Я от удивления рот открыла, а Дмитрий Евгеньевич, судя по издаваемым звукам, поперхнулся. Агата, видимо, тоже впала в ступор, её руки, согнутые в локтях, застыли в районе живота, а Кирилл, который прекращать поцелуй не спешил, подвинулся поближе.
В следующую секунду она пришла в себя и тут же оттолкнула ошарашенного Кирилла, на лице которого застыло безмерное удивление, а потом, решительно развернувшись, направилась в нашу сторону. Я, выйдя из оцепенения, проморгалась, а Агата, промчавшись мимо нас и пролепетав сдавленное «до свидания», ускорила шаг и, подойдя к прибывшей машине, села на заднее сидение.
Когда такси со свистом рвануло с места, а спустя секунды, скрылось из виду, я повернулась к Кириллу который запустив пальцы в волосы, безумным взглядом смотрел на грязный асфальт и шёпотом ругался. Сзади показался чей-то силуэт, в котором я распознала Арсения Дмитриевича, который подойдя к Кравченко сбоку не мог не прокомментировать ситуацию:
— Вот же, Казанова, — Кириллу от его слов легче не стало, он что-то простонал в ладонь, которой накрыл рот, а географ продолжил: — давай обратно, тебя Абрамов уже обыскался, — услышав о Феде, задумчиво кивнул и в каком-то трансе поплёлся в школу, уже не обращая внимания на меня и оставшихся учителей.
Арсений Дмитриевич посмотрел в нашу сторону, махнул Дмитрию Евгеньевичу рукой и пошёл следом за Кравченко. Когда они скрылись за зданием, учитель подошёл ближе, обнял и, поцеловав в макушку, спросил:
— Поехали? — я, вывернувшись из объятий и начав озираться, возразила:
— Может, я лучше маме позвоню? Если кто-нибудь увидит? — сейчас тревога не покидала. Если о наших редких встречах по вечерам никто не узнает, то здесь свидетелей может оказаться достаточно, да ещё и не только из нашей школы.
— Пошли, — меня мягко взяли за руку и увлекли к машине, а я поддалась соблазну, не могу я ему отказать, и это уже начинает пугать, — нас никто не увидит.
Ещё раз посмотрев по сторонам, я быстро села в машину, Дмитрий Евгеньевич последовал моему примеру. Когда мы выехали с территории школы, я немного успокоилась, поэтому устроившись удобнее и пристегнувшись, посмотрела на учителя.
— Вы с Арсением Дмитриевичем хорошо знакомы?
— Мы учились в одном классе, — улыбнулся Дмитрий Евгеньевич и начал перечислять: — жили в одной комнате в общаге… и выгоняли нас оттуда тоже вдвоём, так что можно считать, что хорошо.
— Выгоняли? — удивлённо переспросила я, — за что?
Учитель загадочно улыбнулся, но промолчал, а я продолжила допрос, решив спросить, почему их выгнали из общежития, позже.
— А… он знает.? — Дмитрий Евгеньевич приподнял бровь, мельком посмотрев в мою сторону, — ну, в смысле, вы ему рассказывали про… — сказать «про наши отношения» язык у меня не повернулся, «что мы встречаемся?» — тоже нет, тем более, я до сих пор не могу поверить, что его слова о влюблённости правда, всё это кажется нереальным.
— Про нас? — наконец, озвучил он мои мысли, а я смущённо кивнула, — не говорил, он и так всё видит и понимает.
Я понимающе закивала, конечно, географ будет Дмитрия Евгеньевича наизусть знать, если они с детства знакомы.
На телефон, лежащий в кармане, пришло сообщение. Я, достав его, нажала на горящую на экране блокировки строку, открылся диалог с Агатой.
<i>«Я уже дома»</i>
Напечатав «хорошо», отправила ей, а заинтересованного учителя оповестила:
— Агата дома, — он кивнул, а в следующую секунду телефон снова издал пиликающий звук — на дисплее высветилось сообщение от Кравченко:
<i> «Скажи честно, я придурок?»</i>
— А вот и Кирилл… — перечитав сообщение, заблокировала телефон: отвечу дома, — видимо, Агата ему очень сильно нравится.
— Может, не просто нравится… — хмыкнул Дмитрий Евгеньевич, продолжая смотреть на дорогу, — может, он влюбился.
— Почему сразу влюбился? — возмутилась я.
Как вообще можно влюбиться в человека, которого почти не знаешь? Они ведь даже не общались раньше, даже не замечали друг друга, не здоровались и вообще не пересекались.
— Потому что только влюбленный человек может поцеловать, не задумываясь о последствиях, — хмуро сообщил он, а я…
— Не верю.
— Мне ты тоже не веришь?
Я замешкалась. Мне хотелось верить. Головой понимала, что из этого ничего не выйдет, что, возможно, для него это не первые отношения, завязавшиеся в школе, что, может быть, я просто игрушка, скромная безотказная девочка, которая не может сказать слово против. Но сердцем… хочется верить, что его чувства искренни.
Вопрос остался без ответа. Он последний раз посмотрел на меня, а потом перевёл взгляд на дорогу, а я отвернулась к окну.
Доехали мы в тишине, включить музыку и разрядить обстановку не решилась. В такой же тишине я открыла дверь и, не глядя на учителя и не прощаясь, вылезла из машины. Высоко подняв голову, пытаясь выглядеть беззаботно, подошла к двери и трясущимися руками достала из кармана ключи, а как только зашла в подъезд, на глаза навернулись слёзы. Ну что за день сегодня такой?
Приложив ладони к глазам и вытерев слёзы, поплелась домой, снова натянув улыбку, чтобы не заставлять маму беспокоиться.
— Мам, я дома, — крикнула, расстёгивая куртку, и как только она выскочила в прихожую, поздоровалась: — привет.
— А ты на чём… приехала? — мама, вытиравшая руки полотенцем, выглядела немного удивленной.
— Меня родители Агаты подвезли, им по пути было, — нагло солгала я. Надо же, а раньше и подумать не могла, что буду врать маме, — я та-а-ак устала…
— Хорошо время провела?
— Да, неплохо, — сев на стул на кухне, я начала рассказывать о том, как проходили интеллектуальные игры. Даже немного забылась, отвлеклась, но когда зашла в комнату и легла на кровать, мысли вновь вернулись к учителю.
Вздохнув, вытащила телефон из кармана и перечитала сообщение от Кирилла.
<b>Кирилл Кравченко:</b> «Скажи честно, я придурок?»
Устроившись на подушке удобно, нажала на строчку диалога.
<i>«Есть немного»</i>
Ответ пришёл незамедлительно.
<b>Кирилл Кравченко:</b> «Спасибо за поддержку. Теперь мне ещё хуже»
<i>«Думаю, после твоего поступка, ты в её глазах не особо отличаешься от тех парней»</i>
<b>Кирилл Кравченко:</b> «Я в ступоре, что теперь делать?»
<i> «Я в этих делах не разбираюсь, но, мне кажется, для начала надо извиниться»</i>
Кирилл сообщение прочитал и замолчал, когда я положила телефон на стол, а сама полезла в шкаф за домашней одеждой, в ответ он написал «спасибо».
Несмотря на наступление выходных дней, настроение упало ниже некуда. Агата больше мне не писала, да и Дмитрий Евгеньевич о себе напоминать не спешил. В эти же выходные я решила, что нужно прекращать всяческое общение с учителем физкультуры, пока эта навеянная его заботой привязанность не переросла во что-то большее. В любом случае, никто от этих отношений в плюсе не будет.
Впервые в жизни я порадовалась понедельнику. Когда началась ежедневная рутина, учёба, подготовка к контрольным, проверочным и исправление оценок, я сумела отвлечься от переживаний и только вечерами накатывала грусть и скука, от которых я отвлекалась решением пробников.
Агата сразу же извинилась за «тот случай» в субботу и, как я и думала, начала избегать Кирилла. Как только он попадался нам, она старалась поменять направление, утаскивала меня в другую сторону. Сам Кирилл ходил мрачнее тучи, постоянно спрашивал у меня про неё, а я не хотела вмешиваться в их и без того сложные отношения, поэтому бросалась нелепыми отговорками. Впрочем, о нём мы с ней никогда не говорили.
Конец недели наступил так же быстро, как и закончились прошлые выходные, и вызвал противоречивые чувства.
Мы сидели за третьей партой и ждали звонок на урок. Учительница обществознания недоверчиво относилась к телефонам и, если у неё было плохое настроение, забирала и относила их к директору, поэтому никто уже не испытывал судьбу.
— Агата, — позвала я, когда одноклассницы, которые сидели позади нас, вышли из кабинета, — как там у вас с Кириллом?
Лезть не в своё дело мне не хотелось, но всё же решила дать понять, что я выслушаю, если она захочет выговориться. Агата легла на сложенные на парту руки и тихо призналась:
— Никак, я не знаю, как с ним теперь общаться. Что ему говорить? — тяжёло вздохнув, она повернула голову ко мне, — ещё и перед Дмитрием Евгеньевичем стыдно, а на физру идти нужно.
— Да ты так не переживай, — попыталась я её утешить, гладя по плечу, — он, наверное, и забыл уже… — прозвучало это откровенно жалко, уж лучше бы я молчала.
На мою радость, прозвенел звонок, прерывая мою попытку поговорить, а учительница встала из-за стола, начиная диктовать тему для записи.
На физкультуру, мы пошли без особого энтузиазма.
Зайдя в раздевалку, я упала на скамейку, не желая двигаться, дикая усталость сковала тело, поэтому у меня возникло желание сказать, что форму забыла дома, и просидеть весь урок, но привлекать к себе внимание я не хотела, поэтому, собрав волю в кулак, встала и начала переодеваться.
Когда прозвенел звонок, мы вышли из раздевалки, парни уже столпились около дверей в спортзал, а вышедшие раньше девочки сидели на скамейках и увлечённо о чём-то болтали. Мы с Агатой пристроились рядышком, ожидая смертного часа.
Когда прошло пять минут урока, а мы уже начали надеяться, что урока не будет, и нас отпустят, в поле зрения появился Дмитрий Евгеньевич, и надежды рассыпались в прах. Учитель с серьёзным выражением лица прошёл мимо толпы одноклассников, отвечая на их приветствия, подошёл к спортзалу, чтобы открыть дверь.
Я встала со скамейки, позволила себе посмотреть на него и…
— Олеся… Олесь! Ты сейчас в нём дыру прожжёшь, — шептала Агата на ухо, пока я открыто пялилась на учителя.
— Что, Романова, влюбилась? — послышалось тихое со стороны от одноклассницы. Я демонстративно закатила глаза, пытаясь сделать вид, что мне всё равно, но щёки, наверное, выдавали меня с потрохами.
Влюбилась? Бред.
— Ты чего покраснела? — спросила Агата, когда одноклассники начали заходить в спортзал, а мы пристроились в конец очереди. Я помотала головой: сейчас лучше промолчать.
Дмитрий Евгеньевич с безразличным выражением лица, не глядя на меня, построил нас, попросил рассчитаться и провести разминку. Теперь всё вернулось на круги своя. Меня не одаривают ласковыми взглядами, не стремятся оказаться ближе, сесть рядом, прикоснуться. Все как и было до моего «признания»… только на душе паршиво.
На физкультуре народа было мало, поэтому, как только разминка была проведена, парни попросили разрешения поиграть в волейбол, а учитель одобрил. Всего получилось две команды, девочек, которых было в избытке и которые играть не умели и не горели желанием, разделили, а наш главный спортсмен заявил:
— Кто косячит, тот садится, выходит сидящий на скамейке, и так по кругу.
Спустя двадцать минут урока в зал заглянула завуч и попросила зайди Дмитрия Евгеньевича в приёмную. Он кивнул и, оставив Одинцова за старшего, вышел из спортзала. Мы с Агатой сидели и молча наблюдали за игрой, потому что было слишком шумно и чтобы поговорить, нужно было бы кричать, пока Соболев не пропустил мяч.
— Жека, — закричал Федя с другого конца поля, — садись давай, — Соболев, полный агрессии, швырнул мяч под сеткой и сел на скамейку, а Артём позвал Агату.
Она нехотя вышла на поле и заняла место предыдущего игрока, чтобы игра могла возобновиться. Когда её противники пропустили мяч, Агата оказалась на подающей позиции. Она подбросила его и отбила, но тот, не долетев до стороны противников, врезался в сетку.
— Да дайте я выйду, она играть не умеет, — вскочил Соболев, начиная возмущаться. С другой стороны Федя начал кричать ему, чтобы он заткнулся, но это не подействовало.
— Завали ебало, пока я тебе его не сломал, — взревел со скамейки Кирилл, от чего я вздрогнула.
Женя притих, садясь обратно и складывая руки на груди, а Агата, посмотрев на Кирилла, вернулась к игре, которая продолжалась до тех пор, пока ей в лицо не кинули мяч. В зале все затихли, Агата села на корточки, зажимая нос рукой, а я быстро метнулась к ней, хватая за плечи.
— Всё нормально, — совершенно спокойно осведомила она, но уверенность в том, что «всё нормально» исчезла, когда из носа потекла кровь.
— Давай, пошли, — я взяла её за плечи и вывела в коридор, под набирающие громкость разговоры одноклассниц, — а теперь к медику.
— Лучше давай к раковине, я кровь смою.
— Ну, нет уж, а если что-то серьёзное? Сильно болит?
— Перелома точно нет, — заверила Агата, чуть улыбнувшись, а потом, хитро прищурившись, спросила, — физру прогулять хочешь?
Признаться, о таком я даже не думала, и от Агаты ожидала чего угодно, но не такой реакции. Когда мы подошли к медкабинету, из-за угла к нам вывернул Дмитрий Евгеньевич, который, увидев, как по подбородку течёт и капает на ладонь кровь, нахмурился, а Агата поспешила его успокоить, спокойно заявив:
— Случайно получилось, я мячик не увидела, — учитель, поняв, что плакать она не собирается и вообще не особо беспокоится из-за разбитого носа, выдохнул и, проговорив:
— Вас и на минуту оставить нельзя, — открыл дверь медпункта, позволяя завести Агату в кабинет.
Медсестра, вскочив со стула, охнула и начала быстро доставать вату и перекись водорода из шкафа, спрашивая, как так получилось, а потом завела Агату за ширму и, посадив на кушетку, начала осматривать рану… а мы остались стоять около дверей.
— Не надо, — прошептала я, и попыталась высвободить руку, когда учитель взял мою ладонь, а её лишь крепче сжали, но в таком положении мы простояли не больше нескольких секунд, потому что дверь распахнулась, являя хмурого Кирилла.
— Дмитрий Евгеньевич, вы идите, пока наши там зал не разнесли, а я тут посижу. Я всё равно без формы.
Он окинул быстрым взглядом Кравченко и, кивнув, приказал:
— Романова, на урок, — и вышел за дверь.
— Давай без глупостей, — попросила я Кирилла, перед тем как выскользнуть за ним, а он, пролепетав обиженное «я постараюсь», сел на стул у стола, за которым и сидела медсестра.
Дмитрий Евгеньевич шёл быстро, не оглядываясь на меня, я уже надеялась, что он со мной и не заговорит, продолжить игнорировать, после моих слов и отказов, но, когда мы завернули за угол, скрываясь из вида вахтёрши, он развернулся и, сложив руки на груди, спросил:
— Олеся, что происходит? Я тебя не понимаю.
И всё же это такая прекрасная возможность расставить всё по своим местам.
— Это всё нужно прекращать. Я вам не верю, сомневаюсь в искренности ваших чувств, — сердце билось с бешеной скоростью, гулом отдаваясь в ушах, собственный голос казался чужим, я замялась, — нужно прекращать, пока за этим не последовали проблемы, — Дмитрий Евгеньевич нахмурился, а лицо вмиг стало безразличным, — извините.
Прозвенел звонок, заставляя меня вздрогнуть и отскочить от учителя, который задумчиво кивнул, а потом развернулся и направился к спортзалу, из которого уже выходили мои одноклассники.
— Так будет лучше, — прошептала я, пытаясь себя успокоить, но на глазах всё равно выступили слёзы, которые я тут же смахнула.
Одноклассницы толпой хлынули в раздевалку, а я поплелась за ними и пристроилась на скамейке ближе к двери. Агата всё равно вернётся, чтобы переодеться, тут её и подожду.
Когда раздевалка опустела, а я уже хотела пойти на поиски подруги, «пропажа» объявилась. С окровавленной ваткой в носу, с румянцем на щеках и улыбкой на губах, она залетела в помещение и начала переодеваться. Видимо, поговорили они успешно.
— Почему так долго?
— Оксана Николаевна не отпускала, — я кивнула, сделав вид, что поверила ей, и встала со скамейки: Агата уже сложила вещи в рюкзак и, закинув его на плечо, открыла дверь.
Мы сразу же подошли к расписанию, где снова столкнулись с Дмитрием Евгеньевичем.
— Всё хорошо? — спросил он у Агаты, глядя исключительно на меня.
— Да, спасибо… — она сказала что-то ещё, я уже не слушала, отвернулась, стараясь не смотреть на учителя и пытаясь успокоиться. Зачем он так? — до свидания, — наконец, пролепетала Агата и потянула меня за руку.
— До свиданья, — повторила за ней и развернулась, когда слуха коснулось тихое:
— До встречи…