Примечание
В гостиной Гриффиндора было тихо и практически безлюдно, только Ремус читал учебник, устроившись в одном из кресел, а Сириус сидел на полу, прислонившись спиной к креслу напротив.
Сириус зевнул и прикрыл глаза. Другие Мародеры уже разошлись по кроватям, но, хоть и видеть друга с книжкой как минимум десять часов в сутки ему порядком поднадоело, Сириусу нравилось вот так сидеть и наблюдать за учащимся Ремусом. Щемящее чувство нежности охватывало его каждый раз, когда он видел, как Ремус хмурится, вглядываясь в текст, а затем наступает озарение, и его лицо разглаживается.
С тех самых пор, как Мародеры узнали о ликантропии Ремуса, в Сириусе проснулось острое желание защищать друга. Люпин всегда был самым тихим, спокойным и даже немного зажатым, но под воздействием Сириуса (и немного Джеймса) он постепенно стал более открытым и общительным, но его вечное спокойствие и тихий нрав все еще вызывали у Сириуса желание заботиться. Возможно, именно поэтому его животным обличием стал пес.
Ни к кому другому Сириус не питал подобных нежных чувств: ни к Джеймсу, ни к старшим Поттерам, которые всегда готовы были принять его как родного, ни к брату или многочисленным кузинам, ни, тем более, к родителям. Сириус долго пытался осознать, что к чему, а когда к нему наконец пришел ответ, единственной мыслью в его голове была фраза «С этим надо что-то делать».
Атмосфера уютной, а главное пустой, гриффиндорской гостиной показалась Сириусу идеальной для того, чтобы наконец решить его проблему. Даже если он потеряет друга навсегда.
Сириус поднялся на ноги и начал нервно расхаживать перед Ремусом. Люпин поднял глаза на друга.
— Сириус? Все в порядке?
Сириус помотал головой. Идея уже не казалась ему столь удачной. Он остановился, посмотрел Ремусу в глаза и, стараясь не отводить взгляда, выпалил:
— Я люблю тебя!
Сириус закрыл сильно покрасневшее лицо руками, боясь реакции друга.
Ремус молчал, и Сириус решил, что на самом деле ему все это приснилось, и он не совершил ужасную ошибку. Послышалось шуршание: Ремус отложил учебник и поднялся на ноги, делая несколько шагов к Сириусу, который ожидал чего угодно.
Чего угодно, кроме того, что произошло дальше.
Ремус положил свои ладони поверх рук Сириуса и убрал их от лица. Глаза Бродяги все еще были зажмурены. Ремус отпустил ладони Сириуса и положил свои тому на щеки, кончиками пальцев касаясь кудрявых волос, а большими пальцами поглаживая скулы. Сириус распахнул глаза, его брови удивленно приподнялись. Ремус улыбался, держа его лицо в ладонях, его голубые глаза словно светились.
— Я тоже тебя люблю, — выдохнул он со все той же мягкой улыбкой и опустил взгляд на губы Сириуса, который это заметил и хитро улыбнулся. Неужели скромняга-Ремус осмелится первым поцеловать его? Сириус не был готов к такому эмоциональному потрясению для них обоих и сам сократил расстояние между ними.
Губы Ремуса казались очень мягкими, даже несмотря на шрам, оставленный Сивым, проходящий через нижнюю губу. Сириус был готов целовать их вечно — он никогда не чувствовал себя лучше.
***
В гостиной Гриффиндора снова было пусто. Сегодня было полнолуние, и Мародеры только вернулись в замок. Рассвет уже занялся. Питер и Джеймс отправились досыпать оставшиеся пару часов до завтрака, а Сириус и Ремус остались в гостиной. Сириус в облике большого черного пса улегся у камина, а Ремус устало привалился к нему спиной. Ночь выдалась длинной.
Спустя пару часов Сириус проснулся и, стараясь не потревожить спящего Лунатика перевоплотился в человека. Ремус все-таки проснулся, и Сириус притянул его к себе, укладываясь обратно на пол. Сонный Ремус поудобнее устроился, прижавшись к теплой груди Бродяги.
— Реми?
— Нет.
— Малыш?
— О, Мерлин, нет! — отрезал Ремус. Даже сквозь сон он понял, что Сириус снова пытается придумать ему милое прозвище.
— Хорошо, может тогда… — Сириус задумался, — Луни?
— Ладно, — немного подумав, с глубоким вздохом ответил Ремус, выпутываясь из объятий и садясь. Спустя пару секунд он добавил, мягко улыбнувшись, — Падс*.
Сириус просиял и вслед за Ремусом поднялся на ноги, чмокнув того в губы.
— Мне нравится.
*Сокращение, принятое в англофэндоме от англ. Padfoot — тоже, что Бродяга