burning water

Тодороки всегда хотел быть сильным. Он не мог полагаться на силы своего отца, не мог позволить хоть кому-либо увидеть, насколько ему больно. Ни храброе лицо, ни воодушевляющие слова не помогали ему почувствовать себя в безопасности. Столько давления и столько ожиданий — он боялся разочаровать отца и потерять мать, боялся стать похожим на него или сойти с ума как она. Родители не были примером для подражания в глазах своих детей. В тот день она выкрикивала гневные слова прямо ему в лицо, говорила, что он безнадёжен, так же, как и его отец; и Тодороки так и не смог преодолеть страх быть всеми ненавистным. 

Один. Огонь — олицетворение ненависти и гнева. Жар будет копиться в тебе, пока не поглотит полностью, пока в тебе не останется ничего, кроме гнева.

Два. Одиночество — холод.

Каждую ночь он обнимает себя, изо всех сил стараясь согреться; всё ещё отвергает отцовское пламя, и тогда ему приходится надевать перчатки, чтобы уснуть. Если он этого не сделает — лёд матери буквально заморозит его пальцы. Иногда он плачет, просыпаясь на утро с рассыпанными по губам кристаллами. И его охватывает новый страх. 

Страх умереть в одиночестве. 

Но он не настолько слаб, чтобы бояться, потому что сильные мужчины не плачут; и Тодороки с непоколебимым лицом терпит нарастающий узел в животе. Он — не отец. Он не причинит вреда тем, кто ему дорог, не оставит сгорать в пламени, потому что этих людей уже нет рядом. Он говорит, это для того, чтобы обезопасить их, и не обращает внимание, как внутри трескается лёд, что с каждым вдохом делает всё хуже. Такая жизнь его устраивает. 

Затем появляется Мидория. 

В нём свет, тепло, нежность и ещё много всего, чего Тодороки так не хватало, и коснуться чего он так и не может себе позволить. 

Мидория тоже хотел быть сильным. Но, в отличие от Тодороки, он не скрывал свои страхи, а, заявив о них всему миру, продолжил существовать вместе с ними. Он знал, что слаб. Он знал, что боялся. И Тодороки мог лишь с трепетом наблюдать, как он растёт. Какое-то время их жизни не соприкасались. 

Он убеждал себя, что это хорошо. Мидория от этой дружбы только пострадал бы, и Тодороки, конечно же, не наблюдал, как он общается с друзьями в классе, не хотел, чтобы зеленоволосый мальчик посмотрел на него, чтобы он мог увидеть улыбку, которая позволила бы ему оттаять ещё немного. Лучше живая душа, покрытая льдом, чем плавящаяся и страдающая. Поэтому он лишь поворачивает голову к доске и концентрируется на своей силе. Он станет сильнейшим без помощи отца. Даже если придётся заморозить целый город, а вместе с ним и себя.

Но Мидория этого не позволяет, постоянно появляясь где-то на грани его мыслей. 

Он чувствует, что какая-то часть его сердца, до этого не использовавшаяся, сжимается от уже знакомого страха, и он брови сводит каждый раз, когда Мидория себя ранит. Каждый раз кто-то пытается его ранить. Тодороки интересно, что это значит, и начинает ненавидеть эту небольшую уязвимость. Не понимать себя — слабость, и внезапно Тодороки загоняет себя в тупик. 

Мидория смотрит решительно и протягивает руку — и Тодороки не понимает, что это значит. Он не торопится схватить руку, боясь, что, как только он это сделает, пламя поглотит Мидорию, и он сгорит. Он не хочет, чтобы его ненавидели; только не этот яркий мальчик с бриллиантами в глазах, что жарят словно печь. Но Мидория не даёт ему время на колебания и сам хватает руку Тодороки, слегка хмурясь; даже несмотря на то, что он знает, что Мидории больно, чувствует, как та часть его сердца кричит, видя сломанные и искалеченные пальцы, из-под ногтей которых сочится кровь, Мидория всё равно ведёт его вперёд.

Увидев улыбку Мидории, у него возникает такое чувство, словно он наконец вышел из длинного туннеля, и впервые за долгое время Тодороки не страшно. В тот день он понял две вещи. 

Один. Проиграть битву — не проиграть войну. Ему просто нужно работать усерднее и совершенствоваться. Уязвимость — не слабость.

Два. Лёд — страх. Это холод, он заморозит его изнутри. Тепло — жизнь, улыбки, счастье и тихое спасибо, что услышит только Мидория. Ему больше не нужно защищаться.

Не быть одиноким — облегчение. Он постепенно тает. 

И улыбается в ответ.