ни военных стремлений старшего братца, ни покорности младшего, будучи их совершеннейшим антиподом. Оба его законных брата были темноглазыми, его же глаза унаследовали материнский цвет. Павлуша и Сашенька охотно выполняли любое поручение отца, а он ненавидел подчиняться. И старший и младший мечтали о том, чтобы отец взял их с собой на охоту, а мягкосердечному Арсюшеньке гораздо приятней было подкармливать воробьишек, чесать за ухом кухонную кошку-крысоловку или заплетать косы многочисленным сестрицам. Братья любили разыгрывать шуточные баталии прежних времён, воображая себя героями какой-нибудь войны, а маленькому пацифисту Арсению такие игры претили. Если бы в конце восемнадцатого века были бы хиппи, маленький Арсюша наверняка записался бы в их ряды. Тем более, что годам эдак к двенадцати его интерес к прекрасному полу окончательно окреп, и философия make love not war стала для него особенно актуальна. Да и бунтарский дух, определённо передавшийся от матери, достойным наследником его вовсе не делал.

Так что, когда отец вызвал его в свой кабинет, Арсюша перебирал в мыслях все недавние шалости, гадая, какую из них на этот раз обнаружили: подмоченный ли нарочно порох (жалко же зверюшек!), разбитую ли случайно чашку мейсенского фарфора, а то и вовсе, быть может, изгвазданную черникой рубашку и полуощипанного гуся, оставившего ему на память здоровенный синяк на ноге — печальный результат его попыток самостоятельно сделать чернила и обзавестись своим собственным комплектом перьев. И совершенно не был готов услышать не очередную нотацию, во время которых папенька сердито расхаживал по кабинету взад-вперёд, а то и вовсе ударял кулаком по массивному инкрустированному бюро, а сухое короткое «я подал хода́тайство об усыновлении». Ошеломлённый столь неожиданным известием, Арсюша не дерзнул бы задать отцу напрашивающийся вопрос, но тот, прочитав на лице сына вполне очевидное недоумение, соизволил пояснить, что при должном старании упрямство превращается в упорство, а своеволие в несгибаемость, а такие качества он бы хотел видеть у своего законного сына.

После обучения в гимназии Арсений был принят на военную службу — он уже и забыл, в каком чине, поскольку вскоре разразилась война 1812 года, на которой он, к собственному удивлению, проявил немалую доблесть и потому был удостоен целого ряда повышений в звании.

В дальнейшем он принимал участие и в другой войне — Кавказской.

Именно на Кавказе, в возрасте двадцати семи лет, Арсений из чистокровного суккуба (народ его матери избегал партнёров своей расы, да и большинство рождённых от связи соблазнителя и человека детей наследовали способности сверхъестественного родителя, а потому считались чистокровными) стал наполовину вампиром. Наполовину — потому что среди нечисти считалось, что вампиром может стать лишь человек, но на практике это оказалось не совсем так.

Его обратил Вольдемар, — несмотря на недавнюю войну с Наполеоном, французский язык всё ещё был в моде, поэтому в ходу были такие переиначивания имён, как Пьер, Вольдемар и Мишель, — когда Арсений попал в лазарет с тяжёлым ранением, грозившим летальным исходом. То ли вечно молодому врачу приглянулась его внешность, то ли посодействовали непроизвольно включившиеся суккубьи чары, то ли ещё что… Словом, причин Арсений не знал. Он лишь помнил, что пришёл в себя, когда к его губам прижималась чья-то рука, а во рту был приятный сладко-солоноватый вкус, в котором он далеко не сразу узнал кровь.

Вольдемар стал его проводником в вампирскую жизнь, обучая и отвечая на вопросы. Впрочем, многих ответов зеленоглазый врач и сам не знал, поскольку, в отличие от Арсения, до своего обращения был простым человеком.

Арсений же был суккубом, и потому во многом отличался от обычных вампиров. Так, у него билось сердце, — пусть медленней, чем у людей, но билось! — он легче контролировал свою жажду, лучше переносил солнечный свет, мог посещать церковь, не покрывался ожогами от серебра или святой воды, да и температура его тела была выше комнатной, лишь на градус или полтора отличаясь от присущей нормальным людям. Для себя он объяснял эти странности тем, что вампиром стал не полностью, а лишь частично, мол, вампиром стала его человеческая половина, а суккубья какой была, такой и осталась.

Стройный зеленоглазый Вольдемар открыл для него не только новую полужизнь-полупосмертие, но и новую сторону любви.

Пусть и вынужденные скрывать свои отношения, они провели вместе прекраснейшие два года, оборвавшиеся безвременной гибелью Вольдемара: даже вампирская регенерация не способна собрать воедино тело, растерзанное на множество кусочков беспощадным взрывом. А ведь Арсений всегда думал, что первым умрёт он сам, всё-таки из них двоих именно он, рискуя жизнью, вечно отправлялся на передовую. Но, видать, у судьбы на него были другие планы.

После кончины возлюбленного в нём что-то надломилось, как будто глубоко внутри вновь проснулся испытывающий отвращение к войне маленький Арсюшенька, так что, сымитировав серьёзное ранение, Арсений с полным правом вернулся к мирной жизни.

Почему-то, возвращаясь в Петербург, он ожидал, что всё станет как раньше, совсем забыв, что раньше он не был наполовину вампиром.

Однако стало. Почти.

В городе его встретило обилие женского внимания, которого он был почти лишён на Кавказе, и Арсений с удивлением обнаружил, что способен утолить вампирскую жажду суккубьими методами — флиртуя, заигрывая, танцуя на балах и предаваясь постельным утехам, благо присущий вампирам гламор лишь усилил действие его красоты и природного обаяния, унаследованных от матери. Правда, теперь для достойного самочувствия требовалось гораздо больше романтического внимания со стороны людей — если раньше он без проблем мог продержаться без прекрасного пола пару-тройку месяцев, то теперь и неделя абсолютного воздержания была практически недостижимым рубежом. Приходилось брать количеством связей.

Впрочем, как вскоре выяснилось, количество легко можно было заменить качеством.

С прекрасной Аннет его свёл случай — девушка была дочерью давнего друга отца и потому вместе со своим папенькой присутствовала на отпевании скончавшегося всё в том же 1822 году Василия Степановича. В тот раз она перекинулась с безутешным Арсением лишь парой официальных фраз, выражая свои соболезнования, но спустя несколько дней её отец, выразивший желание помочь сыновьям сослуживца уладить кое-какие вопросы с документами, появился в их петербуржском доме, да не один — больно уж приглянулся его дочери безутешный сын друга, да и партия была достойная.

По ряду признаков Арсений определил, что скромница Аннет и есть его истинная, равно как отец приходился истинным маменьке. Из всех волшебных народов подобное явление существовало только у суккубов, и, став наполовину вампиром, Арсений начал сомневаться в том, что это свойство его всё ещё касается.

Однако же коснулось.

Благодаря тому, что невеста, а в дальнейшем жена, приходилась ему истинной парой, Арсений забыл о необходимости во всех прочих партнёршах и партнёрах. Таково было главное свойство предназначенных для суккубов вторых половинок — утолять их жажду внимания, любви и страсти. Как выяснилось, это распространялось даже на его возросшие ввиду вампиризма потребности.

Они провели вместе не один десяток лет, но его возлюбленная была обычным человеком, а он оставался прежним, будучи даже не просто суккубом, срок жизни которых втрое превышает человеческий, но и вампиром, нестареющим и почти бессмертным. Подобравшись к черте, после которой он выглядел бы уже скорее ровесником их сына, он поведал Аннет часть правды о себе, умолчав о наиболее неприглядных деталях, и они удалились доживать свой век в отдалённое имение, где спустя пару лет его постаревшая супруга скончалась от чахотки, оставив вечно молодого мужа горевать.

Инсценировав самоубийство безутешного вдовца, Арсений направился в Москву, где, связавшись с местными вампирами, обзавёлся новыми документами и под почти не переделанным именем Arsène Basile Prêtre¹ перебрался во Францию.

После двух десятков лет вынужденного безудержного разврата — новая пара для суккуба рождалась лишь спустя девять месяцев после смерти предыдущей — Арсений наконец нашёл своё счастье с Батистом, прекрасным — хотя для суккуба каждый человек прекрасен, но Батист и по оценкам людей был невероятно красив — девятнадцатилетним художником с лучистыми серыми глазами.

Аннет, Батист, Луиза, Элдон, Виттория, Мануэль — Арсений помнил имя каждой встречавшейся ему истинной пары, бережно сохраняя в памяти каждую чёрточку возлюбленных. Увы, в отличие от него люди были прискорбно хрупки, умирая то от старости, то от болезни, то от войны или досадного несчастного случая. И, как назло, все как один отказывались от его предложения подарить вечную вампирскую не-жизнь.

***

Оплакав и похоронив Маноли́то², Арсений во второй раз вернулся на родину, точнее, в СССР. В прошлый раз возвращение подарило ему не только супругу-истинную, но и дочь, второго ребёнка за его долгую жизнь, так что первым делом он разыскал своих потомков. Выяснилось, что род его сына прервался, а вот дочуркиных отпрысков удалось найти. Таковых оказалось трое — его шестидесятипятилетняя внучка-суккубка, которую он помнил ещё ребёнком, обосновавшаяся в Ленинграде, который он по привычке звал Петербургом; сорокадвухлетняя правнучка-человек, работающая хирургом в одной из больниц Калуги; и её дочь, едва окончившая университет праправнучка, только что вышедшая замуж и переехавшая в Воронеж. Рассудив, что где замужество, там и дети скоро пойдут, — а повидать пятое поколение своих потомков одинокому полувампиру очень даже хотелось, — Арсений с лёгким сердцем перебрался в Воронеж. И всякий раз, когда военнообязанного мужа его праправнучки переводили в другой город, непременно следовал за семьёй, тайком присматривая за дальними потомками и по мере возможностей оберегая их. Всё равно до того, как его очередная истинная пара вырастет, оставалось ещё много времени.

В какой-то момент муж его праправнучки ушёл в отставку, а пра-пра-правнучка, почему-то из всех городов привязавшаяся именно к этому захолустью, поступила в один из местных вузов и уезжать в большой город явно не собиралась, так что переездов в ближайшие годы не предвиделось. Арсений, раньше перебивавшийся съёмными квартирами, выкупил сразу две соседние в том же районе и переоборудовал их под свои нужды, благо в деньгах он за всю свою долгую жизнь никогда не нуждался, умело приумножая то, что осталось ему в наследство от отца, и что он каким-то чудом за все эти годы не растерял, несмотря на революции, войны и мировые финансовые кризисы — должно быть, фортуна, купившись на его смазливую мордашку, изрядно приправленную вампирским гламором и суккубьими чарами, сделала его своим фаворитом.

***

Впервые заметив в ставшем уже практически родным подъезде высокого парня, достаточно рассеянного, чтобы не заметить, что кнопка вызова лифта уже нажата, Арсений и не думал об истинных. Обычно он свято блюл вампирское правило «не питайся там, где живёшь», ибо его мирная суккубья сущность не желала наблюдать вполне закономерные конфликты внутри орды его бывших, настоящих и будущих, но в этот раз почему-то захотелось сделать исключение.

Однако на его осторожные заигрывания парень грубо рявкнул «Какое вам дело?», и Арсений запоздало понял, что перед ним маг, ведь только маги отличались иммунитетом к обычно безотказному вампирскому гламору. От унизанных кольцами рук немного тянуло табаком, так что, зная номер квартиры нового соседа, Арсений поспешил на выходящий на ту же сторону балкон, надеясь, что парень не решится курить в съёмной квартире, предпочтя выйти на балкон, и можно будет как следует его разглядеть, решая, стоит ли он того, чтобы впервые за долгое время воспользоваться ещё и суккубьими чарами.

Арсений совершенно забыл, что с двадцати семи лет не переносил табачный дым, слишком уж резавший его обострённый нюх, так что, когда случайный ветерок донёс до него ненавистную вонь курева, моментально выбившую из глаз слёзы, он зашёлся в удушающем кашле и решил, что такой партнёр ему нафиг не нужен.

Однако что-то в маге его всё-таки зацепило, потому что вечером Арсений с удивлением обнаружил себя перед дверью своего нового соседа.

Позвонив в дверь, он не успел даже придумать повод своего визита, отвлёкшись на мимолётную мысль о том, что когда ему в следующий раз вдруг понадобится прийти к кому-то незваным, надо будет не звонить, а стучать, ибо современные электрические звонки слишком уж громкие. А в следующий миг ему уже открыли.

— О, вспомнил?.. — произнёс объект его сегодняшней охоты, сжимая в руке вещь одного из соседей (судя по запаху, того мелкого очкарика из смежной квартиры, из всего подъезда только от него вечно больницей несёт), и Арсений не преминул воспользоваться удачным шансом.

— Разве вас можно забыть? — включил чары суккуб, для усиления воздействия приближаясь к парню, маскируя это под банальное желание опереться о косяк.

— Вы по какому вопросу? — маг спрятался за сухим официальным тоном. Гомофоб он, что ли? Хех, ну пусть попробует отрицать присущую людям бисексуальность, всё равно Арсений его соблазнит. Для подкрепления воздействия суккуб добавил в голос чарующих ноток.

— Зашёл поприветствовать нового соседа, — изогнул сомкнутые губы в улыбке Арсений, приберегая козырь в лице ослепительной голливудской на потом.

— Поздновато для приветствия, Арсений. Многие в это время уже спать ложатся, — удивил незнакомец, откуда-то знающий его имя, и взялся за ручку двери. Ах, так ты у нас строишь из себя недотрогу, хоть сам наводил справки? Ну держись!

— Вы столь заинтересовались моей персоной, что узнали моё имя? Польщён. Жаль, что мне не у кого узнать ваше, — произнёс он витиеватую фразу, впервые за долгое время вплавляя чары в каждый произнесённый звук.

— Шастун Антон Андреевич, участковый уполномоченный полиции, — кажется, подействовало. Да и не могло не подействовать, но парень из последних сил продолжил ломаться: — Ещё вопросы?

— Замечательно. Антон, — могу я вас так называть? — вы позволите зайти? — хо-хо, а вот этого высоченный милашка явно не ожидал, а ведь стоило бы!

Спеша закрепить произведённый эффект и уже прикидывая, сколь горячей будет его ночь с магом, Арсений выложил свой козырь, торжествующе улыбнувшись.

И в тот же миг в него ткнули чем-то жёстким, отчего по телу пронеслись неприятные мурашки, вечно предшествовавшие оцепенению. Проклятье, откуда у него тополь?

Для уверенности его потыкали ещё пару раз и перестали. Арсений наконец сумел разглядеть обездвижившее его оружие, заметив в руках призадумавшегося парня… Швабру? Серьёзно? Кто в век технологий пользуется не пылесосом или на худой конец пластиковой либо металлической шваброй с кучей всяческих наворотов вроде рукояти отжима, а обычной деревянной, да ещё и сделанной из тополя?!

Вздохнув, его визави отставил швабру куда-то в сторону и сократил дистанцию. Увидев скачущую на красивых длинных пальцах искорку, да и запоздало оценив скорость реакции, Арсений понял, что перед ним не абы какой маг, а боевой. В отличие от всех прочих магов боевые обычно пытались его убить или хотя бы искалечить, и внезапное открытие столь неудачной направленности мага его испугало.

Сначала зеленоглазый — наконец-то Арсений сумел разглядеть цвет его глаз! — попытался убрать его руку с дверной коробки, но вампир и без того знал, что не получится, так что просто внаглую наслаждался проявлением хоть какой-то инициативы. Затем, пробормотав парочку непечатных выражений, он подошёл ближе, причём с таким решительным видом, что полувампир уже всерьёз испугался перспективы не увидеть следующее поколение своих потомков, и потому вложил всю свою любовь к жизни в усиленное излучение суккубьих чар, изо всех сил надеясь, что они наконец-то проникнут хотя бы до того уровня, на котором маг его пожалеет и пощадит.

Но маг лишь максимально открыл дверь и, пользуясь своей худобой, протиснулся в щель между ней и Арсением.

И встал сзади, всё ещё близко-близко, жарко дыша в затылок.

Арсений уже не знал, чего ожидать — то ли его сейчас прикончат на месте, то ли ему попался извращенец, который хочет воспользоваться его неподвижным телом. Суккуб представил, как об его ягодицы будет тереться возбуждённый член, и мысленно согласился, что столь оригинального секса с очередным любовником-однодневкой у него ещё не было. Вот изнасиловать его как-то пытались, да, но попытка быстро перетекла в акт удовольствия, ибо изнасилование — это только если без согласия, а истощённый пятидневным путешествием полувампир был определённо согласен подкрепиться похотью того мужчины, да и от проявлений садизма партнёра Арсений легко избавился, воспользовавшись суккубьими чарами, которые и в самом чёрством человеке пробудили бы трепетную нежность. Ну или, на худой конец, обжигающую жёсткую, но не жестокую, страсть.

— Твоё счастье, прилипала, что мне известно, что все твои «пассии» уходили от тебя живыми и относительно здоровыми, иначе я б уже собирал осину для костра, — с насмешкой выдал маг, когда Арсений уже склонялся к версии, что перед ним, а точнее уже позади, распоследний из маньяков, которого даже присущее расе соблазнителей волшебство не берёт.

«Значит, он всё-таки выбрал извращённый вариант», — порадовался полувампир, когда до него дошёл смысл произнесённой парнем фразы. Арсений почувствовал, как его обхватывают чужие руки, и уже предвкушал, что они потянутся к его ширинке, — надо же как-то его недонасильнику-извращенцу добраться до попы Попова, к которой маг уже приятно так прижимался, — но вместо этого его приподняли и потащили, да не в квартиру, как этого можно было бы ожидать, а в угол лестничной площадки!

А потом ещё и какое-то заклинание наложили. Ну точно извращенец.

— Постой в углу, подумай над своим поведением. Воспитанные мальчики не ходят в гости к раздражённым боевым магам в полдесятого ночи, это невежливо, — напутствовал его маг и… ушёл?

Серьёзно ушёл?

Не быстренько сходил в квартиру за чем-то, — той же шваброй, к примеру, мало ли сколь специфичны его вкусы? — а реально ушёл, закрыв за собой дверь на ключ?!

Арсений был потрясён. За всю свою двухсотлетнюю жизнь он ещё не встречал настолько непредсказуемых людей.

…

Приблизительно на исходе второго часа вынужденного остолбенения в голове Арсения таки проскользнула мыслишка о том, что теоретически парень вполне может оказаться его истинным, но, помня о том, что маги отличаются крайне медленным старением и практически неограниченным сроком жизни, пришёл к выводу, что его чудно́му соседу вполне может быть за полвека, так что суккуб отбросил эту слишком ничтожную, по его мнению, вероятность.

Когда вязкое ощущение паралича наконец отпустило его, Арсений вернулся домой и принялся лечить нервы, заедая стресс любимым с детских лет лакомством — вишней в шоколаде, благо двойственность природы позволяла ему без проблем питаться человеческой пищей. Слегка успокоившись, он пришёл к выводу, что как-то поблагодарить странного мага всё-таки надо, торопливо написал ему записку перьевой ручкой (ибо, ностальгируя по временам своей юности, современными шариковыми откровенно брезговал) и всунул её в щель двери, а в почтовом ящике оставил плитку шоколада с вишней и коньяком, надеясь, что по части сладкого вкусы парня не слишком расходятся с его собственными. Да и, кажется, маги огненной стихии охотно употребляют алкоголь, так что ему должно понравиться.

Поблагодарить за неожиданную пощаду лицом к лицу Арсений поостерёгся — вдруг в следующий раз странный сосед окажется не столь добр?

***

К огромному удивлению Арсения, спустя несколько дней маг сам постучался в его дверь.

К счастью, спросонья полувампир отличался заторможенной мимикой, так что всего объёма своего офигевания не выдал.

— У меня сломался газовый котёл, из крана течёт только ледяная вода, — сухо проинформировал его маг. Хотя… Может, это такое завуалированное предложение?

— И ты решил воспользоваться моей ванной? — плавно повёл бровью суккуб, зная, сколь мощно это обычно действует на объекты его сластолюбивой охоты. — Потереть тебе спинку?

— Нет. Мне сказали, что ты разбираешься в этой технике, — парень, видимо, растерялся от такого напора. Ну ничего, стоит только добавить усилившихся от почти суточного голодания чар…

— Оооо, ты приглашаешь меня в гости? — ну да, зайти в дом уважающего себя боевого мага без его на то желания невозможно. Странно, что новому соседу вообще пришлось придумывать повод для визита, ведь ему достаточно было просто заглянуть к нему без повода, и следующее утро они бы встретили бурным сексом на огромном ложе суккуба, сделанном по его специальному заказу на случай спонтанной групповушки или как раз такого вот долговязого любовника.

— Один раз. Только для того, чтобы с газовым котлом разобраться, — до чего же милые самооправдания у этого ушастика! Арсений даже вспомнил его имя, хотя обычно не засорял память подобной информацией, называя случайных партнёров банальными ласковыми прозвищами типа солнышек-кисонек-заинек и иже с ними.

— Один раз, как говорится, не пидорас, — произнёс он, с удовольствием оглядывая стройную фигуру будущего любовника — его всегда привлекали рослые, но при этом изящно сложённые мужчины. Наверное, потому что открывший в нём гомосексуальные склонности Вольдемар, единственная его любовь, не принуждённая истинностью, а случившаяся сама собой, ведь к моменту их знакомства вампиру уже было за триста, был именно таким — высоким и худощавым.

И столь же потрясающе зеленоглазым.

— Мне за шваброй сходить? — в устремлённых на него глазах будто полыхнуло пламя, и Арсений осадил себя. Несмотря на всю схожесть с Вольдемаром, перед ним не его возлюбленный вампир, и даже не обычный человек, а непредсказуемый маг, поэтому лучше оставить прошлое в прошлом и позволить Антону вести в их странных недоотношениях.

Прямо как был, в накинутом на голое тело — суккуб всегда спал обнажённым — шёлковом халате, приятно оглаживающем кожу и выгодно обрисовывающем все достоинства его идеальной фигуры, Арсений направился в квартиру соседа.

Зайдя на кухню, полувампир вдруг понял, что уже бывал здесь когда-то. Ну да, точно, здесь же раньше жил Павел, который тоже был в его вкусе, но карими глазами и носом с горбинкой он слишком походил на Манолито, служа извечным напоминанием о последней потере и многолетнем одиночестве.

Арсений приступил к диагностике — как ни крути, ему вовсе не хотелось, чтобы симпатичный маг замёрз. Да и, возможно, получив результат в виде работающего котла, Антон смягчится и наконец-то перестанет строить из себя недотрогу?

С устранением поломки — да что там той поломки, всего-навсего рассохшаяся от старости изолента рассыпалась на мелкие кусочки — полувампир медлил. Во-первых, его сильно отвлекало присутствие наблюдающего за его действиями Антона, суккуб чувствовал на себе его взгляд, слышал мелодию его дыхания и сердца, невольно представляя то, как она изменится, когда они наконец дойдут до постели, или, может, предадутся страсти прямо на кухонном столе… Так, спокойно, сначала ремонт, потом секс. Так вот, а во-вторых, если сделать вид, что на устранение неполадки ушло немало времени и сил, то когда он наконец справится с этой «тяжёлой» задачей, радость и благодарность измученного ожиданием парня многократно возрастут, а с ними и шансы наконец почувствовать горячую кожу этого пламенного мага… Охолонись, сеньор Сасердо́те!³ Если не можешь держать себя в руках, вместо этого жадно представляя, как будешь держать в них Антона, пройдись лучше до своей квартиры за инструментами, они тебе понадобятся, чтобы произвести впечатление, будто поломка весьма и весьма серьёзна, и тогда шансы завлечь этого милого юношу в постель значительно возрастут…

…

К тому времени, как он, не в силах больше изображать усердную работу, сделал вид, что котёл наконец-то починен, хотя на самом деле разъединившиеся проводки привёл в порядок сразу, как только сходил за инструментами, да ещё и для пущей надёжности укрепил все сомнительные места изрядным слоем изоленты, так что в ближайшие лет десять новая поломка газовому котлу не грозила… Словом, к этому моменту Арсений уже настолько одурел от желания, что на вопрос о долге понёс какую-то пургу, вымогая поцелуй.

И огрёб метлой. К счастью, сделанной не из тополя.

***

Повторный отказ лишь раззадорил суккуба, и спустя несколько дней интенсивного подкрепления сил страстью любовниц-однодневок, — хотя правильней было бы назвать их одноночками, — Арсений, подготовив задабривающую речь и дары в виде добротного коньяка и «пьяной» вишни, вновь постучал в дверь мага-недотроги.

Но, видимо, чары сытого суккуба оказались слабоваты для непрошибаемой брони Антона, потому как тот невесть с чего взбеленился, скаламбурив что-то на тему горлышка бутылки и своего горла — очень, между прочим, соблазнительного, его так и хотелось осыпать поцелуями и нежными, чтобы не прокусить ненароком тонкую светлую кожу, укусами, оставить на нём багровые следы своей страсти…

Кажется, замечтавшись, Арсений ненароком выдал что-то из этого вслух, поскольку маг окончательно вскипел и послал его куда подальше. Тут у неотразимого — к счастью, не в буквальном смысле, в зеркалах он вполне даже видел своё отражение, чему был несказанно рад — полувампира наконец взыграло ущемлённое очередным отказом самолюбие, и он обиделся.

Серьёзно так обиделся. В последний раз он так сильно обижался, ещё будучи ребёнком.

Наверное, именно поэтому вместо взрослого игнорирования он прибегнул к откровенно детским способам отомстить обидчику всевозможными пакостями. Распустил о маге множество очерняющих слухов, бросал горящие спички в его почтовый ящик, подавая дурной пример детям, и даже, к собственному удивлению, отказался от гейских пятниц. Раньше-то он стабильно раз в неделю вместо обычного клуба шёл в «Синий ирис», устраивая себе своего рода рыбный день, хоть сравнение было и не самым удачным, ведь мужчин он любил, в то время как рыбу с детских лет ненавидел и есть отказывался.

Вредный маг, как ни странно, тоже в долгу не оставался, то и дело устраивая ему ответные подлянки, а ведь казалось бы, взрослый же мужик, как минимум четверть века разменял, а то и целых три, хрен их, этих нестареющих магов, разберёт…

***

Когда очередная однодневка-одноночка, склеенная с неделю назад миниатюрная блондинка, вдруг оказалась боевым магом и запустила в него огненным шаром, Арсений несколько удивился — давненько с ним подобного не бывало. Иронично: ища в любовницах максимальную противоположность несносному Шастуну, он помимо воли выбрал ту, которую роднила с этим дылдой пламенная стихия.

Когда скулу обожгло болью, он лишь поморщился — ну да, давненько ему не приходилось уворачиваться от чужих атак, растерял сноровку в благодатной мирной Испании, совсем забыв о специфическом нраве соотечественников.

Когда усилиями борова, по какому-то недоразумению являющегося братом хрупкой магички, полувампира настиг паралич, Арсений не удивился, а лишь мысленно попрощался с жизнью, ибо сделать это вслух, к сожалению, не мог.

А вот когда его заслонили чьи-то широкие плечи, а знакомый голос рявкнул что-то строгое, заступаясь за него перед собратьями по ремеслу, Арсений не потерял челюсть лишь потому, что она никак не могла выпасть из скованного тополиным бездвижьем рта.

И уж тем более он не ожидал, что, прогнав магов-недоучек восвояси, Антон обработает полыхающий болью ожог анестетиком и каким-то заживляющим средством, а уж тем более что возьмёт его на руки и потащит до дома. Пешком на восьмой этаж, пыхтя от неудобства, невесть с чего чуть прихрамывая и по вполне понятным причинам неистово матерясь, но таки доставит домой! И ведь не поленился же нашарить в его кармане ключи (Арсений постарался запомнить ощущение окольцованных рук, уверенно орудующих в его брюках), да ещё и не просто сгрузил его в пределах любимой квартирки, но мягко опустил его на диван и даже включил телевизор, чтобы вампиру, остолбеневшему, кажется, уже не только от тополя, но и от высшей степени охуевания, было чем скрасить оставшиеся часы бездвижного лежания.

Это-то его и добило, послужив эдакой вишенкой на торте.

Арсений понял, что, истинный или нет, странный долговязый маг определённо слишком чу́дный, чтобы в него не влюбиться.

***

Окрылённый обнаруженным в себе чувством, Арсений торопливо прикинул, как можно подобающе отблагодарить чудаковатого мага за своё спасение, и не нашёл ничего лучше единорожьей пыли, баночка которой хранилась у него с незапамятных времён. Некогда одна его случайная любовница, оказавшаяся магичкой-целительницей, оставила ему на память о себе такой вот сувенир, стоивший в те времена сущие гроши. Вампиру никто не продал бы зелья, а на эффективность обычных лекарств этот порошок не действовал, иначе Арсений бы давно уже скормил его своим истинным, продлевая им жизнь насколько это вообще возможно, так что стекляшка и вправду была для него бесполезным сувениром, своего рода данью сентиментальности, ибо к той целительнице он был на удивление сильно и нелогично для мимолётного приключения привязан.

Антон снова ошеломил его, использовав крупинку порошка для усиления знакомо пахнущего противоожогового зелья. Что за странное у него терпение: то он от сущего пустяка выходит из себя, то делает для него то, на что сам Арсений пошёл бы лишь ради своего истинного. Вот ведь чудно́й ангелок…

***

Осознав столь внезапно свалившуюся на него влюблённость, Арсений как-то незаметно для себя стал завсегдатаем «Синего ириса» и ряда других гей-клубов, коих даже в этом захудалом городишке оказалось немало. Лишь пятница так и осталась вечным исключением, из гейского дня превратившись в гетеросексуальный.

Правда, однажды ему пришлось сделать внеплановое исключение.

Но там и повод был особый — слишком уж его ангел предвкушал свидание с этой девушкой, слишком уж Арсений терзался муками ревности. Вампир, забыв про свои планы на вечер, проследил за ними, легко оставшись незамеченным, и, услышав названный таксисту адрес, поспешил туда, каким-то чудом даже — не иначе как сама госпожа удача вновь решила подыграть своему фавориту, — умудрившись опередить резвый автомобиль.

Затаившись на площадке между первым и вторым этажами, откуда открывался необычайно хороший обзор на происходящее, и увидев, как эта ничем не выделяющаяся среди тысяч других девушка нагло целует его Антона, Арсений был готов впервые за долгие годы убить не ради долга или самозащиты, а из банальной ревности. Но быстро образумился, вспомнив, что о покинувших этот мир помнят лишь хорошее, в то время как о предавших вспоминают с омерзением.

Он подловил её, изобразив, будто долго копается с почтовым ящиком. На входе в лифт она лишь опасливо глянула на него, будто проверяя, похож ли он на маньяка, к моменту остановки кабины на своём этаже она уже не желала отходить от Арсения, а на выходе, вернувшись с ним на первый этаж, прямо-таки изнывала от страсти.

Пока они ехали к нему на такси, соперницу окончательно сорвало с катушек, она лезла к Арсению с поцелуями и пошлыми ласками, но её действия, как ни странно, почти не распаляли в суккубе ответной страсти, вызывая почти жалостливую брезгливость. Но у Арсения не было особого выбора: либо он переспит с ней, окончательно отвадив её от Антона, либо девушка достанется его ангелу, чего вампир позволить никак не мог. Поэтому, едва за ними захлопнулась входная дверь, он набросился на неё со всем пылом, который только сумел наскрести.

Казалось странным впервые в жизни и не-жизни целоваться не по любви или из жажды обладать, а лишь от перцово-жгучей смеси ревности и желания отомстить. Было в этом какое-то извращённое удовольствие — целовать её губы, будто пытаясь отнять подаренный магом поцелуй, по ошибке попавший не на те уста, обнимать её так, как обнимал он, мстительно наслаждаясь тем, как в пароксизме блаженства она выкрикивает его, а не Антона, имя — и правильно, ведь имя его ангелочка имеет право выстанывать только он!

…Подстроить дело так, чтобы Шастун всенепременнейше столкнулся со своей неверной пассией в лифте, было легче лёгкого. По крайней мере, хватило лишь чувствительного вампирского слуха и щепотки суккубьих чар.

***

Когда маг третий раз за неделю постучал в его дверь, Арсений поначалу почти не услышал, потому как был несколько занят выцеловыванием живота своего очередного любовника и решил, что ему просто показалось. Второй стук дал понять, что это не фантазия, и его ангелок действительно прилетел к нему на крыльях любви невесть по каким причинам решил обломать ему «закусочный» утренний секс.

Спеша к Антону, пока тот не ушёл, суккуб торопливо накинул халат, забив на потерявшийся где-то пояс. Услышав, что злополучный котёл в который уже раз приказал долго жить, он даже не знал, стоит ли это понимать как странные заигрывания, или подобная беда и в самом деле случилась с невезучим магом.

Подбирая слова для ответа, полувампир был прерван вышедшим из спальни любовником, высоким и стройным, из-за чего в полумраке клуба он так сильно напомнил Арсению его ангела.

Вчерашний однодневка подошёл к суккубу со спины и обнял, демонстрируя свои права. Арсений поморщился — не с его-то суконным рылом в калашный ряд соваться, со стороны безвестного солнышка-заиньки-рыбоньки вообще глупо было считать себя и Антона соперниками, ведь ангел во всём его превосходил.

Было странно чувствовать на себе объятья случайного любовника, глядя в глаза тому, кого он жаждал душой и телом. Ненормальный гибрид пытки и удовольствия, странная разновидность морального мазохизма…

Конечно, он не смог отказать Антону — очередной аргумент в пользу того, что ангел всё-таки его истинный.

…

Спустя десяток минут вернувшись к истомившемуся в ожидании любовнику, имени которого суккуб не помнил, запомнив лишь, что это не Антон, Арсений выбросил из головы всё лишнее — котлы, изоленту, призрака давнего соседа.

Сейчас для него имело значение лишь то, что поверх его халата был повязан галстук Антона. Вещь Антона прикасалась к его телу сквозь тончайший слой шёлка, и суккуба бросало в жар лишь от одного осознания этого факта.

Арсению окончательно снесло крышу: где это видано, чтобы двухсотлетний вампир подобно озабоченному подростку возбуждался до каменного стояка и тягучего ощущения в потяжелевших яйцах лишь от вида какой-то тряпки?

На полпути к партнёру-однодневке его озарила великолепная идея, которую он не преминул тут же реализовать, всё тем же галстуком завязывая ему неправильные, не зелёные глаза.

Вскоре он уже толкался в услужливо подставленную задницу, прикрыв глаза, чтобы не видеть вопиюще не русые волосы и не те очертания лица, изо всех сил представляя, что под ним стонет, выгибаясь в экстазе, Антон, что именно его тело так одуряюще тесно облегает его член, что это именно он умоляет не останавливаться, выкрикивая его имя, что именно он содрогается в сладкой судороге оргазма, орошая бордовые простыни жемчугом своего семени, и именно его лоно сжимается вокруг пульсирующего ствола, заставляя его вонзиться ещё глубже, чтобы по венам наконец потекло расплавленное золото чувственной эйфории…

Уже позже, выставив любовника за дверь и бережно, будто сокровище, водрузив всё ещё пахнущий Антоном галстук в барабан стиральной машины, Арсений бессильно прислонился к прохладной стене. Господи, что он делает? Почему от одной лишь мысли о своём ангеле он теряет голову, становясь способным на любое безумство?

…

Воспоминание о том, как его руки ненароком коснулись этой восхитительной шеи, завязывая на ней галстук, подарило ему ещё один феерический оргазм со случайным не-Антоном. Хотя потом, когда лихорадка желания приутихла, сердце полувампира изрядно погрыз зубастый червяк ревности — он сейчас дома, а его ангел невесть где и невесть с кем, безумно красивый и до исступления эротичный в своём официальном костюме и галстуке, который Арсений не только выстирал после постыдных утех, — до чего же он дошёл, если при свойственной суккубам бесстыжести всё же счёл это чем-то недостойным! — но и выгладил лично, будто заботливая жёнушка.

…С сердца будто целая скала упала, когда Арсений узнал, что не был его Антон ни на каком свидании, весь вечер проскучав на каком-то официальном мероприятии.

…Истинный или нет, этот ангел с абсолютной стойкостью к гламору и чарам всё же станет его, не будь он Арсений Попов!