— Художник должен страдать, — усмехается мужчина.
— Тогда налей мне чего покрепче, а не кофе. Может быть тогда я настолько настрадаюсь от похмелья утром, что умру, вдруг повезет?
— Почему бы тогда не пойти в бар?
— Настало время великих тайн, Мори. Фильмы врут. Да-да, не удивляйся, в барах нельзя напиться, разве что, если ты богат. Простому студенту проще купить бутылку домой, к тому же по цене одинаково.
— Чуя, хватит убиваться, из-за отношений, уже не смешно. И не рассказывай мне про любовь, с Дазаем тебя связывала явно не она. Эх, где мои двадцать лет? Я был таким же сентиментальным? — усмехнулся Мори, доставая бутылку вина 89-ого года.
— Мне больше интересно буду ли я в свои тридцать таким же черствым и циничным?
— Попрошу! Мне двадцать девять, и ты сейчас у меня в квартире, пьешь мое вино. Я бы на твоем месте был осторожнее и со словами, и с действиями.
— Двадцать девять… Твой характер это не меняет, — начал юноша, потягивая вино, — нет, но ты представь! — резко вскрикнул он, сжимая бокал. — Он киданул меня на квартиру. Квартиру! Сейчас карантин и в общагу не пустят, что делать?
— Ну, во-первых, составить заявление. Дазай наверняка уже уехал и замел след, но квартира… Это крупное мошенничество и оставлять подобное безнаказанным нельзя, а еще, даже если его не поймают, то вернут тебе имущество, как минимум, — говорил Мори, смакуя вино и укоризненно глядя на первокурсника.
— Не смотри так, мне девятнадцать, имею право.
Огай на это лишь покачал головой, ничего не ответив, кто бы знал, что подработка в школе обернется подобным знакомством?
Год назад в одной из старших школ Йокогамы появился новый преподаватель биологии, практикант. Конечно, Мори обратил внимание на странный дуэт из его учеников Дазая Осаму и Накахары Чуи, один был чертовски умен, а другой гениальным, но как часто случается — лишь в какой-то отрасли: Чуя Накахара писал картины, заставляющие восхищаться самыми обычными вещами. Они были живыми, что приносило сироте из приюта неплохие средства на существование и не только.
Дазай же был умен, он отлично знал любую сферу, любой урок, но своими мозгами пока не мог зарабатывать: репетитора-школьника никто не хотел нанимать, какими бы знаниями он не обладал, а для фриланса у него не хватало денег на интернет, их с Чуей приют был одним из бедных, а денег, оставленных родителями хватило лишь на обучение в школе.
Но Мори не вмешивался в их дела, он любил Дазай, который отлично понимал его урок, и уважал Накахару, который старался (на семьдесят баллов, но все же). А потом он выяснил, что самые яркие ученики класса состоят в отношениях, хотя сам бы не догадался. Для него это было странным, они вечно ссорились и собачились, причем причины были самые разные, и даже глупые. Практиканту так и хотелось направить ребят к ̶п̶с̶и̶х̶и̶а̶т̶р̶у̶ ̶ психологу, ведь это токсичные отношения и, как учитель, он должен был помочь, или дать совет. Но это, собственно, было не его дело, да и учеба от этого не страдала ни у одного, ни у второго.
Так было ровно полгода до зимних праздников, а потом у рыжика начались выставки, и он стал пропадать в художественном клубе до поздна, из-за чего оценки ухудшились. Пришлось назначить дополнительные по окончании конкурсов, чтобы Чуя не отставал от других, на этих занятиях всегда был почему-то еще и отлично сдавший тест Дазай.
Дополнительные сблизили их. Конечно, дружба их была далеко до истинного смысла, который обычно вкладывали в это понятие, но они стали общаться чаще и свободнее.
Мори узнавал все больше, почему-то информация казалась важной. Например, Чуя был старше Дазая, несмотря на то, что они были одноклассниками, просто он пошел в школу позже из-за проблем с речью в детстве (последствия таланта?), да и зарабатывал он сам, приют давно отправил его во взрослую жизнь. А вот Дазая сенсей хотел, если не усыновить, то взять под опеку. По окончании школы, разумеется.
" Умный мальчик, ему надо расти», но Дазай позаботился о себе самостоятельно.
Увидеть на скамейке сгорбленное и абсолютно потрепанное рыжее чудо было неожиданно, неспособность пройти мимо тоже удивила. Но записка. Записка стала верхушкой Эвереста. Хотелось смеяться, причем долго и с выпивкой.
«Умный мальчик, но его надо воспитывать. Вырос он уже достаточно».
— Повторим, тебе дали собраться пять минут, а потом просто выставили за дверь. И все, что ты взял — художественные принадлежности. Чуя, ты дурак? — первокурсник не ответил, только затянулся сильнее, от чего закашлялся. — Эта гадость разъедает тебе мозги, не иначе! Хотя теперь я сомневаюсь, что они у тебя есть. Как ты вообще поступить умудрился?
Как оказалось впоследствии, мозги у Чуи были. Чтобы зарабатывать и продолжать учиться, несмотря на обстоятельства, нужны краски, кисти, карандаши и холсты, прочая атрибутика. Для Мори оказалось открытием, что хорошая одежда стоит также, как материалы для искусства.
В тот вечер бывший сенсей предложил пожить у него, пока идет разбирательство, ну или пока у рыжика не будет средств, чтобы снять комнату.
— Мы с Дазаем оплачивали первый год полностью, и сейчас у меня есть немного накоплений, мне неудобно стеснять тебя, — Чуя сидел около подоконника, скрестив руки, одной держа другую.
— Не трать их попусту, у тебя учеба, не стоит отвлекаться. Отстанешь на первом курсе и дальше не догонишь, по своему опыту говорю. К тому же скоро сессия, постарайся, чтобы получить стипендию, вот и все. А, и можешь готовить, — Мори резко замолк и прикрыл глаза. Отвернувшись, он вышел из комнаты, не оставляя рыжику выбора. Последняя просьба удивила Чую, он это видел, сам был в недоумении, но теперь стоило сказать Рюноске не приходить, а то неудобно получится.
Некоторое время Чуи было сложно. Конечно, Осаму-блядский-Дазай ему нравился. Он был хорошим другом и страстным любовником, заноза в заднице, но подвоха от нее не ждешь. А тут такое.
Чуя тяжело вздохнул и снова закурил, в последнее время он делал это все чаще. Если бы Огай узнал, то сам бы убил сожителя, но они мало виделись. У Чуи сессия была на носу, а у Мори были трудности с работой и дипломом. В этом году он заканчивал магистратуру, а еще, вроде как, почти устроился в частную клинику.
Несмотря на карантин во всем мире, доктора продолжали учиться и работать, даже если они еще не закончили обучение, остальные сидели дома (в случае первокурсника — в гостях), и не высовывались, поэтому как будет проходить сессия — загадка. Было бы хорошо, объяви Университет о переносе экзамена, но ведь тогда и стипендии не видать. И с квартирой все встало, никто не работает, в том числе и юристы. Из дома, в режиме онлайн они не могут ничего сделать. А потому Чуи оставалось лишь одно — брать заказы и писать, но… Это тоже выходило из рук вон плохо, вместо пышных волн и лазурного неба выходили лишь черные волосы, усталые красные глаза и знакомый плащ с шарфом под цвет глаз.
Однажды Мори вернулся уставший с работы, прямо в халате. Темная рубашка выгодно подчеркивала торс, а брюки удлиняли и без того шикарные ноги.
В тот вечер хозяин квартиры свалился от бессилия, и раздевал его Чуя.
В тот вечер Накахара Чуя понял для себя важную вещь, и стал смотреть на происходящее по-другому.
В тот вечер в доме Огая появился новый портрет хозяина, который тот увидит еще не скоро.
В тот вечер, когда Чуя его переодевал, Мори Огай был чертовски уставшим, но он не спал.
— Выспался? — спросил Чуя, когда Мори появился на кухне. Тот не ответил и лишь устало опустился на стул.
— Кофе, — первокурсник поставил чашку перед мужчиной. Остальной завтрак уже стоял на столе, поэтому Чуя решил, что пора уходить, ему почему-то было неудобно есть рядом с сенсеем. Несмотря на то, что они давно перешли на имена без суффиксов, да и оба были студентами.
— Куда пошел? Ты не будешь есть? — пока Чуя мешкался, его уже усадили за стол. Что ж, выбора не осталось.
Юноша сел и посмотрел на собеседника, что сидел напротив, и спокойно улыбался.
— Ешь, остынет, — сказал Мори. Почему-то Чуя послушался без колебаний, чувствуя, что на него все еще смотрят. Но и мужчина вскоре начал есть.
— Ты разве не работаешь сегодня?
— Зараженных все меньше, а в нашей клинике тем более, сейчас все стабильно, и мне дали отпуск. Однако в любой момент могут вызвать.
— Оу, это… Здорово, — сказал Чуя, но думал все о том, что курить теперь придется меньше, а лучше на время перестать. При и редких встречах год назад Мори все мозги поимел вдоль и поперек, Чуя зарекся курить при нем, и вроде как получалось, до предательства Осаму.
Скотина.
— Ты его вспоминаешь, Рыжик? Все еще переживаешь? — спросил Мори, заметив тень на лице собеседника.
— Хватит меня так называть, — проворчал Чуя, и повел плечом. — Да, вспомнился. Это тяжело, мы долго дружили, а потом и встречались. Он мог просто попросить, я бы помог, зачем поступать подобным образом? У меня просто в голове не укладывается, чертов Дазай! Еще и записку оставил, будто насмехаясь.
— Что ж, предлагаю терапию! Сегодня весь день просто лежим и смотрим фильмы! Все равно выходить нельзя. Я схожу в магазин и куплю еды, чего ты хочешь к фильму?
— Что угодно, — Чуя резко замолк. — Я был бы рад вину, на самом деле.
— Твоя любовь к алкоголю не отменяет того, что ты быстро пьянеешь, уверен?
— Да, и пицца была бы кстати, — замечает он совсем тихо, немного поджимая губы, и глядя в сторону. Мори смеется и уходит, предлагая пока выбрать фильм.
Они довольно долго уже жили вместе, но возможность разглядеть друг друга в домашней одежде появилась только этим утром. Увиденное им понравилось.
Как и совместный завтрак.
Как и день «ничегонеделанья», так его назвал Чуя. Они валялись на диване, ели и смеялись над тупостью героев в ужасах. А еще Чуя оказался несколько брезгливым, хотя Огай расчельненку оценил. «Качественно» только и сказал он, улыбаясь, глядя, как Чуя морщится, но взгляд не отводит.
В этот день они говорили больше обычного, узнавая друг друга лучше. А спустя половину бутылки, ближе к вечеру, Чуя заснул на плече Мори.
Последний, к слову, не дышал половину фильма, что ж, еще один неожиданный факт: пьяный Чуя любит физический контакт, сначала он взял Мори за руку, затем положил голову ему на плечо, а в завершение, и ногу закинул. Так и спал, не чувствуя как нежно играют с его волосами, как трепетно касаются скулы и губ, немного оттягивая нижнюю. Как встряхивают головой, отгоняя наваждение, с каким трудом не будят поцелуем. С каким восторгом поднимают на руки, желая переложить в спальню.
Чуя Накахара не знал, что вчерашний, еще не спрятанный к остальным, рисунок видят, не знал, что эта картина вызывает дикий восторг у всегда циничного человека, в сети которого он попал.
Чуя Накахара не знал и не узнает, куда пропало прощальное письмо Дазая Осаму. И лишь пепельница ненадолго сохранит чуть больше пепла, чем там было оставлено первокурсником. Все потому, что художник должен страдать, а Огай покажет, что страдать можно с удовольствием и не в одиночестве.