Маринетт Дюпэн-Чэн одна из самых известных дизайнеров Парижа, у неё есть друзья, родители, в меру бесящие коллеги и любимый парень. А сегодня у Маринетт День рождения — её маленький персональный праздник. У неё юбилей, ей стукнуло двадцать. Она удачно сдала важный прибыльный проект, выслушала много приятных добрых пожеланий и теперь направлялась домой счастливая и довольная своей жизнью как никто другой.
— Лука-а-а! Я до-о-ома! — пропела девушка на весь дом, когда входная дверь за ней захлопнулась. Маринетт с широкой улыбкой вдохнула полной грудью и очень мечтательно выдохнула. Вот бы это чувство, восхитительное чувство вдохновения и счастья не улетучивалось из неё никогда. Ну… или хотя бы до следующего дня. Пожалуйста.
Лука Куффен предстал перед Маринетт во всем своём потрясающем домашнем великолепии, чем заставил сердце девушки биться ещё сильнее.
— Привет, любимая, — приветливо улыбнулся парень, и голова у Дюпэн-Чэн пошла кругом.
— А-а-ах, Лука, знал бы ты, как мне хорошо, — так широко как могла улыбнулась Маринетт. Чтоб совсем не упасть от переполняющего её восторга, она приблизилась к парню, обхватила его всего обеими руками и уткнулась носом в его домашнюю рубашку. От Луки как обычно пахло смесью уютных запахов — ароматами его нового кулинарного шедевра, уже ждущего на кухне, их любимым цветочным мылом и ещё чем-то особенно приятным, чем пахло только от Луки и что так сильно нравилось Маринетт.
Они обнимались добрых минут десять, делясь впечатлениями за день. Это стало их своеобразной традицией. Потому что ничто так не разгружало эмоционально, как крепкие долгие объятия после трудового буднего дня. Маринетт без остановки бормотала о том, какие её коллеги всё-таки душки, и начальник на самом деле не такой козёл, каким всегда казался, а заказчик вовсе не истеричный придурок, которому вечно что-то не нравится. Всё впервые за долгое время так хорошо, удачно и гладко, что даже не верится.
— Никогда не перестану любоваться твоей улыбкой. Так приятно видеть тебя счастливой, ты просто не представляешь, — произнёс Лука, накрывая щёки Маринетт своими большими тёплыми ладонями. Маринетт таяла от ласковых прикосновений, но когда пальцы подозрительно коснулись её ушей, она отстранилась:
— Только посмей дёргать меня за уши! Алья уже отпоздравляла меня за уши сегодня лет на десять вперёд! Прям в офисе! До сих пор болят… И вообще! Уши дергают только после вручения подарков! Такое правило!
— О-о-о, неужели ты могла допустить мысль о том, что я оставил тебя без подарка? Марине-е-етт… — протянул Лука, и в его голосе читалось всё осуждение мира.
— Ох…
Парень обиженно похмурил для вида брови, а затем снова расцвёл в улыбке и сказал:
— Проходи на кухню. Сейчас буду тебя поздравлять.
Лука, конечно, уже успел одним из первых поздравить Маринетт утром, когда она спешила на работу, но это было лишь на словах. Девушка в томительном предвкушении буквально проплыла до кухни. Улыбка никак не слезала с её лица и это ей несомненно нравилось. Она плюхнулась на своё место за столом и подперла подбородок руками в ожидании.
— Закрой глаза, — послышался голос Луки из их спальни, и она послушно захлопнула веки, а для верности накрыла лицо руками. Девушка услышала тихие шаги сначала вдали, потом рядом с собой, а затем до слуха донёсся тихий стук — что-то было поставлено перед ней на стол.
— Открывай, — голос Луки прозвучал в этот миг ещё более завораживающе, чем обычно, так что Маринетт медлить не стала. Она убрала руки и распахнула глаза — перед ней была среднего размера коробка в красивой яркой упаковке. Местами всё ещё криво закреплённой, но в этом была своя особая прелесть и очень много любви. Лука всегда упаковывал подарки для Маринетт сам, и с каждым разом у него получалось всё лучше. Это не могло не восторгать уже и так до предела расчувствовавшуюся девушку.
Она аккуратно развернула обёртку, так же аккуратно подняла крышку коробки. И ахнула. В ней лежали набор её любимых простых карандашей, которые девушка постоянно то ломает, то где-то теряет; набор цветных карандашей, о которых Маринетт твердила несколько недель; набор цветных и чёрных ниток, которых Дюпэн-Чэн вечно не хватало и которые тоже вечно куда-то от глаз прятались; набор иголок, бисера и пайеток, до покупки которых сама Маринетт всё никак не могла добраться; ещё немного всяких новых полезных канцелярских мелочей и замечательный новый скетчбук (старые выглядели так, будто побывали на войне).
— Ох, Лука… — выдохнула Маринетт тихо, любовно разглядывая коробку и её содержимое. Ей очень хотелось расплакаться. Особо шустрые слезинки даже сумели скопиться в уголках её глаз — настолько внимательность Луки её растрогала (уже не впервые, но Маринетт каждый раз реагировала как в первый). — Ты же уже знаешь, что ты лучший на планете?
— Благодаря тебе — да, Маринетт. Но уверяю тебя, ты немного… не права. Я лучший парень во Вселенной.
— О-о-о, самоуверенности тебе не занимать! — рассмеялась Маринетт, ещё раз обнимая коробку.
— Тебе нравится?
— Ещё бы! Тут же всё… Всё, что мне так нужно! Тут буквально вся моя жизнь и все мои… любимые штуки, которых мне вечно не хватает! А карандаши! Моей любимой марки!..
Маринетт распалилась на новую порцию восхищения, но наткнулась на пристальный взгляд Луки.
— Так. Чего это ты меня так глазами сверлишь? О нет, что… уши подставлять, да? Может, не надо? — Маринетт всем телом сжалась, накрыла ладонями уши и зажмурилась.
— Маринетт, — мягко произнёс он, отчего девушка любопытно приоткрыла один глаз. — Дёргать уши — традиция очень весёлая, не спорю. Но… я бы ни за что на свете себе этого не позволил.
— Правда? — яркое облегчение прозвучало в голосе девушки и расцвело в её глазах, когда она их открыла. Куффен не сдержал умилённо-сочувствующей усмешки. Нужно обязательно позвонить Сезер и сказать, чтоб та больше не покушалась впредь на уши его девушки. Да. Даже в День рождения.
— Правда. Знаешь, гораздо приятнее будет нам обоим, если я сделаю так… — И Лука чмокнул Маринетт в нос. Она моргнула и от смущающего удовольствия покраснела. — Один, — сказал он, а затем коснулся губами лба девушки, — Два… — За этим поцелуем посыпались один за другим остальные — в щёку, в подбородок, в висок, в уголок глаза, в другую щёку и так, пока не… — Двадцать, — шепнул Лука, целясь ещё раз куда-нибудь в лоб, но Маринетт подняла голову и сама поцеловала Луку в губы, крепко цепляясь за его шею и плечи руками.
— Определённо приятнее, — выдохнула Маринетт, когда они нацеловались вдоволь, когда воздуха перестало хватать.
— Согласен.
— Впервые жалею, что мне двадцать, а не пятьдесят, — хихикнула совсем расслабленная Маринетт.
— Ничего страшного. Но теперь ради этой новой традиции мы с тобой обязательно должны дожить до этой цифры.
— Эй, только не говори, что мне придётся ждать так долго!
Лука рассмеялся и Маринетт вместе с ним.
— Не придётся, — улыбнулся он, утягивая девушку в новый поцелуй.
Что сказать? У Маринетт Дюпэн-Чэн есть работа мечты, любящие родители, верные друзья и замечательный любящий парень. В её жизни за долгое время всё наконец-то наладилось и идёт гладко, так что она счастлива как никогда раньше. А дальше… А дальше определённо будет только лучше…