Лиственная морока с порога расставит акценты, лежебокам теперь не до сна: разгонит все тучи весна, расчищая дорогу для мрачного лета, хлопнет в ладоши — пропадут облака, что горят седеющим пеплом, покинет мир та не дававшая жизни свету, пути для нее будут закрыты отныне — луна повернется спиной, пока солнце разыщет лазейку, протянет длинные руки на землю и теплотой одарит сполна.
Щебечут новые платья деревьев — листья куплены в секонд-хенде, поджарены фонарями ломких небес; надрываются птицы — заводные игрушки с заедающим механизмом, — не понимают больше принцесс, не стремятся к полету, не разносят победную весть. И все-таки кажется нам, что все по-обычному, все новое — старое, когда все — декорация, фальшивая песня певца, второсортная пьеска в дешевом театре, но никто не заметил подмены.
Разгребает старые письма жестокое лето: «Холодно!», «Жарко!», «Не видно рассвета!», «В ночи — темнота». Что ж, лету все надоело, лето решило: лету не быть!
Пронеслись по хрустальным рекам, по гремящим горам (отчего горы утихли, а реки разбились) старые-новые песни куплеты, и заладили люди: это не так, это — не то, то — не туда. Понавешали люди буклеты, гласящие: «Лето — не это!». И стали бедные люди грязной осенью обзывать, надоевшей весной, но только не летом — и букеты завяли, и глаза побледнели, и скисло грустное молоко, плывущее небом куда-то на север, на юг — от этого места туда, неизвестно куда, только подальше отсюда. Лежебоки легли обратно в постели, чтобы проспать до следующих петухов, а может, до следующей теплоты — лежат, пока небо лилось тускловатой пастелью, пело радужной акварелью, чтобы, собрав последние краски, нарисовать последний рассвет.
Это будет не самый красивый рассвет — точнее, невзрачный, чумазый, испачканный гнилью, грязнеющий содранной синью — чернеют вульгарные дырки, рябятся на порванном платье; никчемное, жалкое небо — издохло совсем. Порвались праздничные оборки, изогнулись веселые ободки, последнее кружево осыпается — идут мелким и ломким песком дожди.
Если бы мы были лучше в начале, может быть, лиственная морока не расставила бы акценты с порога в конце.