Лис, вода и демон.

— Лисеныш.

 

— Да, демон?

 

— Стань моим.

 

— Я не подчинюсь тебе. Даже не надейся.

 

— Жаль.

 

 

***

 

— Сабито. Он снова приходил?

 

— Нет, не приходил. Не переживай за меня так, Гию. Если и придёт, я с ним справлюсь сам.

 

— Ты точно в этом уверен?

 

— Конечно. Я же мужчина. Я должен справиться. Это мой долг. Иначе я не был бы собой, так ведь?

 

***

 

Если бы только всё было так просто.

 

***
 

Каждую ночь.

 

Каждую ночь он прогибается под ним, под его клыками и дает пить свою кровь.

 

Когда это всё закончится?

 

Неизвестно.

 

Вампиры же бессмертны, да?

 

***

 

— Твоя кровь такая сладкая. Так и хочется выпить её всю без остатка.

 

— Хрен тебе. У нас договор, помнишь? Иначе сдам охотникам.

 

— Не посмеешь. Иначе я сожру твоего дорогого Гию следующей же ночью.

 

— Ты… Ублюдок.

 

— Сам ведь такой же.

 

Чудовище скалится, смотрит своими алыми глазами, полными неутолимого голода в совершенно безразличные фиалковые, на дне которых клокочет скрытая ненависть и презрение. Они уже не помнят, когда это всё началось, но точно знают из-за чего.

 

Ему нужен был источник крови, а мальчишке защита дорогого ему человека.

 

Забавно, что этот ≪демон≫ сам был причиной той опасности, которой подвергались все близкие ≪лиса≫.

 

Тогда-то они заключили сделку. Точнее, ≪лиса≫ вынудили.

 

***

 

— Отпусти меня, ты свою порцию получил. Иди прочь.

 

А он не отпускает. Не хочет отпускать. Сжимает в руке чужое запястье, даже не рассчитывая силу.

 

И это больно.

 

— Я же сказал, отпусти. Или ты оглох после такой дозы моей крови?

 

Сабито старался быть как можно спокойнее сейчас, ведь знал, что если пульс собьется, <i>вампир</i> не отстанет от него.

 

***

 

Впрочем, он уже давно допустил просчет.

 

***

 

— Знаешь, а ведь мне уже долгое время не нужен ты, как источник крови.

 

— Ты… нашел другого?

 

— Да. Сам посмотри на себя — весь исхудал, увял. Но кровь всё ещё вкусна, этого не признать не могу. Однако…

 

— Однако.?

 

— Я хочу тебя себе. Ты станешь моим, Сабито. Гию я не трону, не переживай. Но если станешь сопротивляться… Будет жаль преждевременно терять сразу два прекрасных цветка голубой паучьей лилии, ты так не считаешь?

 

— Уж лучше я умру вместе с Гию, чем стану таким же, как ты.

 

— Никто тебя и не спрашивал. Ты сейчас не в состоянии даже сопротивляться. Я ведь прав?

 

Последние слова вампира горячим воздухом обжигают ухо, и мальчишка морщится от отвращения. Он ненавидел этого ≪демона≫. Но тот, всё же, был прав. У Сабито не было сил на сопротивление. Этот ублюдок продумал всё наперёд, зная, что он больше не сможет так быстро восстанавливать свои запасы крови. И сейчас как раз был тот момент, точка невозврата, что ещё чуть-чуть и ≪лис≫ умрёт.

 

— Хах… Да, ты прав, Музан.

 

***

 

— Сабито?

 

Гию просыпается в комнате, полной мрака. Это определенно был их дом, но здесь никогда не было так темно именно утром (а утро ли сейчас?). Парень поворачивает голову в сторону, где обычно рядом спит его лучший друг, и с облегчением вздыхает, обнаруживая его около себя. Однако, его очень настораживает вся эта темнота. Хотя, всё же, один лучик света проскользнул сквозь приоткрытую ширму.

 

— Сабито, вставай. Уже… утро.

 

Первым делом Томиока начинает будить друга, но Сабито хватает его за руку и притягивает к себе, зажимая в своих объятьях. Что-то тут… определенно не так. Он же ещё недавно был так слаб и худ, так почему же сейчас чувствуется, что он будто бы выздоровел?..

 

— Прости, Гию. Я… — ему трудно это говорить, признавать свою слабость, — не справился…

 

— Что? Что ты имеешь ввиду?

 

Гию всматривается в черты лица друга, замечая, что больше нет тех впалых щек и ужасных мешков под глазами, и нет той ужасной худобы со скованностью в движениях. Однако, Сабито не открывает своих глаз, отворачивает лицо, говоря в подушку. И тогда Томиоку посетила самая ужасная из всех мыслей, которая только может быть у него. И чтобы удостовериться, что, может, ему всё почудилось и это лишь наваждение… Что это слишком реалистичное наваждение…

 

— Сабито, посмотри на меня.

 

Он берёт его лицо в свои ладони и разворачивает к себе, но, видимо, его друг упорно не хочет открывать свои глаза, что только больше подпитывает опасения Томиоки.

 

— Сабито, пожалуйста. Ты же сам говорил, что мужчины должны встречать свои страхи лицом к лицу. Так теперь-то что? Что с тобой случилось?

 

Бывший охотник всё же поднимает свой взгляд полный горя и сожаления на Гию. Он бы так и оставался прежним собой, но он устал. Устал лгать себе, устал быть сильным, устал мнимо соответствовать своим идеалам и представлениям, хотя на деле был слаб. Ужасно слаб, что сам уподобился тому, кого презирал, кому позволил пить свою кровь взамен на безопасность Томиоки. Теперь он и себя ненавидит больше всего на свете.

 

А свидетельство всему этому — его глаза.

 

Глаза демона.

 

— Неужели ты… господи… Сабито…

 

— Да… Я теперь такой же, как и он.

 

Гию не верит ни своим глазам, ни своим ушам. Этого не могло случиться. Сабито ни за что бы не дал этому произойти. Он бы лучше умер, нежели стал таким. Но… Так ли это на самом деле? Что он сейчас собирается делать?

 

— Са…

 

— Не говори ничего, Гию, пожалуйста.

 

Он обнимает своего друга совсем аккуратно, будто боится его сломать. Сабито никак не хотелось навредить Томиоке совершенно случайно, ведь он ещё не привык к такой силе. Да что уж тут говорить, он вообще не желал её. Она ему была противна.

 

— Гию… Проведёшь со мной этот день?

 

После молчания в несколько минут, из уст бывшего мечника звучит вопрос, на который Гию, совершенно не задумываясь, отвечает:

 

— Конечно.

 

***

 

Прошло несколько долгих лет.

 

После того дня Гию больше не видел Сабито.

 

А Сабито больше не видел Гию.

 

Для мечника… Нет, для вампира…

 

Больше не существовало света.

 

***

 

— Сабито.

 

— Да?

 

— Стань моим.

 

— Черта с два, Музан.

 

— Как жаль, как жаль.

 

Очередная встреча и всё одно и то же начало разговора раз за разом.

 

Они ни разу не сражались.

 

Ни разу не провоцировали друг друга.

 

Разве что в ином плане, потому что это привычно, въелось настолько, что и не отодрать. Привычка, зависимость от которой они оба не могут отказаться.

 

Их уже не связывал тот договор, но нарушать его никто до сих пор не смел. Пусть даже Сабито никогда не простит Музана, и пусть Музан никогда не завладеет Сабито. Тем не менее…

 

…они нуждались друг в друге.

 

— Как поживает твой дорогой Гию?

 

— Я не встречался с ним с тех пор. Но уверен, что он живет счастливой жизнью. Наверняка и дети есть.

 

Как же наивно.

 

— Значит, ты даже не в курсе?

 

— В курсе чего?

 

— Он теперь столп.

 

≪Он теперь столп≫.

 

— Это правда?

 

— Чистейшая.

 

Как он мог?

 

Как он мог так с ним поступить?

 

Зачем?

 

Чего ты добиваешься, Гию?

 

— Я должен идти.

 

— Что, уже уходишь сразу после того, как мы закончили? Это обидно, знаете ли.

 

— Да тебе же плевать.

 

— И то верно.

 

***

 

— Сабито?

 

— Привет, Гию.

 

Лезвие катаны приятно холодит кожу в области шеи. Ещё чуть-чуть и от ≪лиса≫ остался бы только пепел. Хорошо, что Томиока вовремя остановился.

 

— Что ты тут делаешь?

 

Нынешний столп воды, старый друг, сильно изменился. Из солнечного мальчишки превратился в настоящего мужчину. Холодного, расчётливого и опасного, словно Луна.

 

— Пришел тебя навестить. Разве я не могу этого сделать?

 

— Уходи.

 

Резко и четко. Ни одной лишней эмоции на лице и совершенно спокойный тон в голосе. Гию теперь уже не тот, как раньше, от того и Сабито пробрало легкой дрожью. То ли от страха, то ли от волнения — он не знает. Хотя, первое он бы никогда не признал.

 

— Но почему?

 

— Я не хочу тебя видеть.

 

Мечник хмурится, вглядывается в чужое, бывшее родным, лицо, что ни капли не изменилось. Это… угнетало. Чувство, будто ничего с ≪лисом≫ и не случилось, будто он всё тот же мальчишка, как и когда-то был Томиока; будто и не становился вампиром, будто так и остался человеком. Это тяготило. Потому как Гию продолжал стареть, а Сабито — нет.

 

— По тебе этого не видно.

 

Чужая ладонь касается лица и мечник лишь на секунду застывает, прежде чем достаточно быстро отрубить руку вампиру. Пусть больно, будто своё сердце режет, пусть это его бывший некогда друг, но он теперь монстр и Гию не знает, что у него на уме. Ведь и Сабито изменился характером.

 

— Да уж… Я это заслужил.

 

≪Лис≫ поднимает свою отрубленную кисть с земли, отряхивает и присоединяет обратно на её законное место. Рана тут же затягивается, будто никакая катана и не резала его плоти.

 

— Скольких ты уже у…

 

— Убил? Ни одного. Совсем. И крови не пил людской.

 

— Но тогда как ты…

 

— Сколько ты ещё будешь задавать мне вопросы, Гию? Это ли так важно?

 

Сабито мягко улыбнулся, прямо как в детстве. Прямо как тогда… И, всё же, Гию, который поначалу казался совсем чужим, совсем незнакомым, улыбнулся в ответ.

 

— На самом деле, я ужасно рад тебя видеть.

 

— Я тоже.

 

***

 

— Знаешь, я все эти годы думал над теми словами, что ты мне сказал тогда…

 

— И что же ты надумал?

 

Интересуется Сабито и делает небольшой глоток из чаши с саке, а после передает её Томиоке. Ночь сегодня была на удивление прекрасна, а костёр приятно веял теплом, потрескивая на ветру.

 

— Что твои чувства взаимны.

 

Если бы чашка сейчас была в руках вампира, он бы непременно её обронил. Он и забыл, что в тот день признался, надеясь, что больше не встретит и не побеспокоит Гию. Неужели он именно из-за этого стал столпом?

 

— Гию…

 

— Не говори ничего. Я же по лицу вижу. Как ты бы мне сказал? «Не смей плакать, ты же мужчина», верно?

 

— Чертовски верно. Но ради этих слов стоило дожить до сегодняшней ночи.

 

— А… хочешь провести её со мной?

 

— Ещё спрашиваешь… только с удовольствием.

 

***

 

— Вижу, ты хорошо провёл время прошлой ночью. И без меня.

 

— О, так ты больше не будешь начинать разговор с наших обыденных фраз?

 

— А так ли они нужны?

 

— И то верно.

 

Они стоят друг напротив друга и глядят в глаза, стараясь понять, кто что из них задумал. Одно было ясно точно — кто-то не уйдет отсюда живым.

 

— Ты и его привел. Хвалю, поесть бы сейчас не помешало и тебе, и мне.

 

— Ты же знаешь, я не убиваю людей, не ем их и не пью их крови.

 

— Мне плевать. Именно поэтому ты и слаб, как вампир.

 

— Нет. Это лишь потому, что я не отбросил человечность.

 

— И это тоже. А ведь ты мог стать моим, стать первой высшей луной… Такой потенциал губишь.

 

Наверное, именно этот день и должен был ознаменовать конец всему. А вот какому всему — ещё предстоит узнать.

 

— Но предпочел меня людям, ему.

 

— Замолчи.

 

— И наверняка вместо меня тогда представлял именно его.

 

— Замолкни.

 

— Ты же должен понимать, как человек, что это подло с твоей стороны…

 

— Завались.

 

— …заменять мною кого-то другого.

 

 Заткнись.

 

Агрессивно, несдержанно и с почти что рыком проговаривает Сабито, собираясь ринуться вперед. Вся эта ситуация слишком выводит из себя и заставляет чувствовать вину перед Гию, от чего кровь в жилах кипит, а сердце бешено бьется, когда как ноги уже готовятся к рывку.

 

Тут-то и начинается стремительное и быстрое сражение. И некогда бывший мечник был удивлен, что Томиока может сражаться с вампиром такого уровня почти на равных.

 

Но одно неловкое движение со стороны противника и Музан остается открытым.

 

Миг и…

 

 Я же говорил, что ты слаб, как вампир.

 

У ≪лиса≫ в этот момент проносится вся жизнь перед глазами. Он только что… только что… Только что убил его.

 

— Н-нет… только не это…

 

— Са…би…то…

 

До ушей молодого вампира доносится тихий хрип из чужих, но успевших стать такими родными, уст.

 

— Гию… нет…

 

У них совершенно не было преимущества перед ≪демоном≫ изначально.

 

Музан с легкостью вытаскивает из своей и чужой грудной клетки руку Сабито, откидывая бездыханное тело Томиоки в сторону, а самого бывшего мечника берёт за голову и поднимает над землёй.

 

— Последний раз спрошу. Ты станешь моим?

 

— Иди ты куда подальше, ублюдок. Ни за что.

 

— Жаль.

 

На последних своих словах ≪лис≫ злобно осклабился, глядя на вампира с непередаваемой ненавистью, что так и сочилась из всего его существа вместе с желанием отомстить.

 

Но всё это теперь исчезает в небытие.

 

Ведь их больше нет.