Бледное море

Примечание

СПОЙЛЕРЫ АРКИ ЧЕРНЫХ ВОД, ЖИРНЫЕ-ЖИРНЫЕ СПОЙЛЕРЫ, намеки на смену пола должно было быть написано по заявке, но что-то пошло не так, флаффа нет, рейтинг есть — из-за расчлененки

Однажды старик взял младшего сына на рыбалку. Сын должен был скоро жениться, но с детства его баловали, потакая его капризам, оттого мальчик вырос жестоким и несамостоятельным. Старик хотел, чтобы его сын стал хорошим отцом и научился всему, что помогло бы потом ему содержать семью.

 

На рассвете он с трудом разбудил сына, они сели в лодку и поплыли.

 

Старик учил сына ставить снасти и сети, рассказывал, куда можно было заплывать, а где власть почтенного и всемогущего Уду заканчивалась и начинались воды черные как смерть. Им сопутствовал ветер, верный любимый брат Уду, и целый день старик и сын провели на водах, рыбача. Поначалу сын капризничал, говорил, что не выспался и хочет есть. Но старик, раньше прислушивавшийся к просьбам младшего сына, сцепив зубы требовал от него помощи во всем, заставлял распутывать сети, и поели они только, когда солнце встало высоко в небе.

 

Когда оно начало клониться к закату, старик заявил, что настала пора возвращаться домой. У них был хороший улов в этот день — часть они съедят, а часть жена старика обваляет и закоптит на продажу.

 

Но домой они не вернулись.

 

Ши Цинсюань ахнул.

 

— Как это — не вернулись? — он повернулся в ту сторону, где предположительно шел его дорогой спутник, Повелитель Земли. Но из-за плотной черной повязки на глазах он ничего и никого не мог рассмотреть. — Ты опять мне рассказываешь какую-то страшилку? Ты же знаешь, что я люблю, чтобы все было хорошо в конце.

 

— Хорошо, как у тебя? — спросил Повелитель Земли, и его голос зазвучал уже с другой стороны. Ши Цинсюань немедленно повернулся в его сторону.

 

— Хотя бы так.

 

— Но твою историю мне рассказывать тебе незачем, а других я знаю немного.

 

Ши Цинсюань вздохнул.

 

— Тут и правда ничего не поделать. Извини, что прервал. Ты сказал, что старик и сын не смогли вернуться домой.

 

Не смогли, потому что великий водный владыка всего на мгновение отвлекся от своих морей и рек, но этого мгновения хватило, чтобы дикие злые воды подхватили несчастную рыбацкую лодку и потянули ее в воды черные как смерть. Воды эти были как кровоточащий нарыв, как гнойная рана, в которую угодила грязь. И стоило лодке оказаться в этих водах, всемогущий Уду уже ничего не мог поделать — его безграничная власть там обрывалась, оставляя бедных рыбаков и моряков погибать.

 

Сын не понял, почему они плыли обратно так долго, ведь солнце уже зашло, а берега все не было видно. Зато старик понял. Он посмотрел на воду, которая чернела, не отражая света луны, и сердце его зашлось в ужасе.

 

Старик собрался с силами и рассказал сыну, что случилось. Тот тут же испугался, принялся кричать на отца и бранить, что это он виноват, он, глупый старик, затащивший их в это болото. И что теперь было им делать? Он хотел вернуться домой! Старик просто смиренно склонил голову и принял каждое бранное слово, не возражая.

 

Два дня они кружили по водам в поисках обратного пути, а как только смирились с тем, что им отсюда было не выбраться, как перед ними тут же открылся остров.

 

— Какой остров? — с любопытством спросил Ши Цинсюань.

 

— Обычный, — его взяли за руку, помогли спуститься по отвесному каменистому склону. — Земля, зелень и скалы.

 

Ши Цинсюань демонстративно принюхался.

 

— И воняет тухлыми водорослями.

 

— Именно.

 

— Они добрались до острова?

 

— Доплыли в три счёта, — ответили ему. Ши Цинсюань теперь шел, кажется по песку, холод которого чувствовался через подошву его лёгких сапог. — И принялись осматриваться. И увидели все те же скалы, песок и зелень. Даже нашли источник с пресной водой.

 

Но в таких местах долго оставаться было нельзя. Отец и сын соорудили из веток и листьев небольшой шалаш на случай, если польется дождь, и принялись коптить рыбу. У них было с собой много еды, и ели они ее понемногу, и будь на острове какие-нибудь знакомые им растения, они бы продержались дольше. Но они не узнали ничего из того, что здесь росло, да и растения были такого яркого зелёного оттенка, что трогать их было боязно — каждый с детства знал, что чем ярче растение или насекомое, тем ядовитей оно могло оказаться.

 

Но однажды сын не выдержал — их запасы рыбы стали скудными и подходили к концу. Он нашел листья, напомнившие ему щавель, приготовил их в тайне от отца и съел. А под вечер его охватила лихорадка и тошнота, в беспамятстве он испражнялся прямо под себя, и отец…

 

Ши Цинсюань встал как вкопанный и скривился.

 

— История стала ещё хуже, — заявил он. Повелитель Земли взял его за руку, погладил осторожно по костяшкам. — Они угодили в лапы чудовищу, и сын начал ходить под себя. И я даже не уверен, что хочу знать, что со всем этим делал старик.

 

— Ничего, — ровно ответил Повелитель Земли. — Он просто стал лечить сына.

 

Ши Цинсюань облегчённо выдохнул.

 

— Мне нравится старик, а юноша — нет, — он сделал пробный шаг вперёд, но его потянули влево. — Нам долго ещё идти?

 

— Нет. Историю закончить?

 

— Конечно.

 

— Старик долго выхаживал сына, тому требовалось пить много воды и есть много лёгкой пищи, но еда заканчивалась. И тогда старик отрезал себе несколько пальцев и сварил из них бульон.

 

— О свет вознесения… — простонал Ши Цинсюань. — Я так и знал.

 

***

 

Доверие Ши Цинсюаня порой пугало и будоражило. Он шел, слепо отдавшись в руки Повелителю Земли, не задаваясь вопросами — почему пахло тухлыми водорослями, а слева слышался размеренный шелест волн. Ему просто сказали: я хочу показать тебе одно место, Повелитель Ветра, пойдем со мной.

 

И тот сказал: да.

 

И тогда ему сказали, что о месте, которое ему собирались показать, почти никто не знал, считай, это был секрет, а потому поведут его с завязанными глазами. А как они придут, повязку обязательно снимут.

 

И Ши Цинсюань сказал: да.

 

Он позволил повязать черную плотную ткань себе на глаза, улыбнулся и взамен на послушание кокетливо потребовал поцелуй в губы и сказку.

 

И Владыка Земли сказал ему: да. Он поцеловал Ши Цинсюаня, завязал ему глаза, а как только они двинулись в путь, стал говорить о старике, который всю жизнь рыбачил, и о его капризном младшем сыне, который ничего не умел, но ему пришлось научиться.

 

Они шли по долгим черным тоннелям, а потом по хрустким веткам, и их одежд порой касались яркие-яркие листья, которые обычному смертному на вид показались бы незнакомыми. Ши Цинсюань не видел этого, а просто шел и слушал жуткую историю; и он готов был идти и дальше, несмотря на прибрежную вонь и жуткую развязку истории, пока его рука была в сильной руке Повелителя Земли.

 

— Сын пришел в себя?

 

— Да, — ответил Повелитель Земли. — Он очнулся на четвертый день своей болезни, голый под одеялом, которое старик сшил из своей одежды. Сын хотел спросить, чем так вкусно пахло, но заметил, что у его отца не хватало кисти и ступни, а затем вспомнил, как порой приходил в себя, и его кормили сытным бульоном.

 

Сын расплакался и принялся просить прощения у отца за то, что был глуп и капризен, за то, что не послушался его. Но старик не стал злиться, он просто сообщил, что суп готов. И сам принялся его есть. И тогда сын понял, что старик сошел с ума.

 

Бледный Ши Цинсюань нервно сглотнул.

 

— А в чем они готовили? Они брали с собой в море котелки?

 

— А разве это важно? — спросил тихо Хэ Сюань. Он вплотную подошел к Ши Цинсюаню, обнял его и забормотал ему на ухо. — Вытесали из камня. Сделать посуду — несложно.

 

— Я понял, — Ши Цинсюань не растерялся, тут же стиснул Повелителя Земли в ответ, вздохнул глубоко. — Это ведь просто сказка.

 

— Конечно.

 

Хэ Сюань принюхался, сглотнул, взбудораженный сладковатым приятным запахом.

 

— Хочу съесть тебя, — сказал он, и Ши Цинсюань рассмеялся.

 

— Ты постоянно так говоришь, когда возбужден, но сейчас это звучит жутко на фоне твоей истории!

 

— Наверное, — согласился Хэ Сюань. — Но это комплимент. Ты очень приятно пахнешь. И я чувствую свой запах.

 

— Ах, это… — Ши Цинсюань раскраснелся, улыбнулся еще радостнее. Всего лишь несколько часов назад они были вместе, занимались любовью, и Ши Цинсюань, который всегда покорно стонал, что «я твой, я твой, я твой, пожалуйста, я твой», полностью напитался его запахом, от которого хотелось вцепиться зубами в белую красивую шею.

 

Насытиться плотью. Напиться кровью. Испачкать собой и утопить в страхе. Потому что Ши Цинсюань полностью принадлежал Хэ Сюаню, не Повелителю Земли, но Хозяину Черных Вод.

 

По праву и по судьбе.

 

Ши Цинсюань прижался к Повелителю Земли еще крепче, чувствуя его возбуждение. Его очаровательная аппетитная шея раскраснелась, и губы налились ярким цветом — Повелитель Земли, охнув, поцеловал его, претерпевая невыносимый голод.

 

— Мы почти пришли, — сказал он, облизываясь. Ши Цинсюань, не видя его страшных черных глаз, улыбнулся и слепо принялся водить головой.

 

— Хорошо. Куда? Влево? Вправо?

 

— За мной.

 

И его снова повели странными петлями. И Повелитель Земли продолжил свой рассказ. Он сказал, что с тех пор сын стал заботиться о старике, который потерял волю к жизни, перестал говорить. Сын приносил воду, чинил шалаш и рубил деревья, стесывая некогда гладкие руки до крови. Старик требовал еды, но от рыбы он отказывался и с жадностью ел бульон и жаркое из собственной плоти. А сын с трудом мог это есть, истязаемый горем он исхудал, когда рыба кончилась, но не мог позволить себе умереть, пока жил безумный старик.

 

В один из вечеров старик, безногий и беспомощный, вдруг поднял взгляд на сына и сказал:

 

— Мой мальчик, я вижу, ты здоров. Как ты чувствуешь себя?

 

— …о свет вознесения, говори, пожалуйста, нормально. Не устраивай театр.

 

Повелитель Земли выразительно посмотрел на Ши Цинсюаня, так же выразительно промолчав.

 

— Чувствую твой недовольный взгляд.

 

— И что ты сделаешь?

 

— Поцелую тебя. Можно? И попрошу еще раз — говори своим голосом.

 

Но даже сейчас Хэ Сюань не говорил своим голосом. Просьба Ши Цинсюаня звучала неуместно и нелепо, правда, никто об этом не знал и не мог посмеяться вместе с Хэ Сюанем. Он поцеловал Ши Цинсюаня, еще раз вдохнул его запах, сладкий, жаркий, распаленный. Кажется, сейчас больше всего Ши Цинсюань хотел не знать, как закончилась история старика и его капризного сына, а быстрее дойти до секретного места и там снова предаться любви. И он наверняка будет говорить, что слышит шелест волн, что брат увидит его, и Хэ Сюань не сможет сказать ему, что здесь твой брат слеп. Вместо этого он скажет:

 

— Пусть смотрит.

 

— Опять воняет, — капризно наморщил нос Ши Цинсюань. — Где мы вообще?

 

— Рядом.

 

— Ты так говорил полчаса назад, между прочим.

 

— Ты преувеличиваешь. Пятнадцать минут назад.

 

— Ну ладно.

 

Ши Цинсюань неосторожно наступил на скользкий камень, но его поймали, взяли на руки, подхватив под коленями и лопатками.

 

— Так будет удобнее, — объяснил Повелитель Земли.

 

— Ты же еще потащил с собой какой-то мешок, — Ши Цинсюань спокойно сидел у него на руках. Прижался щекой к груди, в которой уже давно не билось сердце, а размеренное его биение было чистой воды иллюзией. — А теперь и меня несешь.

 

— Мне нормально.

 

— Что было дальше про старика и сына? Старик пришел в себя?

 

— Ненадолго, — ответил Повелитель Земли. — Он сказал сыну: когда ты лежал без сознания, на берегу вдруг объявился человек. Он был одет во все черное, и глаза его были пустыми. И кожа белая-белая как у мертвеца. И он сказал: вижу, старик, что ты достоин того, чтобы жить дальше. Но ты стар и вряд ли переживешь путь обратно из моих вод.

 

— Это был Хозяин Черных Вод! — ахнул Ши Цинсюань и беспокойно завозился в руках. — Это он предложил старику себя есть? Я слышал, что он гуль.

 

Хэ Сюань улыбнулся. И хорошо, что Ши Цинсюань не видел этой улыбки.

 

— Нет, он сказал старику, что только мертвец может покинуть эти воды. Черные Воды поглощали в себя все живое с жадностью змеи, удавившей кролика. И выпускали только мертвое.

 

Хэ Сюань поставил Ши Цинсюаня на ноги, снял повязку с его глаз, и тот, когда взгляд его привык к свету, принялся оглядываться. Они стояли посреди цветущей поляны, и издалека доносился шум вод, и порой из глубины леса, которым они были окружены, доносился странный стук, будто кто-то бил по стволу дерева острым камнем.

 

— Здесь странно и красиво, — наконец высказал свое мнение Ши Цинсюань. — И спокойно.

 

Повелитель Земли, присев на корточки, принялся разбирать мешок, который он тащил с собой всю дорогу — широкое мягкое покрывало, немного съестных припасов и закупоренный кувшин вина. И масло, конечно же. Ши Цинсюань, элегантно наклонившись, расшнуровал свои сапоги, наступил босыми ногами на покрывало и развел руки в сторону, мол, вот он я.

 

Повелитель Земли, изрядно проголодавшийся, пока они шли, отставил все в сторону, осмотрел Ши Цинсюаня с ног до головы, и медленно поднялся на ноги.

 

— Только сначала разуйся, — сказал Ши Цинсюань.

 

— Конечно.

 

Он разулся, встал напротив Ши Цинсюаня и начал их привычный ритуал. И если посмотреть со стороны — совсем нездоровый. Неспешно, слой за слоем Повелитель Земли раздевал Ши Цинсюаня, жадно вдыхал его запах, а скрывшийся за его именем Хэ Сюань водил языком по коже и смаковал свое самое главное блюдо. Ши Цинсюань всегда кричал под ним, просил пощады, будь он в теле женском или мужском — он всегда вел себя несдержанно и позволял раздевать себя до конца. Следы поцелуев и укусов быстро сходили с его кожи, запах задерживался на коже ненадолго, и Хэ Сюань раз за разом упорно марал Ши Цинсюаня собой, топил в себе и своем бесстыдстве.

 

Губами он ласкал чресла Ши Цинсюаня, пальцами он с силой водил по белым сильным бедрам, а потом шептал Ши Цинсюаню в губы то нездоровое, извращенное и неправильное:

 

— Ты моя судьба.

 

Хэ Сюань давился этими словами. От них становилось страшно, больно и хорошо. И так славно и сладко. И Ши Цинсюань весь замирал от них, смотрел всегда на Хэ Сюаня так, что никаких сомнений не оставалось: возьми и надави — он рассыплется.

 

Когда настал поздний вечер, и закатное солнце утонуло в черных низко нависших тучах, обнаженный залюбленный Ши Цинсюань лежал в его руках, разморенный ласками, и, кажется, совсем не обращал внимания на глухой монотонный стук.

 

Тук. Тук. Тук.

 

— Чем закончилась история? — спросил он тихо. Хэ Сюань зачарованно смотрел на отпечатки своих пальцев на белой коже и тонул. Так же красив он будет, когда, бледный и сломленный, занесет меч над шеей своего брата и нанесет удар? Его слезы — не экстаза, а горести — тоже будут смотреться украшением на этом лице?

 

— Старик посоветовал сыну сделать гроб и после того, как старик умрет, положить труп туда и лечь рядом. И тогда Черные Воды исторгнут гроб из себя во владения милостивого Уду.

 

— Сын так и сделал?

 

— Да, — Хэ Сюань прижал Ши Цинсюаня крепче к себе, вдохнул снова запах, терпкий и сладкий, и закрыл удовлетворенно глаза. — Но когда он делал гроб, то поранил ногу, наступив на острый камень. И рана вскоре загноилась, так что стало понятно, что сын, даже если и выберется из Черных Вод, вряд ли выживет. Но он не остановился. Из-за этого Хозяин Черных Вод решил отпустить его. На седьмой день юноша с трудом мог ходить, но он достроил гроб, положил туда мертвого отца и залез сам. Черные Воды забрали его с первой волной и вынесли прочь.

 

Ши Цинсюань, кажется, не дышал.

 

— А потом? — спросил он почти шепотом.

 

— Что потом?

 

— Он выжил? У него ведь была рана на ноге.

 

— Скорее всего, рана погубила его. Но ведь мораль была совершенно в другом.

 

Скривившись, Ши Цинсюань приподнялся и посмотрел в растерянное лицо Повелителя Земли.

 

— Да я понял. Морали — это одно. Зачем кому-то мораль, если в итоге он все равно погиб? — он задумался на секунду. — Ну, и мораль сомнительная, как мне кажется. Старик научил его всему ценой своей жизни. А все равно сын умер.

 

Повелитель Земли вздохнул удрученно.

 

— Выпросил у меня сказку и возмущается.

 

Ши Цинсюань мягко улыбнулся и теплым боком прижался к Повелителю Земли. Теплота его тела для любого мертвеца показалась бы обжигающей как угли. И Хэ Сюаню было больно его трогать, целовать, любить.

 

Позже они оделись и собрали покрывало в мешок. Вино Ши Цинсюань решил допить по пути домой. А когда плотная повязка вновь легла ему на глаза, Хэ Сюань взял его на руки и понес, не чувствуя тяжести.

 

***

Тощий грязный человек в обносках, тяжело подволакивая опухшую от болезни ногу, пихал к воде гроб, в котором лежал обглоданный труп старика.

 

— Хороший гроб получился, — сказал спокойный страшный голос за его спиной. Человек вздрогнул и обернулся: перед ним стоял Хозяин Черных Вод, такой, как и описывал отец. Белый, как мертвец, в черных одеждах. И глаза пустые-пустые.

 

От страха он не знал что ответить.

 

— Не бойся, — сказал Хозяин Черных Вод. — Я тебя отпускаю. Но с условием.

 

— Каким? — шумно сглотнув, спросил человек.

 

— Я оторву тебе руку и ногу.

 

Человек, будучи не в силах больше держаться, рухнул на колени и горько заплакал, причитая:

 

— Зачем? Зачем вы хотите оторвать мне руку и ногу?

 

Хозяин Черных Вод улыбнулся.

 

— Ногу, — начал он вкрадчиво, — я оторву тебе, чтобы ты выжил. Твою гнилую плоть я съем, а после смерти ты станешь прислуживать мне как гуль. — Человек расплакался еще сильнее, всхлипывая, и Хозяин Черных Вод молчал до тех пор, пока плач его не стих. — А руку я оторву тебе, чтобы тебе было что есть в пути. Твой отец умер слишком давно.

 

Человек, бросив робкий взгляд на страшное бледное существо перед ним, обреченно повесил голову.

 

— Я согласен.

 

— Отлично, — кивнул Хозяин Черных Вод. — Уговор.

 

Он демонстративно подошел к гробу, поднял оттуда тело старика. Встряхнул его, и жест его выглядел… брезгливым. Гнилые плоть и кожа сорвались со старых костей, рухнули бесформенной кучей на песок, и Хозяин Черных Вод, хмыкнув, кинул скелет обратно в гроб.

 

— Ложись, — приказал он. Человек неловко забрался в гроб и крепко-крепко зажмурился в ожидании страшного. Несколько долгих мгновений прошли, прежде чем прямо над его головой произнесли: — Ну, открой глаза.

 

А потом на грудь упало что-то тяжелое и теплое, и человек понял, что совсем не чувствует своей левой руки. И правой ноги.

 

Мрачное грозное небо с грохотом скрылось за крышкой гроба, и Хозяин Черных Вод пнул его в воду, поигрывая гнилой ногой в руках и не обращая внимания на чужой несчастный вой.

 

В черных страшных глазах небо, черное и страшное, совершенно не отражалось.

 

— Удачного пути.

Жуть) Я в хорошем смысле.