В комнате висела тишина. Можно было услышать только карандаш, скользящий по бумаге, пока Мидория пытался зарисовать пространство перед собой. Рисование превратилось в хобби; это стало чем-то вроде последствий того, как он рисовал героев для своих журналов ещё в детстве. В какой-то момент он перестал рисовать исключительно для своих наблюдений, и это превратилось в развлечение. К моменту поступления в Юэй у Мидории уже было несколько скетчбуков (которые он тщательно прятал от Каччана).
На страницах его альбомов было больше людей, нежели предметов или пейзажей, и именно поэтому Мидория сидел сейчас в комнате и зарисовывал её планировку. Слишком увлёкшись, он не услышал, как кто-то подступает сзади.
— Ух ты, Деку, это потрясающе!
Мидория чуть не выронил скетчбук от звонкого голоса Урараки, и тот чудом остался на нужной странице.
— О, эм, спасибо, — Мидория обернулся и увидел, как Урарака перегибается через спинку дивана. — Это просто… зарисовки.
— Даже несмотря на это, выглядит всё равно круто! Ты часто рисуешь?
От похвалы на лице Мидории выступил румянец.
— Ну, наверное, да, в смысле, у меня есть несколько скетчбуков, в которых я рисую время от времени, а сейчас я просто практикуюсь, ведь это неживые объекты, и обычно я их не рисую…
— А можно посмотреть остальные рисунки? — звонкий голос Урараки прервал его бормотание.
— Эм… остальные… так себе…
Честно говоря, ему нравилось думать, что он очень улучшил свои навыки с тех пор, как пытался рисовать любимых героев ещё в детстве. Просто его беспокоило то, что огромное количество портретов его одноклассников может показаться странным. Вообще, скетчбук, что он сейчас держал в руках, почти полностью был заполнен рисунками людей, с которыми он познакомился в Юэй. И это могло показаться странным, хотя у него, конечно же, не было никак дурных намерений.
— Я уверена, все твои рисунки потрясающие!
Урарака обошла диван и села рядом, выжидая, а Мидория изо всех сил пытался придумать хоть одну причину, чтобы не показывать свои работы, однако она, видимо, почувствовала его нервозность.
— Если ты не хочешь показывать, я не буду настаивать, но я уверена, что твои работы замечательные. Ты не должен стесняться их!
— Я не стесняюсь, просто… — Мидория теребил кончик скетчбука. — В основном я рисую людей. Людей, что, ну, ходят здесь. Это может показаться немного странным…
— Ты не странный, Деку! — Урарака улыбнулась. — Ты один из лучших людей, что я когда-либо встречала!
Искренность её слов заставила Мидорию покраснеть ещё сильнее, однако вместе с этим он немного успокоился.
— Спасибо, — он запнулся. — Вот, я могу показать тебе несколько страниц.
Мидория открыл первую страницу, на которой был нарисован разъярённый Каччан. Урарака рассмеялась.
— Очень похоже на него! Мимика просто идеальна.
— Да, спасибо! На Каччане и правда хорошо практиковать выражения лиц.
Мидория едва успел ответить, как Урарака уже перевернула страницу. С каждой просмотренной работой он расслаблялся всё больше. Долистав до первого рисунка Урараки, Мидория подготовился к негативной реакции, однако она лишь лучезарно улыбнулась. На каждый рисунок у неё находился комплимент, и Мидория задумался — почему он подумал, что она сразу станет критиковать? Урарака же самый милый человек из его окружения.
— Ты часто рисуешь Тодороки.
Обычная фраза без каких-либо намёков, но Мидория почему-то напрягся.
— Ну… наверное? Его просто… несложно рисовать.
Урарака, видимо, приняла это к сведению и продолжила листать работы, а Мидория, хоть и пытался сосредоточить на ней внимание, всё равно думал об её словах. И правда, он рисовал Тодороки гораздо чаще остальных. Каждый раз, открывая скетчбук без единой мысли, его рука сразу же начинала выводить его силуэт. Это же нормально, да? Спортивный фестиваль заставил Мидорию думать о Тодороки гораздо чаще, и эти мысли всего лишь находили своё отражение на страницах.
Правда же?
— Вот это да! — воскликнула Урарака, и Мидория подскочил.
Он же не вслух рассуждал? Нет, Урарака по-прежнему смотрела в скетчбук, где было акварельное изображение, лежащее между страниц.
Этот рисунок он не мог закончить очень долго. На нём был изображён Тодороки, окутанный пламенем в оранжевых, красных и золотых оттенках, в момент, когда высвободил свою силу на арене. Мидория постоянно ориентировался на множество кадров с записей фестиваля, однако всё ещё чувствовал, что недостаточно точно передал мгновение. Он не мог описать то, что испытал, когда Тодороки наконец смог освободиться. Трепет перед огненной мощью, гордость за друга и многое другое, что он не мог выразить словами, взорвалось внутри, заглушая его боль. Вспоминая этот момент, Мидория улыбнулся — никакой вид искусства не смог бы передать то, насколько захватывающим был Тодороки в то мгновение.
— Это великолепно, Деку, — Урарака держала руки над рисунком так, словно боялась, что касание сотрёт его.
— Мне всё ещё кажется, что я недостаточно хорошо передал его образ. Ты должна была его видеть, то есть, ты видела его, потому что была там, но с моего расстояния он выглядел восхитительно, в смысле, пламя выглядело восхитительно, и он улыбался, хотя я до сих пор не понимаю, как это вообще произошло, особенно… да. Просто это… был действительно классный момент, — Мидория заставил себя замолчать. Почему он столько говорил?
Он отвернулся от Урараки, пока говорил, и теперь, взглянув на неё, увидел, что она мягко улыбалась.
— Он правда тебе нравится, да? Ты рисуешь его с особой тщательностью.
— Я, ну, — Мидория завис. — Я так старался, потому что раньше нечасто рисовал пламя, и я хотел, чтобы всё выглядело хорошо, поэтому это заняло столько времени…
— Прости, я не хотела смущать тебя! Я просто хотела сказать, что это выглядит здорово, — Урарака подняла руки, словно пытаясь успокоить, и Мидория расслабился.
Он не понимал, почему слова Урараки так его задели. Естественно Тодороки ему нравился, в конце концов, сейчас они были друзьями. Наверное, какую-то часть его всё ещё волновало то, что Урарака может пристыдить его за такое количество рисунков одноклассников.
Урарака почти долистала до конца скетчбука, как позади послышались шаги. Мидория обернулся и подумал, что такого просто быть не может.
— Тодороки, привет! А мы как раз о тебе говорили.
Тодороки уже собирался подняться наверх, но остановился и взглянул на неё.
— Зачем?
К ужасу Мидории, Урарака позвала его к ним; он сразу же принялся искать причину, чтобы не показывать свои работы, однако мозг отказывался соображать. Урарака перевернула скетчбук на страницу, где было то акварельное изображение, и, чёрт, а если Тодороки неправильно понял? Мидория даже сказать ничего не успел, как Тодороки уже вглядывался в то, что держала Урарака. На его лице проскользнуло небольшое удивление.
Тодороки взглянул на Мидорию.
— Ты это нарисовал, — утверждение, не вопрос.
— Я… — Мидория поникнул под нечитаемым взглядом Тодороки. — Да, прости, я должен был сначала спросить, всё ли в порядке, я больше не буду, просто…
— Я не против.
— Что? — Мидория застыл.
Урарака протянула скетчбук Тодороки, чтобы он мог рассмотреть рисунок поближе.
— Ты… — он остановился и наклонил голову, словно пытаясь подобрать нужные слова. — У тебя получилось сделать пламя великолепным. Я не знал, что такое возможно.
На Мидорию накатило облегчение, едва он услышал эту тихую неловкую похвалу. Однако, что неудивительно, на него накатил и румянец.
— Это у тебя получилось сделать пламя великолепным, — выпалил он.
Тодороки выглядел поражённо, и Мидория почувствовал, как лицо становится ещё теплее. Спустя минуту молчаливо-напряжённого зрительного контакта скетчбук оказался на его бедре.
— Ты… хороший художник, — и Тодороки развернулся в сторону лестницы.
Боясь сказать ещё что-нибудь смущающее, Мидория тихо наблюдал за постепенно исчезающей фигурой.
— Всё прошло гладко, — озорной голос Урараки вырвал его из мыслей.
— Ты… что имеешь в виду?
— Ты хорошо сказал.
— Нет, я просто…
Урарака рассмеялась и поднялась с дивана.
— Не зацикливайся на этом слишком сильно, Деку! Мне уже пора идти делать задания по английскому, но спасибо, что показал свои работы!
Она последний раз улыбнулась и направилась к лестнице. Диван громко скрипнул, когда Мидория откинулся на него и закрыл лицо руками. О чём он вообще думал? Если, конечно, думал; он был настолько захвачен присутствием Тодороки, что даже не смог сформировать нормальную мысль. Это у тебя получилось сделать пламя великолепным — что заставило его так сказать? Что такого в Тодороки заставило его?..
О.
О, нет.
***
Уже в комнате Тодороки смотрел сквозь задания, лежащие на столе.
Это у тебя получилось сделать пламя великолепным.
И никакая терморегуляция не спасла его лицо от потепления.